Дина Рубина - Сквозь сеточку шляпы (сборник)

• Название: Сквозь сеточку шляпы (сборник)
• Автор: Дина Рубина
• Жанр: Русское современное
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-699-95815-3

В 2004–2005 годах Дина Рубина много путешествует. Результат этого – многочисленные рассказы, путевые очерки, повести. Гений места и талант писателя соединяются в них в таком дивном единстве, что перед нами возникает та редкая и в большинстве случаев невозможная слитность душ, результатом которой всегда является рождение. Рождение новой точки на карте мира, рождение новой эмоции в пространстве души, рождение нового географического наименования в литературе. Пожалуй, в отечественной словесности нет равных Дине Рубиной по мастерству поэтических формул городов, местечек, стран, национальных языков: голландский – «отрывистые, рубленые звуки – хруст корабельных мачт, стук топоров, харканье усталых плотников», немецкий – «мягкий, полнозвучный, рокочущий – то остроконечный и шпилевый, то оплетающий язык серпантином, то убегающий в перспективу, то закругленный и вьющийся, как локон, – целый рой порхающих бабочек в гортани! – великолепно оркестрованный язык».

---

Дина Рубина Сквозь сеточку шляпы (сборник)

© Рубина Д., 2017

© Николаева Ю., иллюстрация на переплете, 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

* * *

Предисловие

Принято говорить, что каждый город – во всяком случае, тот, чье имя на слуху у человека любой государственной принадлежности, – имеет свой неповторимый характер, душу и язык, на котором он обращается к приезжим и к своим обитателям. То есть то, что еще в древности называлось «гением места».

Об этом самом «гении места», а иными словами, духе, душе города написано множество книг, которые все равно ничего толком не объясняют, ибо обращены к любознательности путешественника; а любознательность питается фактами и датами, а отнюдь не розовым отблеском утреннего света, что скользит по головам почерневших от времени статуй Карлова моста.

Я же всю жизнь гоняюсь именно за этим: за шелестом мокрых деревьев, за утренним говорком неизвестной местной птички, за непривычной кладкой булыжников на крошечной площади… за грустноватым выражением слуховых оконец где-нибудь в старых приземистых домах Малой страны.

Исходя из этих моих предпочтений, а также из суммы добытых, застигнутых, извлеченных из воздуха и окрестного пространства невесомых трофеев, годных разве что для литературы, Прага – или, что одно и то же, ее душа – отзывается моей душе гораздо теплее, ярче, нежнее, чем остальные города (за исключением, конечно, Иерусалима; но у этого места не одна, а сразу несколько огнедышащих душ, – как голов у дракона, и точно так же, как у дракона, на месте срубленной жадно вырастает другая).

Я полагаю, об этом дуэте, об упоительном и всегда индивидуальном танце великой души города с частной и преходящей душой человека только и стоит писать, если берешься описывать перемещения в пространстве.

Многое в этом решает личность художника, писателя, философа – род занятий не важен, важна скорее судьбинная глубина, – с именем которого связано и имя города. Чаще всего эта связь является нам в коммерческой суете и расхожих символах вроде облика Франца Кафки на футболках, чашках и брелоках… Это – оборотная сторона подлинной славы: то, что Франц Кафка родился и жил в Праге, знает и тот, кто романов его не читал и прочесть не в состоянии.

Отправляясь в Прагу, ты готов к мельтешению этих торговых марок.

Но есть иные встречи, удивительные, будто подстроенные судьбой: так я с томиком писем Ван-Гога оказалась на вилле в Сен-Дени, маленьком городке в Провансе, рядом с психиатрической лечебницей, где закончил свои дни великий художник. И вот тут уже ты, с изрядной долей страха, ощущаешь диалог не с местностью, а с куда более ирреальными силами.

Камертоном настроения любой «новеллы странствий» служит, как правило, какая-либо сцена, часто неожиданная, наблюдать которую тебе случайно привелось. Так, исходив Прагу, вдоволь напитавшись красотой ее фасадов и крыш, заполнив несколько блокнотов, писать о ней всерьез я захотела лишь после того, как увидела на Карловом мосту небольшую толпу слушателей заурядного джаз-банда; лицо одной пожилой, мечтательно зажмурившейся туристки и тихое покачивание ее в такт музыке послужило тем толчком, тем внутренним импульсом, которого всегда ждет писатель, приступая к работе.

И еще в моих путешествиях есть одна особенность: тогда, когда поездка предусматривает «разведку боем», то есть подготовку к написанию книги, – провидение, или как там его назвать, мой литературный ангел, – короче, кто-то там по моей профессиональной части – всегда посылает мне в помощь достойного проводника. Не могу забыть, как, составив маршрут по Испании и уже заказав билеты, я вдруг поняла, что эта туристическая, по сути, поездка ничем мне помочь не сможет. Ведь испанцы, в отличие от многих прочих европейских народов, по-английски почти не говорят. И значит, уготована мне участь обычного туриста, которому страна открывается исключительно глянцевой стороной путеводителей.

И вдруг – за два дня до отъезда – получаю письмо на адрес своего сайта. Письмо женщины, полуиспанки, полурусской, родившейся в Москве, которую мать и бабушка увезли после окончания школы в Севилью, где она и живет до сих пор. Она писала по прочтении одного из моих романов; приглашала приехать, уверяла, что если когда-нибудь мне захочется побывать в Испании… что если когда-нибудь приведет судьба…

«Дорогая Лола! – написала я ей в ответ, – в Испанию меня приведет судьба послезавтра…»

И милая Лола приехала из Севильи к нам в Кордову, и мы провели вместе замечательный день, а потом еще год переписывались с ней, так что роман «Белая голубка Кордовы» своими реалиями сугубо частной испанской жизни – до которой очень редко добираются туристы – во многом обязан именно ей, Лоле Диас.

И наконец, самое главное, самое сокровенное: любое путешествие таит неожиданную встречу с соотечественниками, которых разметало по всему свету, за душой у которых обязательно есть новелла о жизни, о перенесенных трудностях, о победе над судьбой или о поражении. А иногда… иногда ты встречаешь настоящий перл уникального сюжета. И выслушав героя, и расставшись с ним, унося в блокнотике несколько заветных страниц для будущего рассказа, повести, новеллы, ты в очередной раз мысленно благодаришь провидение, литературного ангела, – короче, кого-то там по моей профессиональной части, – чье старательное воображение никогда не оскудевает, чьи усилия никогда не пропадают даром.

Дина Рубина

Рассказы

Иерусалимцы

Мне повезло – меня судили за писательство. За слишком удачное изображение одного из героев. Его все узнали, поднялся скандал… Мой адвокат приложил немало усилий, чтобы убедить меня написать предуведомление – из тех, знаете, трусливых книксенов обывателю: «Любое совпадение имен, ситуаций, фактов…» – в которых приседают те, кто послабее хребтом. Я отказалась, и суд был назначен. Редкому писателю привалит такое счастье на творческом пути.

После того как меня судили и оправдали, я собралась написать когда-нибудь абсолютно вымышленную, фантасмагорическую повесть с невероятными, никогда не существовавшими людьми, с коллизиями, в которых только сумасшедший увидит посягательство на окружающую жизнь. И предварить эту бесстыдную выдумку такими словами:

«Все имена героев и события этого романа подлинны и документальны.

Автор готов подписаться под каждым словом всех этих ублюдков, кретинов, мошенников и карьеристов.

Автор не боится судебного иска, тюрьмы, ножа и удавки, людской благодарности и адова пекла, потому что наша прекрасная жизнь и есть – адово пекло.

Автор ни черта не боится.

Автору наплевать».

И это была бы очень иерусалимская книжка.

Любой честный литератор относится к своей стране как к возлюбленной шлюхе, с которой нет сил расстаться. Я не исключение, но кроме всех других нелепых привязанностей у меня здесь есть Иерусалим.

Иногда вечером я выезжаю в центр Иерусалима… Еще не меркнет свет, но воздух уплотняется, а мерцающий мягкий известняк домов начинает отдавать жар дневного солнца… Свежеет… У меня поднимается вечно низкое давление, и душа наполняется если не весельем, то, скажем так, оживлением…

Теплый весенний вечер в Иерусалиме, в районе Нахалат-Шива, на улице Йоэль Соломон…

Я выбираю где сесть – на крошечной площади, куда вынесены из траттории пять-шесть столов под клетчатыми красно-белыми скатертями, – сажусь лицом к проходящей публике, заказываю кофе или пива и смотрю…

Писатель всегда – джентльмен в поисках сюжета. Всегда гонишься за хвостом фразы, за вибрацией голоса, за интонацией – боли, нежности, счастья… Хватаешь это и – в карман. Пусть полежит, это товар не скоропортящийся. Наоборот, его полезно настаивать, как рябиновку.

…И вот небо над крышами старого дома напротив становится цвета яблочной кожуры; над коньком крыши всплывает – в зависимости от недели месяца – либо турецкая туфелька, либо полнолунный диск, либо обсосанный кусок колотого сахара… Потом небеса густеют и неудержимо сливаются с цветом синих железных ставней, а сам дом начинает светиться и таять, как кубик рафинада в стакане чая.

Зажигаются фонари, и в этом театрально-желтом свете передо мной туда-сюда шляются туристы, влюбленные парочки, несколько городских сумасшедших, знаменитый одноногий нищий на костыле по кличке Капитан Сильвер, чокнутый русский юморист Юлиан Безродный в майке и трусах, дети, наперсточники, чинные религиозные семьи, юные обалдуи и юркие карманники…

Если долго сидеть, то в какой-то момент начинает казаться, что ты присутствуешь на репетиции некой пьесы и придирчивый режиссер без конца гоняет по просцениуму одну и ту же массовку…

Вот плывет зеленая шляпка на даме по прозвищу Халхофа. Когда-то она подрабатывала экскурсоводом, водила туристов и, представляете, с этим своим акцентом рассказывала о распятии Иисуса: «Халхофа! О, Халхофа!»