Братья Швальнеры - Тухачевский против зомби. X-files: секретные материалы советской власти

• Название: Тухачевский против зомби. X-files: секретные материалы советской власти
• Автор: Братья Швальнеры
• Жанр: Альтернативная история

Маршал Тухачевский войдет в историю как великий полководец и герой Гражданской войны 1918—1920 годов. Одной из самых интересных и в то же время мрачных страниц в его биографии станет подавление Тамбовского восстания крестьян 1920 года. Мало кто знает, что в действительности его соперниками в том бою были не тамбовские крестьяне, а… зомби! Герой фантастического романа – «попаданец» – переносится в то время и становится очевидцем и участником событий! Сможет ли маршал одержать верх в неравном бою?

---

– То-то же, – ухмыльнулась бабища, только что стращавшая селян и потому приписавшая заслугу преломления народного недовольства на свой счет.

Мужики удалились, не позвав Никиту с собой. В последнем же говорило похмелье – выпитое вчера давало о себе знать. В такие моменты, и это Никита давно за собой приметил, несмотря на юный возраст, животные инстинкты берут верх – разум включается, но чуть позже. И надо же, как не вовремя появилась эта девица – Катасонова – и надо же, до чего по нраву пришлась она ему всей своей статью, что он волей-неволей поплелся за ней. Идти старался незаметно – прячась то за деревья, то за кусты. Сложно сказать, о чем он думал в эту минуту – будь он в своей привычной жизни, нипочем не стал бы преследовать малознакомую девушку со вполне понятными намерениями, будь она хоть сестрой Клеопатры. А здесь – то ли он не осознавал всей серьезности положения, в котором оказался, то ли не до конца верил в реальность всего происходящего. Как бы там ни было, поплелся он как телок за молодой вдовицей – а она, по мере удаления от центра села, все прибавляла шагу да петляла, петляла – так, что не пойми куда и шла. Не думал об этом Никита – он сейчас вообще ни о чем не мог думать, кроме одного…

Так дошли они вдвоем до леса – того самого, в который Никита вчера вошел… на свою голову. При виде знакомой чащобы он недовольно поморщился – дурные воспоминания вызывало у него ее давешнее посещение. Но инстинкт снова одержал верх над разумом – дождавшись, пока она зайдет вглубь леса, но стараясь не сильно шуметь и не подавать вида, отрываясь на максимально допустимое расстояние, полез Никита вслед за своей добычей. Метр за метром, кустик за кустиком, с шорохом и треском ломающихся веток, пробираясь через сухой валежник, вдруг заметил он, что потерял ее. Прислушался – тишина стояла кругом. А ее и впрямь – словно тут и не было. И тут догадался он – раздвинул кусты и увидал там свою цель. Да только не одну.

На расстоянии метров десяти от него – так, что не услышать еще можно, а уж не увидеть точно не получится (благо, она не оборачивалась достаточно долго) – юная вдова жарко целовала какого-то маленького розовощекого человека в военном без погон. Рядом стояла его лошадь. Стоило же ей оторваться от губ любовника, как Никита – студент-историк – узнал его. Узнал по фотографии, виденной в Интернете. Это был Александр Антонов, бывший начальник местной уездной милиции и вожак крестьянского восстания, которое, судя по обстановке, вот-вот вспыхнет. Невысокий, с неестественно розовыми щеками, за что еще в бытность эсером – каторжанином при царе получил прозвище «Румяный», Антонов своими маленькими, но жилистыми и сильными руками обнимал и гладил податливое и мягкое тело своей визави. Никита обомлел от страха, но глаз оторвать не мог.

– Ну что, была на собрании?

– Была, – тяжело, опуская глаза, отвечала Наталья.

– И что?

– Сказали сто тысяч пудов сегодня же сдать, иначе заложников постреляют.

– Шакалы… А мужики чего?

– Не знаю, у Квасцова чего-то кучкуются.

– Ладно, скажешь им, чтоб сегодня же приходили ночью ко мне сюда, будем думать.

– А чего тут думать-то, Саша? Восставать надо, любой понимает. Оголодят народ-то, околеем в зиму все. Засуха ведь была, сам же знаешь, ничего не собрали толком…

– Восставать?! – он было повысил голос, но она жестом остановила его. – Против власти? Против целого государства? Это как?

– А что ж, молча помирать прикажешь?

Антонов почесал лоб.

– Ладно, скажешь мужикам, пусть приходят, может чего и надумаем.

– Да вот еще…

– Чего?

– Бабы в селе говорят, будто к банде Бербешкина ты прибился и с ними теперь промышляешь…

– Я? С бандитом? Совсем ошалели?

– Да то ж не они, а этот чекист, Рожкалнс. У Клавки у Семеновой корову со двора свели, она жаловаться пошла, а чекист ей и сказал – мол, украл Бербешкин, а Антонов ему помогает, потому ищи ветра в поле…

– Брехло, – сплюнул под ноги Антонов. —Ну ладно, с этим мы разберемся… А пока, – с этими словами он снова жарко прильнул к своей подруге. Ноги под ними подкосились, и оба упали, жестоко хрустя ветками, на сырую лесную землю…

Воспользовавшись замешательством, Никита сначала потихоньку, на мягких лапах, выбрался из чащи, а уж потом припустил во весь опор до дедова дома. Желание плотской любви пропало начисто. В голове раскаленным гвоздем сидела одна мысль – надо во что бы то ни стало предотвратить восстание. От мыслей о том, что в ходе его погибнет по всей Тамбовской губернии свыше ста тысяч человек, что следствием его станут первые советские концлагеря и здесь впервые в истории страны государство применит против своих же граждан химическое оружие, у Никиты холодело внутри. И вот сейчас, он – очевидец, он на пороге этих трагических событий. Надо сделать все, чтобы повернуть вспять течение реки времени. Уж ему-то – человеку просвещенного XXI века – это точно удастся. Если, конечно, все, что он видит и в чем принимает участие – не сон…

Опрометью прибежав к дому деда, он увидел возле ворот нескольких привязанных коней – значит, в доме был народ. Подбежал к двери, дернул что было сил за ручку – заперто. Постучал, дернул еще раз – то же самое. Подбежал к окну, всмотрелся в силуэты в светлице – люди внутри о чем-то разговаривали, слышался голос деда. Содержание разговора было не разобрать, но сейчас не до этого… Постучал в окно. На время голоса в избе затихли. Дед на цыпочках подошел к окну и посмотрел с обратной стороны. Увидев внука, выдохнул с облегчением:

– Чего тебе?

– Дед, открой, поговорить надо!

– Потом поговорим, люди у меня.

– Да открой же, это важно!

– Погоди…

Пару минут спустя дверь в избу отворилась, изнутри стали выходить люди – Квасцов с сыном, еще мужики, соседи.

– Дед, хлеб надо сдать…

– Надо – сдадим, – отмахнулся дед. Никита стал говорить громче, ведь слова его были важны:

– Я серьезно! Надо сдать хлеб!

– Ты чего разорался?! Без тебя знаем, чего делать. Не для того мы спину гнули да засуху терпели, у детишек не лишний кусок отымали, чтоб сейчас этим чужеедам отдавать!

– Так постреляют же заложников!

– Не постреляют!

– А ну как, постреляют?!

– Побоятся. Нас вон сколько, а их человек пять. Мы их враз того!..

– Чего того?

– Шапками закидаем.

– Много вы закидываете… – опустил голову Никита.

– Чего это ты? Чего удумал-то?

– Это вы тут все чего-то удумали, причем нехорошее. И кончится все очень плохо, если сейчас хлеб не сдать.

– А сдать – с голоду передохнем.

– Не передохнем! Власть поможет, как-нибудь протянем зиму-то. А так – жертвы будут, и очень большие!

Мужики смотрели на него с опасением.

– Ладно, – махнул рукой дед. – Сдадим хлеб.

Внимание мужиков переключилось на него.

– Как же это, Степаныч? Как сдадим? А самим?

Тот в ответ махнул рукой и как-то заговорщицки подмигнул:

– Сдадим, только вот ангар отпереть надо, он у меня на засове, кто бы подмогнул? Никитка, может ты?

– Пойдем.

Когда подошли к ангару на заднем дворе – будучи ребенком и бывая у деда в гостях, Никита всегда видел этот ангар пустым, все хотел спросить у деда, для чего он предназначен, да вот все как-то было недосуг, – Никита первым стал двигать засов. И правда, тяжелый оказался. Только он хотел было обернуться, чтоб попросить о помощи кого-нибудь из крепких ребят, как… что-то тяжелое опустилось на его затылок. Слабость во всем теле, крепки руки деда, несущие его куда-то, звук его родного голоса:

– Пущай пока тут полежит, а то не натворил бы делов!

А потом – глубокий сон на несколько часов…

Очнулся он, когда начало смеркаться. Едва порозовела линия горизонта, и солнце ударило в утлое окошко избы тем предвечерним, ярким, тяжелым светом, каким обычно бьет в этот час – как глаза Никиты открылись. Он смутно помнил все, что происходило накануне, но в том, что все это происходит с ним, уже не сомневался – от удара жутко болела голова, и это было доказательством реальности происходящего. Юноша встал на ноги – немного штормило. Надо было выбираться отсюда, чтобы сообщить людям страшную весть о том, что их ждет.

Бросился к двери – заперто. Сидеть тут было нельзя. Кинулся к окну, открыл его и со всех ног кинулся к сушильному амбару. Эх, думал он, только бы заложников расстрелять не успели…

У амбара снова собралась вся деревня. Пока все напоминало «стояние на Угре» – крестьяне с пустыми руками и пустыми же глазами стояли напротив продотрядовцев, ожидая первого слова. Те тоже не хотели первыми начинать диалог. Наконец, слово вновь взяла все та же буйная баба:

– Ну и что? Где хлеб?

– Мы это, – замямлил кто-то в толпе, что еще сильнее ее разозлило.

– Чего «Это»?! Где хлеб?