Игорь Соколов - Ураган. Роман в стихах и в прозе

• Название: Ураган. Роман в стихах и в прозе
• Автор: Игорь Соколов
• Жанр: Современные любовные романы

В мировой литературе не существует аналогов такого жанра, как роман в стихах и в прозе. Исключение составляют средневековая японская проза и проза немецких поэтов-романтиков. Символ романа – ураган как злая стихия, проносящаяся по судьбам героев, создавая причудливую и необычную в своей красоте и ужасе драму. Образ грешного священнослужителя не имеет под собой никаких намеков и идей. Роман раскрывает собой всеобщую грешность и кризис человеческой души в смутное время.

---

Ураган Роман в стихах и в прозе Игорь Соколов

Блаженные изгнанные за правду,

ибо их есть Царство небесное.

И. Х. – Евангелие от Матфея 5—10

Дизайнер обложки Игорь Павлович Соколов

Иллюстратор Альфонс Муха

© Игорь Соколов, 2017

© Игорь Павлович Соколов, дизайн обложки, 2017

© Альфонс Муха, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4474-1226-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Страшно грохочет небо, и на землю разъяренным чудовищем бросается ураган… Он уничтожает все и выметает отсюда как ненужное барахло… летят вывороченные с корнем деревья, обломки домов, чьи-то уже обезображенные трупы… А вместе с ними улетает и твоя любовь…

Еще вчера ты ее обнимал. Целовал, строил планы, подсчитывал расходы на свадьбу и предстоящее путешествие на юг, к морю…

Она заразительно смеялась, ее глаза сверкали, как у любопытного ребенка, и вся жизнь с нею открывалась легким и волшебным сиянием… лицо, подобное солнцу, освещало одну доброту… И все!..

Сколько дней и ночей ты проплавал в этом счастье?!. Сколько раз ты обладал ею и проваливался в сладкий сон забытья?! Сколько чувств и откровений порождала она одним своим существованием?!

И сколько всего осталось там, в прошлом?!

Теперь ее уже нет, нет в самом буквальном смысле этого слова…

Конечно, что-то все-таки осталось, но лучше бы этого не было никогда. Обезображенное лицо, тело, лишенное двух рук и одной ноги, какой-то странный и до ужаса неузнаваемый горбун в инвалидной коляске…

Вот это она и есть! И лучше бы ее не было! Это она и сама сказала, но она была, как было и твое клятвенное обещание связать свою судьбу с нею, с той, которая когда-то была, сияла, как солнце и обвораживала, как сказка. И ты исполнил свое обещание! Это то ли совесть, то ли жалость заговорила в тебе… Правда, ты долго мучился и оттягивал свое решение. Да и вои родители, как и ее родители, отговаривали тебя! И она сама грустно плакала и просила забыть ее. Конечно, тебе легче было навсегда забыть ее беспомощное, уродливое тело вместе со своим уже ненужным обещанием, но ты был горд, ты поистине чувствовал себя героем, жертвой, мессией. И кем-то еще… Чуть ли не Богом!

И ты женился! И все стали гордиться тобой! Один раз тебя даже показали по телевизору! Смотрите, какой геройский мужик! Невеста стала инвалидом, а он все равно женился и вроде бы счастлив!

Скудоумные, как ты ненавидел себя и ее в эту минуту! И еще никто не знал, что делал ты с ней в полном одиночестве, в закрытой квартире, как ты ее мучил и заставлял проливать слезы от твоих постоянных оскорблений, которые теперь, как пули, вылетали из тебя, когда ты уставал смотреть на ее изуродованное тельце… Когда она мочилась и гадила, тебе приходилось придерживать ее над унитазом, и никто не ведал, даже она, какая буря негодования и брезгливости выворачивала всю твою Душу наизнанку!

Бедняжка, конечно, ужасно стыдилась всего этого, порой даже плакала, но постепенно и это вошло в привычку…

С отсутствующим лицом смотрел ты, как она опорожняет свой кишечник, и уже не столько от стыда, сколько по привычке прячет от тебя свое обезображенное лицо.

Свернутая набок челюсть, губы, сползшие куда-то вправо и постоянно выражавши собой кривую усмешку судьбы, приплюснутый нос, отказавшийся от каких бы ни было форм, и глаза, как будто навсегда вылезшие из орбит и косящие куда попало, все в ней было искалечено и свернуто навсегда… к какой-то чертовой матери. Возможно, что где-то в глубине души она еще надеялась на какую-нибудь пластическую операцию, на какие-нибудь фантастические протезы или еще что-нибудь, а ты ее просто беззастенчиво ругал, крыл последними словами и, быть может, хоть этим себе облегчал бедную душу.

Мысль о какой-нибудь случайной и все же заранее подготовленной смерти жены посетила тебя совсем внезапно в книжном магазине, когда ты наткнулся на книгу о ядах… Правда, ничего практического в ней не было, всего лишь только жалкое описание травли великих людей. Да уж, древние лекари знали в этом толк. Они любили отправлять на тот свет своих королей быстро и незаметно…

Однако яды, которые они использовали, для наших времен совершенно никуда не годились! При любом вскрытии эти яды могли быть легко обнаружены в крови и моче отравленной тобой жертвы, а поэтому и не могли быть использованы тобою по назначению. И все-таки интуиция подсказывала тебе, что были и более хитрые яды, которые могли быть вообще невидимы… Именно такие яды применяли спецслужбы в борьбе со своими врагами. Но. К сожалению, все они были за семью печатями.

Лишь через несколько дней с помощью одного знакомого химика ты приобрел сравнительную таблицу ядов с их названиями, способом изготовления и описанием действия. Это было что-то необыкновенное! С помощью какого-то маленького клочка бумаги ты мог отправить к праотцам кого угодно! Это было похоже на сказку, но на сказку для сумасшедшего. Может, поэтому ты продержал у себя этот несчастный клочок несколько дней, проведя их в мучительных раздумьях, пока, наконец, не нашел в себе силы и не сжег его как самое сомнительное средство своего освобождения! И действительно, ты мог с ней просто развестись, отдать бедняжку назад ее родителям, но это тоже не входило в твои планы! Ведь ты прилюдно клялся в любви к этому однорукому страшилищу, говорил, что счастлив можешь быть только с нею, и потом тебя даже по телевизору показывали, и стал чем-то вроде национального героя. Поэтому путей назад ты совершенно не видел, т. е. они были, но тебе уже было стыдно признаться в своем отвращении к этой безобразной каракатице. Ведь никто тебя за язык не тянул, к тому же тебе очень хотелось быть благородным, а потом ты все еще помнил ее красоту и никак не мог поверить, что это все, что осталось от нее. И поэтому ты стал прости и незаметно для всех изучать этот бесформенный кусок мяса для того, чтобы быть может внезапно извлечь из него, как в сказке, притаившуюся и всеми забытую красавицу. А может быть, ты хотел в ней разыскать тот лучезарный и бодрящий смех, тот жизнерадостный и все оживляющий характер?! Мучил ее какими-то бестолковыми вопросами о вашем канувшем прошлом, о ее навсегда улетучившейся красоте.

– Как корова языком слизнула, – говорил ты, глядя на ее исковерканное ураганом лицо.

– О, искусник, о, тихоня, ведь ты ее не бил, ты просто изощрялся в словесах и ловил кайф, когда из ее бесформенного лица и такого же ненужного тельца вытекали огромные слезы, а сам ее при этом притворно утешал, гладил по голове, прижимал все ее безобразие к своему красивому лицу… к своей Божественной фигуре.

О, ты тогда торжествовал! Это был настоящий триумф красивого и благородного мужа над немощной женой – инвалидкой и уродиной. Это усиливало жалость к ней как к человеку и терпимость к ее приобретенному физическому уродству.

О, секс – о, волшебство!
О, тайна всех небесных превращений!

Ради секса она готова была прощать себе тебе любые обиды, даже самые ужасные оскорбления! Секс – эта единственная ниточка, которая еще связывала ее и тебя с утраченным прошлым.

В абсолютной пустоте, ночью, при спущенных занавесках ее кошмарное уродство приобретало космическую ирреальность…

Что-то глубоко горячее и вечное, и неподвластное уму овладело всем твоим существом, вырываясь из ее неповрежденных недр вперед к твоему вожделеющему естеству, к твоему натянутому нерву…

Именно в эти самые минуты она вдруг начинала неистово и жарко шептать: «Ах, миленький мой! Сладенький!» Что-то теплое, материнское, доброе просыпалось в ней тогда, и ты уже слышал интонацию ее далекой светлой красоты… о, какая живая и трогательная была она тогда.

И лишь под утро, когда рассветало и когда ее уродство снова приобретало видимые очертания, ты снова становился угрюмым и печальным и снова отдалялся от нее.

Но она была бесконечно тебе благодарна, она готова была тебе все простить, и ты это чувствовал, и тебе было стыдно.

И стоило ей тебя только на словах простить, как снова ты начинал мучить ее уже с новой безумной силою… Пока вы оба не задыхались от собственного зла и непролитой желчи…, пока она одной своей единственной ручкой, сжатой в кулак, не начинала бить тебя, куда попало, а ты, чем-то страшно довольный и радостный, давал ей бить себя до тех пор, пока она сама не приходила в себя и снова не плакала.

А потом в каком-то диком упоении она подползала к тебе, как побитая и скулящая собака, и облизывала кровь с твоих разбитых губ… И вот именно этими минутами боли с наслаждением, радостью и с испугом и отчаяньем ты больше всего дорожил на свете.

Ты мучил ее, чтоб любить…
Унижал, чтобы ввысь подниматься…
Делал больно, чтоб ближе была
И дороже всякой мечты…

Но реальность оставалась темной… Ощущения, чувства – все заглушалось ее неустранимым и вечно бросающимся в глаза уродством…