Татьяна Щербинина - Дорога, которой нет

• Название: Дорога, которой нет
• Автор: Татьяна Щербинина
• Жанр: Поэзия
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-4329-0097-5

Перед вами третья книга Татьяны Щербининой, в которую вошли новые стихи, написанные за последние пять лет.

Дорога, которой нет… Мы все идём по ней. Иногда очень хочется вернуть прошлое, своё детство и юность, ушедших от нас родителей, дедушек и бабушек, оказаться снова в большой и дружной стране, где мы росли. Воскресить уникальный, исчезающий мир русской деревни. Мы понимаем, что это невозможно. И всё же…

Дорога, которой нет… – это наши воспоминания, песни, стихи. Это наша память. Это Россия, огромное пространство, на большей части которого нет нормальных дорог, но там живут замечательные люди, которые надеются, верят, работают и любят такую неудобную для жизни, трудную и прекрасную страну.

---

Татьяна Щербинина Дорога, которой нет

Берег

Смотрю на горячие травы и глаз не могу отвести,
мой берег заброшенный, правый, –
                              высокий, до неба почти,
как песня старинная, длинный (Россия –
                              судьба набекрень!),
лишь брёвна, да ржавая глина,
                              да тени родных деревень.
От светлого хочется плакать
                              (Кого ж тут спасёт красота?),
но красный ободранный бакен плывёт,
                              не покинув поста.
Стою на последнем пароме, смотрю на далёкий угор,
где мамин зелёненький домик, и ласточки
                              режут простор.
Я знаю: мгновенье – и снова огромный
                              потянет магнит,
песчаною низкой подковой обхватит,
                              сожмёт, полонит
тот, левый, – большая дорога, зудящая масса людей,
там тоже живётся убого, но чуточку всё ж веселей.

На палубе ветер противный, коричнево волны кипят,
смотрю и смотрю неотрывно, пока ещё можно, назад.
Штыками оставшихся елей небес охраняя гранит,
мой правый, не сдавшийся, берег,
как Брестская крепость, стоит.

Два прадеда

История – тёмное дело.
По воле судьбы у меня
Два прадеда – «красный» и «белый»,
Два сердца, два грозных огня.

Один – голоштанный Петруха,
Мечтатель, подвешен язык.
Плевались по Тойме старухи
Вослед: «Сотона, большевик!»

Смотрел он сурово и жёстко,
Но совесть, как видно, была:
Ушёл, не стерпев продразвёрстки,
На фронт из родного села

И сгинул в кипящем пространстве,
Оставив детей и жену,
«От голода и от тиранства»
У белополяков в плену.

Второй не рассказывал байки.
С холодным азартом в глазах
Лупил комиссаров нагайкой
Упрямый уральский казак

И также безвременно сгинул
В степи, посреди ковыля,
Прадедушка Фёдор Щербинин –
За веру, за Русь, за царя.

Не знаю я, кто из них прав был.
Теперь до скончания дней
Два прадеда – «белый» и «красный» –
Отчаянно спорят во мне.

Свинцом да железом калёным
История нам воздаёт.
Свеча у разбитой иконы.
Россия. Семнадцатый год…

По дороге в Тойму

Кусочек лакомый – земля
лежит на блюде.
Не плачь о брошенных полях,
поплачь о людях.

Не одолела их война,
жизнь не сломила.
Остались только имена:
Иван, Людмила.

В траве осевшие кресты
без всякой веры,
ушедший в землю монастырь,
высокий берег.

А мне всё блазнится: форсист,
душа наружу,
в деревне русской гармонист
поёт «Катюшу».

Время песка

Это время песка, изумрудных больших стрекоз,
время нежного ветра и лютиков золотых.
С вечернего неба белый капает воск –
или просто бабочки у воды?
Голос кукушки – чётко, издалека,
спокойный, сладкий, словно небытиё.
Слишком быстро мелеет эта река,
а с нею – сердце твоё.
Всё громче стрекочут в полдень цветы,
вышивают ромашки скромный узор.
Здесь страдали предки, но хочешь ты
быть счастливой – наперекор.
И пока заката горит стрела,
идёшь по песку в купальнике чуть сыром.
Зеленоглазый овод вьётся вокруг бедра,
опьянённый твоим теплом…

«На берегу медлительной реки…»

На берегу медлительной реки
Ловлю мгновенья северного лета.
Стрекочет полдень. Травы высоки.
А завтра день – такой же, как и этот.
На берегу медлительной реки
Застывшие, как бронзовые Будды,
Два местных Чингачгука – рыбаки,
Забывшие о времени как будто.
На берегу медлительной реки
Скользят стрекозы у моей руки.
Течёт в прохладном зеркале молчанье.
Спят облака, упавшие на дно.
Повсюду и во всём растворено
Свободы равнодушное дыханье.

Вечер коня золотого купает…

Вечер коня золотого купает,
Ласковый слышится плеск.
Берег высокий. Вода голубая.
Белые камни небес.
Тёплая темень укутала ручей.
Ветер уткнулся в траву.
Мягкими иглами трогая тучи,
Древние пихты живут.
Мне б искупаться в ромашковом море,
Ясной умыться росой.
Снова стоит на знакомом угоре
Девочка с рыжей косой.
Детство моё где-то рядышком ходит,
Память – черёмухи вкус.
Дедушкин домик. Забытый колодец.
Чёрной смородины куст.
Кто же тихонько меня окликает?
Ягоды тают в руке.
Вечер коня золотого купает
В светлой небесной реке.

Дядя Саша

Там, за тёмной лесною гривой –
Позабытый «банный проспект»,
И лихачит, грохочет «Нива»
На дороге, которой нет.
На совхозных лугах усердно
Дядя Саша ставит стога,
Деревенский последний фермер,
Сын солдата, фронтовика.
Лето с каждым июлем жарче!
Дядя Саша к жаре привык.
Старый конь по имени Мальчик,
Два телёнка, корова, бык –
Больше нечем вроде бы хвастать.
А в округе дома пусты.
Незабудковой свежей краской
Скромно выкрашены кресты.
Над крестами шумят деревья,
И совсем не пугает смерть.
Чисто выкошена деревня –
Любо-дорого посмотреть!
Постояло бы только сухо,
Только б дождики не пошли…
Раскрасавица дочь Надюха
Укатила в Северодвинск.
Одинокий моргает бакен,
А моторки не тарахтят.
Здесь нельзя завести собаку –
Непременно волки съедят.
Здесь зимою тоскливо, скверно…
В непроглядную смотрит тьму
Дядя Саша – последний фермер.
Дай-то Бог здоровья ему.

Дикие девяностые

Память крючьями острыми
Тащит в объятия тьмы.
В дикие девяностые
Лиха хлебнули мы.
Речи лились заманчиво,
Крылья росли дерзки.
Но уходили мальчики
После Чечни в братки.
Ваши «морали» – мелочи.
Бизнес доступен всем!
Стройные интердевочки –
Члены ВЛКСМ.
Мельницы били крыльями
В наглой своей красе.
Разом деревни вымерли.
Встали заводы все.
Ваучеры песочные,
Громкие имена.
Сумочки-то челночные
Помнишь, моя страна?
Верить – совсем не главное,
Главное – видеть суть.
Водку нальют халявную,
Только проголосуй!
Выдюжили? Нет, выжили!
Видно, крепка кишка.
Эх, олигарху рыжему
Черти намнут бока!
Что ж тут творилось, Господи?
Боль, беспредел, беда.
Дикие девяностые,
огненная вода.

Мальчики

Сидят они, прижавшись скромно к стене,
планшетики, джинсы, китайские свитерки,
по-щенячьи тычутся в кабинет,
спрашивают: «Надо снимать носки?»
А в перекур гогочут дружной толпой,
трясётся деревянный военкомат…
Год рождения – 97-й,
эти цифры что-нибудь говорят?
Статистика – куда уж там веселей!
Из черепков не сложишь новой страны,
единственные дети из неполных семей,
мама с папой давно уж разведены.
«Отношение к спиртному?» –
                       «Нормально!» (такая жизнь)
«Куришь?.. Хватает на день?.. Как наркота?»
Но на вопрос: «Хотите ли вы служить?» –
большинство отвечает: «Да».
Старый психиатр, служака, исподтишка
в седые усы усмехается всякий раз,
когда на вопрос: «В какие хочешь войска?» –
какой-нибудь тощий очкарик твердит: «В спецназ»;
мол, лопату – в зубы, на шкуре своей сполна
прочувствуешь армейское бытиё…
Гопники, отчаянная шпана,
надежда России, будущее её,
слава и гордость… Так что же не по себе?
Смотрю им в глаза –
                  а в горле стоит комок.
Едва темнеет пух на верхней губе,
мальчики, дорогие…
…храни вас Бог!

19.01.14.

Зеркало

Это всё моё, отвергнутое моё,
сильнее, чем резус – упрямый огонь в крови.
В зеркале – взгляда угрюмое остриё:
«Разберусь сам!», «Подальше!» и «Отвали!»
Горькая грубость без удержи – по щеке!
В упор не узнаю свой автопортрет.
Неуклюжий вызов в каждой строке
всему миру сразу – в 17 лет
разве можно быть мрачным, несчастным, злым,
когда кипит капелью музыка крыш?
Можно. Только я помню тебя другим,
солнечный ёжик, ласковый мой малыш!
Какой же магией пройду сквозь стену твою?
Обнять крепко-крепко, горячие слезы вмиг:
«Понимаю… принимаю тебя, люблю!»
Подхожу и вместо этого говорю:
«Ты опять на проверку сегодня не сдал дневник».

Капля за каплей

Ты пойдёшь рубить лес,

а увидишь лишь пни.

Виктор Цой

Думаешь, она куда-нибудь убежит,
грязной посуды пагода на столе?
Капля за каплей из крана – чужая жизнь,
капля за каплей – бессмысленнее, быстрей…
Прыгаешь по льдинам застывших снов,
в лабиринтах молчания мотаешь нить.
По вечерам рисуешь дочке слонов,
а на сына ворчишь: «Пора бы бросить курить».
Капля за каплей – бессмысленнее, быстрей,
отчего-то на ровном месте споткнёшься вдруг.
Никотин опасен для лошадей,
но ещё опаснее – мотоплуг.
Где же твои далёкие города,
где же горы в ладонях небесных сфер?
Ладно, дети вырастут, и тогда
будут рифмы новые и размер…
пятидесятый, наверное, ой-ё-ёй,
список книг и времени океан…
Может быть, скорей сантехников позовём
и починим этот дурацкий кран?

Бессознательное