Максим Пулькин - Самосожжения старообрядцев (середина XVII–XIX в.)

• Название: Самосожжения старообрядцев (середина XVII–XIX в.)
• Автор: Максим Пулькин
• Жанр: Религия
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-91244-001-4

Исследование посвящено самосожжениям и другим формам ритуального суицида старообрядцев – малоизученному феномену религиозной жизни середины XVII–XIX вв. Преимущественное внимание уделяется богословским спорам старообрядческих наставников о «гарях», статистике и локализации самосожжений, обрядам, предшествующим «огненной смерти», а также памяти о мучениках, сохраняющейся на протяжении столетий среди сторонников и противников самосожжений. Основой для выводов послужили многочисленные опубликованные источники, а также документы (преимущественно следственные дела), обнаруженные в архивах Москвы, Санкт-Петербурга, Архангельска и Петрозаводска.

---

Слова авторитетного старообрядческого наставника, мощная, умелая пропаганда самосожжений и репрессивные меры правительства, которое многие современники, начиная с соловецких монахов, все чаще отождествляли с властью слуг Антихриста, сделали свое дело. Самосожжения распространились на обширной территории. В последнее десятилетие XVII в. по Европейскому Северу России прокатилась первая волна «гарей». Эта эпидемия смертей вызывала мистический страх. Некоторые современники объясняли распространение самосожжений действием колдовских чар. Так, в Шведской Карелии в этот период распространялся слух о том, что «если пепел погибшего на пожаре мученической смертью попадет в воду ручья, то все, кто выпьет эту воду, последуют за ним в огонь»[326]. Действительность превзошла самые мрачные ожидания и стала страшнее любых панических слухов. В Новгородском крае первое самосожжение состоялось в ночь с 9 на 10 марта 1682 г. в Ново-Торжском уезде. При этом погибло около полусотни человек[327], предводительствуемых местным попом. «Встревоженные власти послали в село Федово пристава, чтобы остановить дальнейшее распространение самосожиганий», но успеха это начинание не принесло. Местные крестьяне «спрятали священника и чуть не убили самого пристава»[328].

Начало трагическому ряду крупных самосожжений на Европейском Севере России положили «гари» в многочисленных старообрядческих поселениях Каргопольского уезда, в так называемых Дорах, подробно изученные Е.М. Юхименко[329]. Затем последовали такие крупнейшие в российской истории массовые самоубийства, как Палеостровские 1687 и 1688 гг. (в них, по старообрядческим данным, погибло до 4 тыс. человек) и Пудожская 1693 г. (более тысячи человек)[330]. В начальный период становления Раскола Поморье стало одним из центров «относительной безопасности» для старообрядцев. Здесь они пользовались широкой поддержкой населения. Как пишет авторитетный французский историк П. Паскаль, «в Кеми, куда в феврале 1669 года архимандрит Иосиф послал некоего монаха Иосифа служить по новым книгам, население бежало от него, как от антихриста; крестьяне покинули церковь, пономарь Яков Кивроев исчез, приходской священник Симеон бежал в Реболу». В Реболе, когда стрельцы вознамерились арестовать непокорного попа Симеона, «жители встретили их с топорами». В такой драматической обстановке новые «гари» становились неизбежными[331].

Вскоре волна самосожжений достигла Сибири. Эта огромная часть Российского государства стала местом ссылки для видных вождей раскола[332]. Репрессии в отношении старообрядцев приводили к их массовому бегству на окраины страны. Как справедливо пишет М.И. Лилеев, им «оставался только один выход: бежать на окраины, где надзор за ними все-таки был слабее, или за рубеж, что раскольники и делали. <…> При страшных преследованиях раскольники двинулись на окраины и за рубеж целыми толпами». Оставшиеся в родных краях «сожигались целыми сотнями в разных местностях»[333]. Настроения, существовавшие в старообрядческой среде в этот период, точно выразил современник событий Евфросин, изложивший в данном случае позицию самосожигателей: «лихо пришло время, николи такова не бывало, и кроме тово нет нигде места, только в огонь да в воду <…> в огонь да в воду только и уходу»[334].

Итак, под влиянием разных факторов в ссылку на окраины страны шли многочисленные «раскольники обычного ранга», массами уходили крестьяне-старообрядцы преимущественно из Соли Камской и Устюга. Масштабы переселений старообрядцев оказались настолько значительными, что к XVIII в. Урал, Алтайские горы и другие территории Сибири вскоре «стали крупнейшими центрами старообрядчества»[335]. Оппозиционность старообрядчества по отношению не только к вероисповедным, но и социальным изменениям в российском обществе приводила к тому, что «к талантливому проповеднику, коих всегда немало было в расколе, новообращенные сторонники стекались толпами»[336]. Наставники, проповедуя об Антихристе и его несомненном воцарении в мире, указывали «самое надежное и самое спасительное средство» борьбы с ним – «второе неоскверняемое огненное крещение»[337]. Результаты их проповедей видны из несложной статистики. В 1679 г. произошли первые самосожжения на территории современной Кемеровской области, в деревне Поломошная[338]. Волна «гарей» продвигалась быстро, настигая новые жертвы. В октябре 1687 г. произошло массовое самосожжение в Тюменском уезде, унесшее около 300 жизней[339]. В этом же году в Верхотурском уезде в огне погибло около 100 человек. В 1688 г. в своих домах в Тобольском уезде добровольно сожглись около 50 человек[340]. Сибирские самосожжения подробно описывали и высоко оценивали современники событий – старообрядческие историки. В 1720-х гг. один из видных старообрядческих наставников Семен Денисов считал эти крупные сибирские самосожжения окончательной победой православия над язычеством. По его мнению, Господь «прогна тьму идолобесия прахом благочестно огнем подвиг скончавших страдалцев»[341].

Но вскоре сибирские самосожжения прекратились на полстолетия, до тех пор, пока не появилось новое поколение решительных фанатиков-руководителей[342]. Первое из сибирских самосожжений, известных по документам XVIII в., относится к 1743 г. Оно произошло близ деревни Лепехиной, подчиненной ведению Белоярской судной избы[343]. Следующее крупное самосожжение здесь, в Тобольском уезде, состоялось после значительного перерыва-в 1751 г.

На Европейском Севере череда самосожжений не прерывалась на протяжении последней четверти XVII и всего XVIII в., а отдельные небольшие рецидивы «гарей» случались здесь вплоть до середины XIX в. Последнее самосожжение старообрядцев, произошедшее в 1860 г. в Каргопольском уезде Олонецкой губернии, унесло 14 жизней[344]. «Гари» повторялись на отдельных территориях Севера с ощутимой регулярностью. Начало положили небольшие самосожжения 1666 г., произошедшие в Вологодском уезде[345]. В разгар расследования причин и обстоятельств первой «гари» здесь произошло новое самосожжение: крестьянское семейство из семи человек по невыясненным причинам сгорело в «дехтярном струбе»[346]. Это скромное начало стало прологом более масштабной трагедии. С 1690 по 1753 г. в Верхнем Подвинье произошло 8 массовых самосожжений, в которых погибло 611 человек[347].

В Поморье идея «огненной смерти» нашла поддержку у весьма влиятельных и образованных проповедников – бывших соловецких монахов, чудом избежавших беспощадной расправы после взятия «честной обители» царскими войсками. В Соловецком монастыре в период восстания 1667–1676 гг. идеал страдания стал весьма популярным. При этом в ходе бунта произошел переход от идеи «пассивного страдания и непротивления насилию к практике вооруженной борьбы» против слуг Антихриста[348]. Постепенно идеи добровольного страдания и сопротивления власти слились воедино в учении о самосожжениях, которым почти всегда предшествовали столкновения с правительственными войсками. Протопоп Аввакум уверял своих учеников, что на «том» свете соловецкие монахи наказывают царя Алексея Михайловича за штурм православной святыни и их собственные страдания, «распиливая его тело и подвергая его другим мучениям»[349].

Но и на «этом» свете, в реальности, участие чудом спасшихся от казни соловецких монахов в борьбе против господствующей церкви вообще и в организации самосожжений, в частности, оставалось ощутимым. Известно, что Соловецкое восстание «оказало серьезное влияние на становление такой специфической формы антифеодального протеста конца XVII–XVIII вв., какой являлось старообрядчество»[350]. Авторитет соловецких страдальцев, заработанный в долгой и бескомпромиссной вооруженной борьбе за старую веру, в значительной степени повлиял на дальнейшее распространение учения о «самогубительной смерти». На эту закономерность первым обратил внимание еще в конце XVII в. старообрядческий писатель Семен Денисов в «Повести об осаде Соловецкого монастыря». Так, самосожжением 1693 г. в дер. Строкиной Пудожской волости руководил бывший соловецкий монах Иосиф Сухой. Сам он был убит во время перебранки с «гонителями», обязательно предшествующей «гари»: «от воинов, обличающ новины, их пулею устрелен». Его решительные сторонники все же довели до конца дело, начатое наставником: «огнем скончашася, числом суще яко тысяща двесте душ»[351]. Еще большую известность снискал соловецкий черный дьякон Игнатий Соловецкий[352]. Он стал наставником старообрядцев, захвативших в 1687 г. Палеостровский монастырь и 4 марта этого же года совершивших самосожжение в его стенах. Здесь погибло, по данным старообрядческого автора, 2700 человек. Он же перед смертью благословил следующее самосожжение 1688 г. в этой же обители. В 1687 г. обессмертил свое имя еще один соловецкий монах, «прелестный диакон и благоговейный инок» Еерман Коровка, организовавший самосожжение в дер. Березов наволок Кольского присуда. После гибели большинства соловецких монахов и их последователей самосожжения продолжались некоторое время по традиции, освященной мученической гибелью «за древлее благочестие» выдающихся старообрядческих проповедников и их последователей.