Александр Бабчинецкий - Иван III. Новгородское противление. Роман

• Название: Иван III. Новгородское противление. Роман
• Автор: Александр Бабчинецкий
• Жанр: Историческая проза

Несмотря на молодость, Иван III обладал умом настоящего политика. Чтобы показать Европе, насколько сильна Русь, он попытался присоединить к ней Казань. А в это время за спиной молодого царя Новгород вёл переговоры, надеясь с помощью польского и шведского оружия превратить город в оплот католицизма. Иван III собрал все свои силы воедино и в шелонской битве разгромил своих врагов. Не зря говорили, что Иван III был похож на Петра Великого: один был творцом, а второй – преобразователем России.

---

Иван III. Новгородское противление Роман Александр Бабчинецкий

От его поступков зависит

благоденствие страны.

Он ничего не выбирает в жизни,

а слушается выбора других.

И соблюдает выгоду народа.

(У. Шекспир. Гамлет.)

© Александр Бабчинецкий, 2017

ISBN 978-5-4485-2315-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Как незаметно подступает осень: почти мгновенно редеют яркие густолиственные рощи. В иных местах они проглядываются насквозь. Всё прозрачнее высокий свод небес, по которому с последними птичьими стадами, ослепительно белые, словно первый снег, проплывают высокие холодные облака. И вот уже косые дожди сбивают последнюю пожухлую листву с деревьев. А чуть позже среди рыжей травы под ногою хрустнет первая тонкая льдинка; и непрошенным утром неожиданный иней посеребрит бревенчатые тыны да голые макушки камней.

В Новгороде Великом и по сей день в трёх верстах к югу от города, на левом берегу реки Волхова, там, где он вытекает из Ильменского озера, стоит Юрьев монастырь, основанный ещё при Ярославе Мудром, и величественный Георгиевский собор. Неизвестный русский зодчий Пётр сумел придать мощному объёму собора характер законченного целого. И даже высокая прямоугольная башня с северо-западного угла, внутри которой расположена лестница, ведущая на пышные полати – хоры, не смотрится здесь чуждым элементом.

По дороге, робко крадущейся вдоль сплошной стены уже почерневшего осеннего леса, прямодушной походкой смело шагал странник. Некто сторонний мог бы заметить за спиной оного тощеватую котомку. Крепкой ладонью сжималась походная палка, которую путник ставил рядом с видавшими виды чоботами, сшитыми явно не местными сапожниками. В своё время они могли бы очень многое сказать о своём владельце, но теперь сдавленно помалкивали, переживая уже десятую молодость. Их обладатель тоже не вчера обнаружил на своей лысеющей голове, а также седеющих бороде и усах, богатство прожитых лет.

На вид этому человеку можно было бы дать лет за семьдесят, однако что-то подсказывало, будто он несколько моложе ожидаемого. «Да, – сказал бы тогда Сторонний. – Видать, мужчина прожил тяжёлую жизнь и получил от неё немало синяков и ссадин. Слава Богу, ещё хоть в живых остался»! Так продолжалось длительное время, ибо странник, наверняка, шёл не из Великого Новгорода, а из мест более отдалённых, поэтому и чувствовалась его усталость, добавочно усиленная недоеданием и недосыпанием. Однако всё когда-то кончается. Подошло к завершению и путешествие мужчины, который приблизился к монастырским воротам и несколько раз ударил в них кулаком.

Монастырь сей отражал особенности личности его основателя. Усилия руководителей были направлены на поддержание внешнего благочестия и безусловного послушания. Иноки находились под неусыпным наблюдением игумена и старательно следили друг за другом. В обители монастырская дисциплина смиряла энергию характера, сглаживала личные особенности, приучала к гибкости и податливости, а также вырабатывала людей, которые могли быть готовы поддержать и распространять идеи основателя монастыря.

«Вот где я по-настоящему отдохну! Трудно теперь представить, что не добрые люди могут возмутить здесь моё спокойствие, – подумал странник. – За этими стенами я проведу остаток своих дней, а для этого на исповеди открою настоятелю свою грешную душу, авось, он даст мне необходимое убежище».

И тогда уже с удвоенной решимостью дал знать о своём требовании. Вскоре долго желаемое исполнилось, как только послышался скрип открываемой калитки. Рядом с нею стоял монастырский служка. Оный при упоминании путником имени игумена знаком предложил следовать за ним. Навстречу им попался отряд таких же монастырских служек в шишаках1 и кольчугах. Они ехали шагом и пели псалом:

«Возлюблю тя, Господи, крепосте моя». Услыша священные слова, пришедший остановился, снял с головы поярковый грешневик2 и истово перекрестился, прошептав хваление Христу.

Блуждание по открытым и закрытым переходам монастыря уже были не утомительными после длительного похода к Божьей обители. Глаза не видели ничего кроме мельканий света и темноты. Но вскоре всё прекратилось, когда двое оказались возле с виду неприметной кельи, а после и вошли туда.

Престарелый игумен, с длинною седою бородой и кротким взглядом, в котором было совершенное неведение дел мирских, принял посетителя ласково.

– А ведь я знал, – воззрился настоятель на странника. – Знал, что ты обязательносюда придёшь.

– Неужто известия о моём отъезде были столь настойчивыми?

– Да, сын мой, – несколько раз кивнул головой игумен, – но мне постоянно грезилось, будто со дня на день ты будешь здесь.

– Так и случилось, святой отец. Пути Господни неисповедимы.

Внезапное молчание – спутник тишины – возникло с выходом служки из игуменской кельи.

– Ты, наверняка, голоден, коль скоро преодолел такой путь…

– Несомненно, святый, – сдавленно прошептал странник, – но для начала потребно побывать в храме, получить благословение от Господа нашего, Иисуса Христа.

Старик взглянул на него испытующим взором, насколько позволяли его добродушные глаза.

Странник теперь уже в одиночестве прошёл обратным путём и увидел церковь, взметнувшую многоглавые кресты к хмурым небесам. Ноги сами ступили вперёд.

Он вошёл в храм через притвор, место, где можно привести себя в порядок, подготовиться к общению с Богом, сосредоточиться, отбросив всё житейское, мелкое и суетное… Вошедший попал в обширное помещение храма – его среднюю часть, расположенную под куполом, откуда смотрит на людей Спас-Вседержитель. Странник сразу шагнул к преграде из икон, отгораживающей основной объём храма от его алтарной части. Именно иконостас имеет огромное значение в литургическом действии, а также в создании великолепного убранства храма, который был пока ещё торжественно-тихим. Мужчина осенил себя крестным знамением, однако не ставил в положенных местах горящие свечи во здравие или заупокой своих близких, а в скорбном молчании прикладывался к чтимым иконам. Храм уже был залит светом. В центральной его части из купола книзу спускался большой светильник со множеством огней – паникадило, а из куполов боковых приделов – светильники поменьше, называемые паникандилами. Горели, тихо потрескивая, свечи в подсвечниках, а лампады – у икон.

Лишь после поклонения иконам Христа и Пресвятой Богородицы пришедший остановился перед главной иконой Георгиевского собора – ликом святого Георгия. Он представлен был в рост с копьём в правой руке, согнутой и прижатой к груди, а также с мечом в ножнах в опущенной левой руке. Круглый щит помещался за левым плечом. Короткие волосы Георгия, завитые в тугие кудри, были стянуты княжеским венцом.

Губы мужчины страстно шептали благодарственную молитву покровителю путников и воинов. Порою слова молящегося становились непонятны стороннему, который мог лишь уловить нечто схожее с речью последователей Петра епископа3.

Ожидаемое возвращение наконец свершилось. Странник вернулся в келью игумена, который незамедлительно выпроводил служку, оставшись наедине с вошедшим.

– Наверняка вымаливал прощение у Спасителя и святого Георгия, – с лёгкой укоризной произнёс он последнему.

– Попеняй мне, Феодосий, я всё-таки чувствую вину перед Новгородом за презрение, выказанное ему.

– Не Новрогод ты предал, но покарал со всею справедливостью предателей государства и противников законного властителя, оному и помог быстрее наказать изменников.

На какое-то мгновение игумен смолк, молчал и пришедший к нему.

– Наверняка, ты бы хотел сохранить в тайне своё истинное имя. Не должно никому знать, дабы не могли никто из братии ненароком или вольно выказать его.

– Ты, как всегда, прав, отче.

– Премилостивый Боже, – продолжал со вздохом старик, – за великие грехи наши попустил ныне быть времени трудному. Не нам суемудрием человеческим судить об Его неисповедимом промысле. Когда Господь наводит на нас глады и телесные скорби, что нам остаётся, как не молиться и покориться Его светлой воле? Ушли в прошлое новгородские вольности, вытребованные великим князем, посланным от Бога. И держим поклонную голову не пред Иваном Васильевичем, а пред волею пославшего его. Вспомним пророческое слово: «Аще кая земля оправдится перед Богом, поставляем им царя и судью праведна и всякое подаёт благодеяние; аще же которая земля прегрешит пред Богом, и поставляет царя и судей не праведна, и наводит на тое землю вся злая». Останься у нас, сын мой; поживи с нами.

Когда придёт тебе пора ехать, я вкупе с братиею стану молиться, дабы где ты ни пойдёшь, Господь везде исправил бы путь твой! А теперь пройдём к трапезе. После духовной пищи не отвергнем телесной. У нас есть изрядные щуки, есть и караси; отведай нашего творогу, выпей с нами мёду черемхового во здравие государя и высокопреосвященного владыки.