Михаил Буканов - Картинки с ярмарки. Мусоргский отдыхает

• Название: Картинки с ярмарки. Мусоргский отдыхает
• Автор: Михаил Буканов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Книга воспоминаний Михаила Буканова охватывает значительный период в жизни как отдельного человека, так и советской страны.

---

Картинки с ярмарки. Мусоргский отдыхает Михаил Буканов

© Михаил Буканов, 2017

ISBN 978-5-4485-2251-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Картинки с ярмарки. Мусоргский отдыхает

1961. Поздняя осень… (почти по Некрасову)

День был какой то не правильный. Вроде суббота как суббота, но это только внешне. Утром, около семи часов, мне позвонила старшая сестра приемного отделения больницы и попросила выйти на работу. Оба санитара видать запьянствовали, а может только собирались, но на работу выйти, по их словам, ну никак не могли. О чём и сообщили телефонным звонком старшей, а поскольку Валерка ещё и спал с ней, то ничем уж таким особенным прогул не грозил. Надо было только найти человека, который согласиться отработать за них сутки. А тут вот он, я! Сутки работы, оплата наличными в день получки и никаких делов. Учеба в «медухе» начиналась в половине девятого, так что и приступать к ней не стоило. В любимой моей песенке Окуджавы нравились мне такие слова, «А если что не так, не наше дело. Как говориться, Родина велела!» В данной ситуации я ограничиваюсь первой частью строчки. Перебьётся без меня родное медицинское училище, не желающее понять, что на те деньги, которые страна называет стипендией можно выжить, только если отказаться от вредных привычек и, в первую очередь, от привычки что то есть хотя бы два раза в день, и не ходить подобно обезьяну голышом. Холодноват у нас климат, да и народ не поймёт! В свои 17 лет я давно уже понял, что и встречают и провожают по одёжке, и по ней же протягивают ножки. Вообще то, речь идёт о взаимоотношениях, зависящих от твоей возможности и способности жить по средствам. Но и прямой смысл присутствует. Понимай как знаешь. Между собой ребята, с которыми я учился, почти и не общались. Так, перебросимся парой слов в курилке под лестницей на первом этаже, звонок, разбежались… И уж конечно никто из них не нуждался в приработке. Родители обеспечивали, одевали, да и на карманные расходы давали. А я, эгоист, всё сам да сам! Как раз сейчас с деньгами у меня была напряжёнка. В кармане пиджака звенела какая то мелочь, мелких купюр не было, а крупные у меня отродясь не водились! Рублёвая бумажка была бы для меня сейчас не плохим подарком, поскольку до стипендии надо было ещё дожить, а последние три рубля ушли, прямо как в фильме «Герцогиня герольштейнская» на заход в кафе-мороженое «Дружба», что на Кузнецком мосту, с голубоглазой брюнеткой! Звонок старшей сестры был подарком судьбы, зарплату в больничке должны были платить завтра, смена за двоих, и десятка в кармане! Живём! Ну и попахать, конечно, придётся, суббота, пьяная травма, головы разбитые, только успевай по отделениям распихивать.

А сам я во время размышлений своих прошёл скверик Ильинский, оставил позади Солянку, и уже пересекал Яузу-реку, подходя к монументальному зданию главного корпуса больницы. Хорошо строили в старину. Стоявшее на горе, окружённое вековыми деревьями огромное здание с куполами и колоннами неизвестно кем было переделано в больницу. Может после революции места другого не нашли, а может какому нибудь Швондеру пришла в голову эта дурная идея вместе с кучей и иных, подобных, не знаю. Только этот прекрасный дворец великолепно подошёл бы для размещения музея что ли, но не больницы же. Можно было построить и попроще чего нибудь. И более приспособленное. Не так давно приятель мой, а скорее знакомец, приторговывавший потихоньку сам. издатом, дал мне прочитать подпольный сборник рассказов и повестей некоего писателя, Михаила Булгакова, совершенно мне не знакомого, и, по моему мнению, совершенно не заслуженно, а может с точки зрения власти, и заслуженно, забытого. Никогда в жизни не читал ничего подобного. А конфликт интересов профессора Преображенского и товарища Шарикова до сих пор никуда не делся. Вон они, Шариковы, гавкают вокруг, считая людьми себя, и не видя людей в окружающих. Скорее уж мирные тихие люди у них за котов канают! И подлежат как и коты немедленному прислонению к стенке. Слава богу, хоть не в реальной жизни, а в мечтах Шариковых! Но это отвлёкся я на аналогии, поскольку хоть и широк мостик через Яузу, да идущий навстречу подпитый гражданин заехал мне плечом в плечо и остановился, видно, ожидая продолжения. А я молча его обошёл, да и дальше. Не будет тебе сегодня продолжения, дядя, ну нет у меня времени, а время для меня сейчас как раз и есть деньги! Ого, почти девять, пора, пора, кто не спрятался, я не виноват, вот он я, санитар приёмного покоя на ближайшие сутки.

Первым делом-халат. Врачи носят халат с пуговицами спереди, ну а мы, санитары, с завязками сзади. В приёмном тишина, нет никого, ни больных, ни здоровых. Идёт пересменка. Терапевт и хирург, две медицинские сестры, санитарка, да я, вот и вся смена. Ко мне подходит Гера, монстроподобный сын абсолютно неизвестного мне народа. Он огромен, зарос чёрной бородищей как граф Толстой. Нос его просто подавляет как размерами, так и своей, какой то особенной жизнью. Хищно втягивающий в себя воздух, издающий трубные звуки нос существует в иной, тоже монстроподобной реальности! Может там на первом плане сам нос, а уж к нему прилагается Гера! Вывороченные губы и чёрные омуты вместо глаз завершают беглый портрет нашего Карабаса-Барабаса. Руки его, выступающие из подвёрнутых рукавов халата, поражают воображение. Густая поросль аспидно чёрных волос буквально скрывает кожу рук, образуя какой то абсолютно фантасмагорический мохнатый орнамент. Гере сменяться, и он уже махнул грамм триста, да похоже и кодеином закусил. А может и люминалом. Он пьёт как иссыхающий вторую неделю верблюд, дорвавшийся до источника. Вот только верблюд не жрёт калики-моргалики, а Гера – за милую душу! Верблюд – скотина, может и кони бросить, человеку же всё до всеобщей электрификации. «Я там тебе творогу оставил» – говорит Гера – «Жратва – прима, девчонки со второй хирургии приберегли для нас» – и тут же «Миш, у тебя башли есть? Хоть пивка попить после смены. Я отдаю ему имеющуюся у меня мелочь, и Гера, поблагодарив, идёт к выходу.

Субботний рабочий день начался. Первая «скорая» привозит парня лет двадцати пяти. Он бережно нянчит руку, перевязаннуюгрязной тряпкой, да и сам он изрядно вымазан какой то сажей что ли, или пылью угольной. Выясняется, что сегодня вышел пациент наш на работу сверхурочно, деньги нужны да и начальство попросило. На зиму в Жэк где он работал привезли уголь для котельной, а он его разгружал, ссыпая лопатой из угольной кучи на транспортёр, переправлявший груз в подвал. Сам он никакой не грузчик, работает в Жэке монтёром, да вот, видно, чёрт попутал! Показалось ему, что среди антрацита блестнуло постороннее что то, нагнулся к ленте, руку протянул, да нога поехала. И машинально схватился он за ленту снизу, вот руку под механизм и затянуло. Парню вкололи обезболивающее, сняли повязку… ну а дальше уже никому не интересные медицинские подробности! Результат – в хирургию, на стол, да побыстрее. И поехала «скорая» за «скорой»! Мелькали пьяные рожи мужиков, раздавались стоны от болей самого разного происхождения, пациент за пациентом, кого куда. Кто к терапевту, кто к хирургу, ну а кто в маленькую палату в самом приёмном, откуда выход был один, душа – на небо, клиент – в морг. Больные сливались в огромный, поражённый самыми разными недугами организм. Терапия, хирургия, венерология, онкология и ещё чёртова уйма всяких «логий», живая энциклопедия человеческих страданий, то что учил по книгам, здесь представало во всей полноте клинической картины, превращало людей в пациентов, уродовало и подавляло. Женщин обслуживала санитарка, мужиков – я, поток не иссякал, наоборот, чем ближе к вечеру, тем более густым косяком пошли больные. Как говорится «Чем дальше в лес, тем толще партизаны».

Утром я успел перекусить Геркиным творогом с хлебом, в обед рубанул какого то супчику, даже не почувствовав на бегу его вкуса, и дело шло к ужину. Часов в шесть наряд милиции доставил из КПЗ подследственного что ли. В общем и целом это был уголовник. Может сидеть ему надоело, а может и проигрался в карты, только деятель этот наточил ложку до остроты чуть ли не бритвенной да и поранул себя поперёк своего органа детородного. И сделал это достаточно глубоко, но не до состояния полного отпада. В прямом смысле этого! Кровь ему остановили перетянув поражённое место выше, а остальное он зажал в кулак, да так и шёл. Больно ему было судя по всему очень, но марку держал, почти не стонал, лаже улыбался, правда, криво. На вопрос врача о том, что произошло, ответствовал, мол, решил расстаться со своим ближайшим другом, все равно в ближайшие десять лет не понадобится. Ну а потом привяжет ложку, и сойдёт. После чего потерял сознание, упал, и соловья своего из клетки кулака выпустил. Рана жуткая и сама по себе, на таком месте смотрелась нелепо и пугающе… Был этот человек по своему мужественным, боль встречал с бравадой, вот только в основе всего его поведения была какая то фальш, желания ему посочувствовать как то не возникало. Да и не просил он сочувствия! Играл в каком то одному ему ведомом спектакле одного актёра, а быть за болвана как в проферансе совсем не хотелось. Ну резал бы сонку, а то на тебе… Членовредитель! Я мыл больных в ванне, переодевал, кого надо, клал на каталку. Развозил и разводил по отделениям.