Валерий Анисимов - Суздальский варяг. Книга 1. Том 1.

• Название: Суздальский варяг. Книга 1. Том 1.
• Автор: Валерий Анисимов
• Жанр: Альтернативная история

В романе сделана попытка художественной реконструкции событийной картины времени княжения Юрия Долгорукого во Владимиро-Суздальской земле.

Наши не столь дальние предки (всего-то тридцать поколений) оставили после себя изумительное художественное наследие. Речь идёт о строительном искусстве, о литературе, о произведениях декоративного искусства. Так что же это были за мастера, достигшие небывалых высот? Кто были их духовные знаменосцы? В какой среде они жили? Каково было их мировоззрение? Именно об этом книга, которую Вы держите в руках.

---

Валерий Анисимов, Иван Анисимов Суздальский варяг Книга 1 Том 1

Уважаемый читатель!

У Вас в руках первая книга из серии «Культура и искусство Владимиро-Суздальской земли».

Владимиро-Суздальская земля XII-XIII веков – явление в истории России уникальное по небывалому подъёму экономической, социальной, культурной жизни. Однако оно во многом ещё неизученное. Нет достаточно объёмного, аргументированного объяснения причин, побудивших внутреннюю творческую энергию многоязычного населения Залесья к невиданному взлёту.

Изучение залесского феномена иногда ведёт к весьма неожиданным открытиям, для проникновения в суть которых не всегда помогают научные методы. Отдельные события и тончайшие связи между ними зависят от психологии людей с разным мироощущением, меняющимся как по сути обстоятельств, так и с возрастом, а это не вписывается в стандарт научных методик. Вот тут и приходит на помощь художественная литература. Писатель представляет своё видение нравственнопсихологического состояния отдельных личностей, групп, целого народа, поведения героев, как возможной реакции на происходящие события.

Сюжетная основа настоящего исторического романа построена на общеизвестных и новых исторических фактах.

Итак, переверните страницу, откройте врата, и в путь по неизведанным путям тысячелетия.

ГЛАВА 1. ДОМОВЛАДЫКА

Тёплая весенняя ночь окутала негой необъятную гладь озера. Ростов Великий умиротворённо погружён в сон. Его обитатели не ведают о грядущих событиях, приближающихся в предрассветной тишине к крепостным стенам, чтобы навсегда нарушить их размеренную дремотную жизнь.

И, как сказано в глубинах книжной мудрости, всё было и всё будет. А пока мир и покой царствуют в душах ростовцев. Но были времена и удали молодецкой. Правда, давно то было, когда славянские поселенцы в поисках мирной земли пришли в эти места и стали соседствовать с покладистой мерей, удивляясь их дремучему быту.

Мирно теснились меряне, не имея желания противостоять пришельцам – рыбы в озере много, а землито, ещё больше, да какой! – корчевать не надо, бери соху и возделывай.

Меряне, в свою очередь, дивились сметливости славян, прихватывавших лучшие земли. Много их осело в местечке Суждали – уж очень там земля плодовитой оказалась.

Но порой приходилось и кровь проливать. Не изза земли, однако, её и сейчас вон сколько, взглядом не охватишь, некому пахать и сеять, пустошей больше, чем ополья. Пускать в ход топоры и рогатины вынудили попы христианские, пришедшие в эти места с молодым князем Борисом восемьдесят лет назад. А против княжьей дружины с ослопом не попрёшь. Вот и затаились язычники, охраняя капища от непрошеных гостей, объявивших себя хозяевами земли этой. Князь, однако, как пришёл, так и ушёл, оставив вместо себя посадника и попов гречин. Тут-то и поднялись язычники против насаждения чуждой им веры, славяне и меря бок о бок вставали в защиту своих стародавних обычаев.

Да, были времена лихие, времена великих потрясений.

Гордо подняли волхвы свои головы. Но скоро пришёл в Ростов князь Ярослав с дружиной, и христианам стало жить спокойней.

Много с тех пор воды утекло. Ныне же всё иначе, уже нет былого противостояния с дрекольем. Одни волхвы притихли, другие подались в глухие леса. Словом, растворились в народе.

Возок трясло на бесчисленных ухабах. Шутка ли, сто двадцать вёрст одолеть. Третьи сутки боярин с обозом в пути. То ли дело, зимой на санях по рекам и речушкам – ни каких тебе ухабов, раздолье! Весной же и осенью – распутица, жизнь замирает. Разве что нужда кого-то занесёт в непролазную грязь. Тут уж хоть в возке, хоть верхом, всех ждёт одна участь. А ежели ехать через топь – комары заживо всю кровь выпьют. Да что тут говорить, сетуют люди, а ничего сделать не могут. Лодейные гостинцы с волоками кое-где налажены на больших реках, а на малых только кочтников и увидишь. Бог знает, с каких времён живут люди в беспросветье, в безнадёжье, а теперь ещё и в разорении.

Дорога не была бы так утомительна, если б не духота. Боярин, смахивая пот с лица, радовался наступающей вечерней прохладе и скорому концу изматывающей тряски. Не всё было так уж безысходно. Кое-где ласкали глаз дружные всходы озимых. Небольшие поля, чередовавшиеся с перелесками, возле попадавшихся изредка деревенек, покрылись ровным зелёным ковром – злаки тянулись к свету. «Урожай нынче добрый будет, – и глаза боярина светились в довольном прищуре. – Сами сыты будем и скотину не единым сеном зимой кормить придётся. Вон, какой овёс выдался, любо зреть. А ведь, сколько деревень целиком погибло в моровое поветрие».

Иван удивлялся: как только хватало у отца терпения ездить по такой дороге. Ну, снарядил обоз, послал с купцами, и делу конец, лежи на печи, сучки считай на подволоке. Купцы – народ надёжный, не единожды проверенный, так нет же, самому надо знать и цены, и спрос на торжище. Устоявшаяся жизнь тянула, манила старого боярина Кучку в Ростов. Он и подумать не мог, чтобы отправить обоз, к примеру, в Новый Торг или, на худой конец, в Смоленск. Старый Кучка, царствие ему небесное, был верен сложившимся обычаям и отношениям с ростовцами, а иначе он просто смяк бы, захирел в своём сельце на реке Москови. Весь уклад его жизни был устремлён в сторону Ростова. Бывало, пройдёт месяц-другой, чувствует боярин: «застоялся», день на сборы, и вот он уже в пути. Для него дорога не в тягость. Ноющая тоска постепенно угасала. Из Ростова возвращался оживлённым, разговорчивым.

Вот уже два года, как похоронил Иван отца и свою молодую жену, умерших от мора. Мать раньше ушла в мир иной, задолго до морового поветрия. На попечении Ивана остались две младшие сестры навыданье. Иван по привычке продолжал дело отца. Только вот прибыли почти никакой. Сонное безразличие ростовских бояр к оживлению торговли было не понятно Ивану. Жизнь в разумении ростовцев – это незыблемость устоев. Незыблемость – это хорошо. Но жизньто не стоит на месте, как можно не понимать этого? Каждый раз Иван спрашивал себя: зачем ему надо ехать в Ростов? Неужели нельзя миновать это стоячее болото? И решил, наконец, основательно посоветоваться с Бутой. Сейчас из всех, кому мог Иван доверить свои сомнения и раздумья, ближе Буты никого не было.

Однако разрывать налаженные отцом деловые связи не намеревался. Имение отец оставил огромное, и оно уже само себя переваривало, нужен выход вовне. Молодые ещё кое-как Ивана понимают, но старики не хотят тревожить сложившейся вековой быт. А взять, к примеру, новгородцев, ведь они живут иначе, они развернули торговлю по всему побережью Варяжского моря. Чего стоит одна торговля с Готским берегом. Неужели молодые ростовцы не способны поставить дело не хуже новгородцев? Неуверенность – вот что держит за рукав. Что ж теперь, опускать руки? Но Иван не из таких. Он привык добиваться своего. Уверен Иван, Бута поймёт и поддержит его. Вот только сумеют ли они нащупать свой путь, выберутся ли они из устоявшегося быта.

Ближе к Ростову стали попадаться селения покрупнее – встают на ноги. Вон и сиротские полосы засеяны вдоль дороги: горох, репа, свекла, вдовам и семьям, потерявшим кормильца, какая-никакая, а подмога.

На горизонте из-за холма показались островерхие башни крепости и тёмные силуэты церковных глав. Приглушённо слышался колокол, зовущий к вечерней молитве. Но вот очертания городской крепости вновь пропали из вида – колея пошла под уклон.

В низинах начинал опускаться вечерний туман. От величественно раскинувшегося ростовского озера в лицо пахнуло влажной прохладой.

– К сроку прибываем! – вскинул носом через плечо возница.

Иван решил встряхнуться, полез из возка на облучок.

– Ну-ка, дай вожжи.

– Не господское дело сидеть рядом с возницей.

– А ты поучи меня, где мне сидеть. А ну, подвинься! Ты лучше объясни мне, невегласу, почему летом запрягаешь лошадей цугом? Зимой понятно, дороги узкие, снегом переметает.

– Дык, сам посуди, боярин, кто, окромя нас по этой дороге ездит? Обочины скоро подлеском зарастают, а расчищать кому? Тут тройку в ряд не поставишь.

– Лукавишь ты что-то. А почему впереди запрягаешь не молодых жеребчиков, а кобылиц?

– Дык, жеребчики идут сзади и чуят дух кобылиц, бегут за ними резвее. Но-о, милые! – возница дернул вожжи, а лошади как шли мерным шагом, так и идут.

– Мудрствуешь лукаво, как я погляжу, а толку никакого.

В калитке появился страж с оскепом на плече, приложил руку ко лбу, всматриваясь в приезжих. Скорым шагом подошел к боярину, учтиво поклонился.

– Добро пожаловать, Иван Степаныч. Давно ждём. Намедни твой подъездной прискакал, сказывал…

– Врата отворяй! – рыкнул боярин на поклон стражника. – Скучно тебе, язык чесать не с кем, а мне недосуг, засветло коней распрячь надо.

Знали ростовские дружинники крутой, но справедливый нрав боярина, знали, и что вся его кажущаяся суровость идёт не от гордыни, ибо честные труженики были у боярина в милости. Но, с нерадивыми, тем паче с ворами, был боярин на расправу скор и беспощаден.