Елена Семёнова - Во имя Чести и России

• Название: Во имя Чести и России
• Автор: Елена Семёнова
• Жанр: Историческая проза

Новая книга Елены Семёновой сочетает в себе два жанра: хронику царствования Императора Николая Первого, чьё правление до сих пор остаётся оболганным либеральными и советскими “историками”, и авантюрно-приключенческий роман, захватывающий сюжет которого не оставит равнодушными ценителей этого жанра. Следя за увлекательными перипетиями судеб главных героев, читатель страница за страницей будет открывать для себя историю тридцатилетнего правления Николая Подвиголюбивого – заговор декабристов, Персидская война, золотой век русской литературы, война с Шамилём, духовная жизнь Империи, Восточная кампания… Пушкин и Достоевский, прп. Серафим и свт. Игнатий (Брянчанинов), Ермолов и Воронцов, Нахимов и Завойко – читателя ожидают встречи со многими славными деятелями нашего Отечества. Новый роман будет, несомненно, интересен всем, кому дорога русская история.

---

– Смотря что ты хочешь услышать…

Юрий со злостью ударил кулаком по столу:

– Я хочу услышать, как ты посмел запятнать честь нашей фамилии? Как тебе пришло в голову изменить присяге и злоумышлять против Государя?! Корнет Стратонов – член тайной организации! Я готов был сквозь землю провалиться от стыда, когда Император объявил мне об этом!

– Прости меня. Менее всего я хотел, чтобы у тебя из-за меня были неприятности…

– К черту твои извинения! Неприятности! Мой брат – мятежник! Это, по-твоему, неприятности? Почему, скажи на милость, ты ни разу не поговорил со мной об этом? Или уж настолько безразлично было тебе мое мнение?

– Я знал наперед, что ты мне скажешь.

– Неужто?!

– И потом я не думал, что все зайдет так далеко!

– Ты не думал? А о чем, вообще, ты думал, связываясь с шайкой якобинствующих негодяев?!

– Прошу тебя, брат, не говорить о них в подобном тоне, – вспыхнул Константин. – Они во многом заблуждались, быть может, но цели их и сердца были благородны, и в этом я могу поклясться!

– Напрасно вы собираетесь клясться, господин корнет! Благородные люди, да будет вам известно, не толкают гнусным обманом на преступление своих солдат, не убивают своих командиров ударом в спину!

– О чем ты? – вздрогнул Константин.

Тут только Стратонов догадался, что брат, пожалуй, и не знает о событиях минувшего дня.

– Сегодня твои друзья подняли мятеж. Ими убиты Милорадович и Стюрлер, Фредерикс, Шеншин и Хвощинский тяжко ранены. Чтобы прекратить мятеж Государь, пытавшийся, рискуя собой, лично урезонить мятежников, и едва не убитый ими, вынужден был применить силу. Десятки людей погибли. Преимущественно простые солдаты и чернь. Люди, в сущности, не имевшие за собой никакой вины, кроме той, что наивно поверили подлецам, сбившим их с толку. Вот, их благородство!

Константин тяжело опустился на кресло, закрыл лицо руками:

– Боже! Теперь все сочтут меня таким же шпионом, как этот мерзкий поляк…

– Это все, что беспокоит тебя в данную минуту? В таком случае, позволь тебе заметить, что ты еще больший дурак, чем я полагал! – Юрий окончательно вышел из себя и заходил по комнате. – Счастлив твой Бог, что уберег тебя поднять оружие на своего Царя и повести на гибель своих солдат! Ты хоть понимаешь, какая следует кара тебе за участие в заговор?

– Понимаю и готов понести любую, – тихо ответил Константин. – Я виноват, и не отрицаю этого.

– Спасибо и на том! Однако, Государь милостив и не станет карать тебя с должной строгостью.

– Что? – брат резко вскинул лицо. – Что ты хочешь этим сказать?

– Ты отправишься на Кавказ рядовым до выслуги. Всего только!

– Нет!

– Может, ты еще и недоволен?

– Как же я могу быть доволен? – на лице Константина изобразилось отчаяние. – Мои друзья отправятся в кандалах в Сибирь, а я, как ни в чем ни бывало, на войну?! Да ведь это позор! Ведь так я никогда не смою пятна, не смогу доказать, что не предавал их!

Стратонов резко поднял руку, словно желая ударить брата, и тотчас опустил ее, сказав сухо:

– Пятно, о смытии которого тебе належит печься, есть измена Государю!

– Это ты попросил его за меня?

– Нет, я бы не посмел просить за изменника. Это милость самого Государя.

– Да, но ради твоих заслуг… – Константин снова сел, покачиваясь из стороны в строну. – Теперь я не смогу честно смотреть в глаза друзьям, а они не подадут мне руки… Проклятый поляк! Сам дьявол поставил его на моем пути! Лучше б я пустил себе пулю в лоб, мертвые сраму не имут.

– Ты еще очень юн и глуп, Костя, – смягчаясь, покачал головой Стратонов. – Запомни, сраму не имут приявшие достойную христианина смерть. А запутавшиеся в собственных ошибках и из малодушия лишающие себя жизни примут тем больше позора.

– Неужели ты сам, Юра, никогда не возмущался несправедливостью, бездарностью правления последних лет? – спросил Константин.

– Разумеется, далеко не все мне было по сердцу. Но, как офицер, я должен следовать своему долгу, а не эмоциям. К тому же, ты знаешь, единственное дело, в котором я разбираюсь порядочно, это война. А остальных предпочитаю чураться, доколе не стал в них таким же докой. Что и тебе советую. А теперь расскажи-ка мне, что с тобой произошло, и какая сила удержала тебя от последнего шага в пропасть?

– Поляк… – прошептал Константин и принялся рассказывать всю ту в высшей степени странную историю, которая приключилась с ним с вечера последнего заседания и по нынешнюю ночь.

Лишь час или чуть больше тому назад, когда все оставленные ему припасы были съедены, и угроза голода готова была нависнуть над ним, дверь «узилища» неожиданно открылась. На пороге возник все тот же мужчина в маске с пистолетом в руках, и женщина, лицо которой скрывала вуаль.

– Скоро вы будете на свободе, сударь, – пообещала незнакомка, – но вы должны мне позволить завязать вам глаза.

Делать было нечего, ибо вкрадчивая просьба дамы подкреплялась пистолетом ее спутника. С завязанными глазами Константин был выведен на улицу, усажен в сани и довезен почти до самого дома Катрин. Лишь здесь его вытолкнули из саней, и те мгновенно умчались прочь, так что, сорвав с глаз повязку, корнет успел разглядеть лишь неясный силуэт в снежной дымке.

– Да, кому рассказать – не поверят, – покачал головой Юрий.

– Клянусь, все так и было!

– Верю… Но скажи мне, неужели ты ничего не запомнил? Не заметил?

– Заметить, прости, не мог. Глаза мне завязали плотным шарфом.

– Но что-то ты все-таки запомнил? – прищурился Стратонов.

– Кое-что, – не без гордости отозвался Константин. – Я сосчитал время пути и все повороты, что мы сделали.

– Отлично! – воскликнул Юрий. – Завтра возьмем извозчика и попробуем воспроизвести твой путь в обратном порядке!

– Слушаюсь, господин полковник! – пожал плечами Константин. – Только не возьму в толк, для чего тебе это нужно?

– Я бы очень хотел знать, кто и зачем позаботился в моем брате, и поблагодарить этого человека.

– Попробуй поспрашивать о Кавалеровиче. Кто-то же должен знать, где этот долгоносый черт обитает…

– Спрашивать, Костя, долго. Тем паче неизвестно у кого. А у нас есть лишь сутки, – ответил Стратонов. – А теперь идем-ка поужинаем и – спать! Ты эти дни недурно отдохнул, а я не спал и не имел порядочной трапезы трое суток.

С этими словами Юрий поднялся и направился в столовую. Поужинал он наскоро, чувствуя, что уже насилу может сидеть за столом от усталости, и заснул, не раздеваясь, прямо в гостиной, привычно укрывшись шинелью. Последняя мысль его была о странном незнакомце, взявшем на себя заботу о его непутевым брате…

Глава 12.

Лишь сутки минули с трагических событий, а сколько же новых деталей вскрыли они! Одного за другим приводили к Николаю арестованных заговорщиков – представителей лучших фамилий, гвардейских офицеров… Русских людей. И каждый из них норовил спихнуть вину на другого, обелить себя, и в этом старании раскрывали такие вещи, которым не хотелось верить даже после ранее полученных донесений.

А ведь было время, когда Николай находил преувеличенными опасения, высказываемые покойным братом… Ему казалось, что основаны они более на иностранных внушениях, чем на положительных данных, что в России просто невозможно задумать, подготовить и совершить столь чудовищный заговор. Но очевидность беспощадно убила всякие сомнения, открыв обширный заговор, стремившийся путем гнусных преступлений к достижению самой бессмысленной цели.

Счастье, что заговорщики не вняли князю Трубецкому и, выступив без достаточной подготовки 14-го числа, разоблачили себя полностью. Страшно представить поразительные ужасы, которые совершились бы в этом злополучном городе, если бы Провидение не позволило расстроить этот адский умысел. С первого появления на революционном поприще русские превзошли бы Робеспьеров и Маратов! Когда этим злодеям сказали, что они, несомненно, пали бы первыми жертвами столь ужасного безумия, они дерзко отвечали, что знают это, но что свобода может быть основана только на трупах и что они гордились бы, запечатлевая своей кровью то здание, которое хотели воздвигнуть. И кто после этого осмелится отрицать, что давно пора подвергнуть должному наказанию этих людей, стремящихся лишь к возбуждению смут и восстаний?

Печально было сознавать, что преступление, пусть и неудавшееся, оставит в России продолжительное и мучительное впечатление. Мятеж, подавленный в зародыше, будет иметь некоторые из тех злополучных последствий, которые влечет за собой мятеж совершившийся. Он внесет смуту и разлад в великое число семей, умы долго еще останутся в состоянии беспокойства и недоверия. И лишь терпение и мудрые меры со временем смогут рассеять это тягостное впечатление, но потребуются годы, чтобы исправить зло, причиненное в несколько часов горстью злодеев…

Так размышлял Николай, меря шагами зал Эрмитажа, где теперь вершилось следствие. Целая вереница заговорщиков прошла перед его глазами, и еще многим предстояло пройти. Говоря с ними, он пытался понять, что двигало этими людьми, насколько глубока та бездна, в которую свалились они, искал в них проблески искреннего, нелицемерного раскаяния и радовался, встречая таковое. По-человечески Николай жалел заблудших и особенно их семьи, но человеческое сочувствие должно было отступить на второй план перед долгом монарха. И долг этот был, пока в груди теплится жизнь, не допустить революции в России, защитить вверенный его власти народ от злоумышленников.