Елена Кузьмина - Колокольчики мои. Happy end при конце света (сборник)

• Название: Колокольчики мои. Happy end при конце света (сборник)
• Автор: Елена Кузьмина
• Жанр: Героическая фантастика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4329-0062-3

В книгу вошли повесть «Колокольчики мои» и сказка «Король без имени».

До мировой войны на пустынных землях были созданы уникальные сооружения – Колонии, защищенные от опасного наружного мира своеобразным Щитом («Колокольчики мои»). Обитатели их пережидают последствия войны и готовятся к переселению на другие планеты. Создателями Колоний всё просчитано и решено: кому жить, кому умирать, на каком языке говорить, даже встреча и расставание двух молодых людей входит в их планы. Но, как всегда, человек только предполагает…

А что должен предпринять король, если ему предсказано, что долгожданный первенец разорит его и принесёт горе своему народу? («Король без имени»). И что делать королеве соседнего королевства, с юных лет поднимавшей его из нищеты, если враг – этот первенец короля-соседа, выросший и возмужавший, – появился у ее порога и всем подданным её грозит вечный сон?..

---

А с папой почему-то разговариваю редко. Долго собираюсь с духом и говорю всегда вечером перед сном.

Вот и сейчас сижу в кухне, жду момента, когда можно будет юркнуть в «норку» и поговорить с тобой, папка. Представить, что ты сидишь напротив, от тебя вкусно пахнет, особенно борода, если к ней прижаться. Ты устал, покачиваешь головой, у тебя даже сил нет меня поругать. А ругать, как всегда, есть за что.

Но сначала открою футлярчик. Скорее бы!

Он в лифчик засунут, почти под мышку. Так надёжнее.

Я уже ношу лифчики, мам. Мне Кэт подбирает. И вообще, я так выросла – не узнаешь!

Квартирки в Колониях небольшие, даже у самых-самых богатеньких, – в основном двухуровневые, с гаражами. А у некоторых, у нас, к примеру, ещё и балкон специальный для «стрелок». С рукавом, какие раньше были в аэропортах на Земле.

«Стрелка» садится бесшумно, а если кое-кто и ходит бесшумно, то уши всегда нужно держать на макушке.

Шуанг сейчас уже в постели, вставать ей не разрешено. Кэт после вечеринки, пожалуй, тоже в своей комнате. Молочный порошок для них я развела и отнесла наверх. Хотя Кэт больше нравится черпать из винных запасов своего бойфренда. Мистер Барлоу, который этот бойфренд и есть, месяц не вылезает из своих лабораторий.

Остаётся Лис. Машина в гараже. «Стрелка» на месте. А дома ли он? В его комнаты мне дороги нет. Вечером я братца не видела. К ужину не выходил. Но это не факт, что его нет дома. Лис может быть где угодно. Ты думаешь, что он за тридевять земель, ан нет: оглянешься – он тут как тут! Стоит, смотрит: то ли на тебя, то ли куда-то поверх твоей головы – не понять. Молча.

Все вышеперечисленные – это моя так называемая условная семья. То есть люди, с которыми я живу. Николас Барлоу, знаменитый учёный, архитектор и один из самых влиятельных людей в Колониях. Говорят, что он родом с Тайваня. Кэтрин – маленькая, красивая, очень добрая и пугливая китаяночка. Не спрашивай, почему Ник и почему Кэтрин. Они все здесь Ники, Майки, Барлоу, Спенсеры, а посмотришь – сплошной интернационал.

Меня отобрали для Колоний в детском доме, там, на Земле. Заставили сдавать разные анализы, проходить медосмотр. Шептались, что отбирают только девочек. Ну, ты понимаешь. Помнишь, когда я попала в детдом, мне едва исполнилось пятнадцать.

В детском доме я прожила полгода, самые страшные полгода в моей жизни. Об этом тебе, когда увидимся, говорить не буду. Пришлось научиться царапаться, кусаться и драться, как дикой кошке. По-настоящему. Что бы сказал папа, увидев мой хук правой? Сказал бы, наверное, что нужно убеждать словом. Пыталась, честное слово! Но заканчивалось всё дракой.

Первые три месяца в детдоме я постоянно сидела в изоляторе, наказанная за попытки к бегству, где твердила все молитвы подряд, которые знала наизусть. А потом у меня появился друг. Настоящий парень. Очень хороший, мам, правда! Он старше меня, такой сильный и высокий, что его никто не смел обижать. Мой защитник. Его зовут Алекс. Из парней для Колоний отобрали несколько человек, и Алекса в том числе.

Из всех детдомовок сюда попала я одна.

Даже радовалась, прощаясь с детдомом. Всё равно, думала, сбегу. Не знала, что это такое – Колонии.

В 11-й Колонии мы жили раздельно с мальчиками, камеры Контроля висели повсюду.

Нас учили «общему» языку, возили по разным фермам и производствам. После 11-й пошла бы я цыплят выращивать (у нас и прозвище-то в Колониях – Чикен) или огурцы в теплицах.

Тоже не лучшее было время. Как сказывала баба Марфа, «шаг вправо, шаг влево – считается побег». С девочками подружиться не получалось. Меня считали полным отстоем. Я так перевела с «общего». Отстойнее, мол, не бывает. Наверное, били бы, вернее, попытались бы побить, но с этим здесь строго. В два счёта из Колоний вылетишь. Поэтому язвили и смеялись надо мной, но трогать не трогали. А мне после наружного детдома на эти их сме… шочки плевать с высокой колокольни.

Когда буду с тобой, мамуль, говорить по-настоящему, нужно постараться следить за словами. А то вырываются иногда такие… Ты же знаешь, я восприимчивая к слову.

А год назад Ник Барлоу забрал меня из 11-й: Кэт нужна была нянька для малышки Шуанг, дочки от её предыдущего друга. Вообще-то здесь не принято жить со своими детьми, но для Кэт сделали исключение.

Служба семьи, она и здесь процветает, переехать к Барлоу разрешила. И Тина, мой куратор, не протестовала.

Скоро, мамулечка, мы обязательно увидимся, и я расскажу обо всём, что со мной приключилось, но так, чтобы ты не волновалась. А ты бы обязательно стала волноваться: я ведь переехала в дом, где есть парень – сын Ника, то есть Лей, то есть Люк, то есть Лис. Он тоже исключение из правил, живёт с отцом. Хотя ни разу при мне не назвал Ника папой, обращается к нему только по имени.

Но волновалась бы ты совершенно напрасно, потому что Лис… Он из этих современных парней, которые непонятно кто. Мы как-то с тобой видели в городе таких мальчиков, когда в больницу ездили. Ну, которые целуются друг с другом. Ты ещё тогда не разрешала мне смотреть. Правда, чтобы братец с кем-то целовался, врать не буду, такого не было. Он вообще особнячком держится. И терпеть не может, когда к нему прикасаются: ни мальчиков, ни девочек не обнимает. И они его тоже. Но косметики на нём с килограмм. Это очень модно здесь. У каждого свои визажисты и свои «образы». Например, Лису макияж делают разных видов, в зависимости от обстоятельств, времени суток и настроения братца, как то: «всех порву!», «ночь вампира» (в темноте увидишь – описаться можно от страха), «в небе звёздочка взошла» (чтобы красоту его несусветную видели со всех столиков в кафе) и «папа, я хороший мальчик», то есть умеренный, дневной.

Местную молодёжь здесь никто не сторожит. Что позволено Юпитеру, короче…

4

…В мою «нору» забрался Лис!

Я только начала спускаться, как почуяла знакомый запах. Лис! Воняет его туалетной водой! Она у него какая-то запоминающаяся. Так и есть! Лежит на ящиках – на моей лежанке самодельной.

Спит!!! Да что же это делается-то, а?

Значит, я была права. Чувствовала, что кто-то ползает в мою «норку». Выходит, когда меня нет, братец спускается сюда?! Ему своих комнат мало? Конечно, это я виновата! Сама раскрыла своё убежище. Идиотка!!! Дважды, трижды идиотка! Он же меня подставит! А если узнают, что он сюда шляется, и нас застукают вдвоём?

Мам, не волнуйся. Я всё объясню.

Так получилось.

Месяц назад я сидела поздно вечером на кухне. Кухней, конечно, этот большой зал на первом этаже, со сверкающими плитами и барной стойкой, никто здесь не называет, но мне так привычнее.

Не читала, нет. То есть читать по-прежнему люблю, но то, что мне Тина перекачивает, как-то плохо идёт. Она книжки подбирает старые, довоенные, то есть до Первого этапа войны написанные, американских авторов, английских, французских – в русском переводе, вроде одолжение мне делает. И есть ничего такие. Язык там, то-сё. Но, знаешь, как правило, рано или поздно выясняется, что главный герой или героиня – и хорошие такие бывают, прямо жалко их! – в Бога не верят. Они так и говорят: «В Бога я перестала (или перестал) верить ещё в детстве» Или – «не верила (не верил) и в детстве». А иногда герои книги находят какие-нибудь дневники, где оказывается, что Господь Иисус Христос – обычный человек, и даже выясняется, что у него была куча детей. Правда, не вру, я сначала глазам своим не верила, а потом противно стало. И как-то не читается больше…

А ещё детям там в родных семьях живётся до того скверно, что слезами обливаешься, – до чего же, оказывается, родители мерзкие бывают. С детками родители не справляются. Если детей двое – всё, туши пожар! Героиня-мамаша из депрессий не вылезает, всё у неё из рук валится, конец света прямо. Я читала и думала порой: не приснилась ли мне моя жизнь? И ты, мамуль, не приснилась? Как ты с нами управлялась? А нас у тебя пятеро. «Пока только пятеро», – как ты говорила тёте Свете, матушке отца Константина. У той – семеро по лавкам. Хотя, конечно, у нас в семье баба Марфа есть. Но, судя по этим книгам, таких семей – с бабами Марфами – в жизни не бывает.

Детей там обязательно отбирают хорошие дяди и тёти, которые в Бога не верят, и отдают в приёмные семьи. А в приёмных семьях, опять же обязательно, или два папы, или две мамы. Они-то ангелы просто!

А как выражаются! То есть нецензурная, простите, лексика! На каждой странице. Где там нашей Марфе до нобелевских лауреатов! Она и слов таких не знает! А я со своей восприимчивостью? Беда просто. Так иногда хочется повторить! Особенно когда разозлишься. Хорошо, что папа не слышит. Марфа бы поняла. Хотя подзатыльник бы я от неё схлопотала: «Тут я тебе не пример, Лизка!» Эх!

Короче, листаю однажды очередной роман и чувствую – хочу Толстого Льва Николаевича, «Войну и мир» хочу! Попались бы они, эти «Война и мир», мне сейчас в руки – от корки до корки бы прочитала. И чего перед Марфой выделывалась? Скучно, мол! Дура!

Пришла как-то к Тине и списочек ей подаю. Мол, прошу скачать мне Евангелие на церковнославянском, Достоевского Фёдора Михайловича, Диккенса Чарльза, Лескова Николая, забыла отчество, ну и ещё кое-кого. Соблюдайте мои права, дайте мне читать то, что я хочу. Видели бы вы Тинину физиономию! Ох и посмотрела она на меня! Но взяла себя в руки.