Янник Гранек - Богиня маленьких побед

• Название: Богиня маленьких побед
• Автор: Янник Гранек
• Жанр: Современная литература
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-386-09363-1

Удивительная история любви и самопожертвования. Монументальное полотно о жизни Курта Гёделя, гениального математика и философа науки.

Дебютный роман писательницы Янник Гранек моментально стал бестселлером во Франции и покорил сердца миллионов читателей во всем мире.

Молодая исследовательница Энн Рот приезжает в пансионат для пожилых людей с целью добыть архивы Курта Гёделя, одного из самых удивительных и необычных математиков двадцатого века. Архивы ученого находятся у Адель, вдовы Гёделя. Но из-за ее упрямства и грубости сокровище, предоставляющее собой наследие всего человечества, недоступно для изучения.

Однако Адель не выгоняет Энн. В течение нескольких дней пожилая женщина рассказывает историю своей жизни, которую никто и никогда не захотел выслушать.

---

Энн налила пожилой даме воды, чтобы удовлетворить ее жажду.

Адель неуверенной рукой взяла стакан, тщетно пытаясь унять дрожь в руках.

– Курт постоянно стремился к совершенству, несовместимому с принципом вульгаризации. Оно подразумевает некую форму недоговоренностей и компромиссов. Все, что мне было известно о его работе, я по крупицам узнавала от других, постоянно прислушиваясь к их разговорам.

– А когда вы осознали весь масштаб его личности?

– С самого начала. В университете он был восходящей звездой.

– Теорему о неполноте он сформулировал уже при вас?

– А почему вы спрашиваете? Собираетесь написать роман?

– Просто мне хотелось бы услышать вашу версию. В среде посвященных эта теорема стала чем-то вроде легенды.

– Я всегда смеялась над теми, кто разглагольствовал по поводу этой долбаной теоремы. Говоря по правде, было бы просто удивительно, если бы половина из них хотя бы могла понять, о чем в ней идет речь. А сколько таких, кто пользуется ею, чтобы доказывать всякую ерунду! Лично я признаю ограниченность моего понимания. Но они моего нерадения не разделяют.

– А эта ограниченность вас не злит?

– К чему бороться, если сделать все равно ничего нельзя?

– Это на вас не похоже.

– Вы полагаете, что уже достаточно меня узнали?

– Вы значительно глубже, чем хотите казаться. Однако ответьте мне на вопрос – почему я? Почему вы разрешаете мне к вам приходить?

– Вы не побоялись вести себя со мной бесцеремонно. Снисходительность ввергает меня в ужас. Мне нравится смесь извинений и наглости, которой вы меня пичкаете. К тому же я не прочь узнать, что скрывается за вашими манерами простушки.

Деликатным жестом Адель заправила под тюрбан выбившуюся прядку волос.

– Знаете, что говорил Альберт? Да-да, Эйнштейн был нашим близким другом. Звучит солидно, да? Боже мой, как же он надоедал своими разговорами!

Энн склонилась к пожилой даме, чтобы не пропустить ни единого слова.

– «Самое прекрасное и глубокое, что может выпасть на долю человека, это ощущение тайны». Конечно, из этого изречения можно сделать неоспоримые выводы, но лично я узрела в нем нечто совершенно иное. Я прикоснулась к тайне. И даже если поведаю вам обо всем, вы все равно никогда не почувствуете того, что испытала я.

– А вы изложите мне факты в виде занимательной истории. Я не буду включать ее в докладную начальству. К Институту это не имеет никакого отношения. Только вы, я и чашечка чая.

– Я предпочла бы немного бурбона.

– Еще не вечер.

– Ну хорошо, тогда шерри, на палец.

8. Август 1930 года. Кафе неполноты

Я остерегался творить кумира из истины, предпочитая на более скромный манер именовать ее точностью.

Маргерит Юрсенар, «Философский камень»

По вечерам, когда мне не нужно было выступать в кабаре, я ждала его у кафе «Райхсрат» напротив университета. Это заведение было не для меня, там не столько пили, сколько говорили. В нем воссоздавался мир, который, как мне казалось, совершенно не нуждался том, чтобы его повторно сотворять. В тот вечер встреча была посвящена подготовке к поездке на научный конгресс в Кёнигсберг. Я отнюдь не сожалела, что меня на нее не позвали: конгресс по «теории познания точных наук» не имеет ничего общего с амурной эскападой. Накануне Курт как-то особенно воодушевился и пребывал в восторге, что для него было состоянием неслыханным. Ему не терпелось представить на этом ученом собрании свои работы.

Мне уже порядком надоело томиться под аркадами, когда он наконец вышел из кафе – один, намного позже всех остальных. Я была голодна, меня мучила жажда, и я решила из принципа устроить ему сцену. Но по его сгорбленному виду поняла, что момент для этого далеко не самый подходящий.

– Может, пойдем пообедаем?

– В этом нет необходимости.

Курт тщательно застегнул пиджак, у которого был уже не столь безупречный вид, как раньше. Создавалось такое впечатление, что он принадлежит другому человеку, более упитанному и плотному.

– Если хочешь, можем немного пройтись.

В его понимании «пройтись» означало напитаться тишиной. Я не выдержала уже через несколько минут. Ведь единственный способ утешить мужчину, который ничего не ест и даже к вам не прикасается, состоит как раз в том, чтобы с ним поговорить. Лучшего лекарства от беспокойства и тревоги я не знала.

– Почему ты с таким упорством участвуешь в заседаниях «Кружка», если совершенно не разделяешь их идей.

– Они помогают мне думать, к тому же я должен с кем-то делиться результатами своих исследований. Кроме того, мне нужно опубликовать научную работу, в противном случае у меня не будет права преподавать.

– Ты напоминаешь мне маленького мальчика, разочарованного рождественскими подарками.

Он поднял воротник и засунул руки в карманы, совершенно бесчувственный к ночной сырости. Я взяла его под руку.

– Я положил на стол бомбу, но меня только похлопали по спине, попросили официанта принести счет… и больше ничего.

Я тоже вздрогнула. Наверняка от голода.

– Ты в себе уверен? В расчетах не ошибся?

Он оттолкнул мою руку и зашагал по другому ряду тротуарной плитки:

– Мое доказательство безупречно, Адель.

– Я в этом даже не сомневаюсь. Мне хорошо известна твоя манера трижды открывать окно, чтобы убедиться, что оно крепко заперто.

Мы оказались в толпе праздношатающихся гуляк, которые чуть не сбили нас с ног. Чтобы не отставать от него, мне приходилось бежать на своих каблучках галопом. Он не прерывал нити своих размышлений, и мне пришлось идти на всевозможные ухищрения.

– Чарлз Дарвин как-то сказал, что математики подобны слепцам, которые ищут черную кошку в темной комнате, где ее нет и в помине. Лично я живу среди чистейшего света.

– Тогда почему они сомневаются? Ведь ваша сфера базируется на уверенности. Каждый знает, что дважды два всегда будет четыре. Так было, так есть, и так всегда будет!

– Некоторые истины подразумевают набор временных условностей. И дважды два не всегда четыре.

– Но послушай, если я сосчитаю на руке пальцы…

– Времена, когда математика опиралась на чувства и ощущения, далеко в прошлом. Теперь она, напротив, пытается оперировать понятиями, не входящими в категорию субъективных.

– Я ничего не понимаю.

– Я очень тебя уважаю, Адель, но на свете есть вещи, разобраться в которых тебе не под силу. Мы с тобой об этом уже говорили.

– Порой даже самые сложные мысли поддаются пониманию, особенно если излагать их простым человеческим языком.

– Некоторые идеи нельзя выразить простым человеческим языком.

– Ну вот, приехали! Кем вы себя возомнили? Богами? Лучше бы хотя бы время от времени интересовались тем, что происходит вокруг! Ты знаешь, что многие люди сегодня прозябают в нищете? Или, может, полагаешь, что тебя совершенно не касаются грядущие выборы? Да, Курт, я читаю газеты, а они написаны человеческим языком.

– Адель, тебе нужно учиться сдерживать свой гнев.

Он взял меня за руку – на людях в первый раз. Вдоль молчаливых аркад мы дошли до угла улицы.

– В некоторых случаях можно сначала доказать одно утверждение, а потом второе – диаметрально ему противоположное.

– В этом нет ничего нового, тут я сама большой специалист.

– В математике это называется «противоречивостью», а в случае с тобой – духом противоречия. Я доказал существование недоказуемых математических истин, это не что иное, как неполнота.

– И все?

Ирония никогда не могла проложить между нами мостик, он воспринимал ее лишь как ошибку в общении. Порой она призывала его прибегать к новым формулировкам и находить более приемлемые иллюстрации. Подобные усилия, по правде говоря, весьма резкие, являлись доказательством истинной любви, своеобразным временным отступлением от ярма совершенства.

– Представь себе человека, который живет вечно и тратит свое бессмертие на составление полного перечня математических истин. Он без конца определяет, что есть истина и что ложь. Так вот выполнить эту задачу ему не удастся никогда.

– Я так и говорила – Бог.

Курт уже занес ногу, но так и не смог сделать следующего шага – на дороге, которую он себе наметил, было несколько рытвин.

– Математики, как дети, они тоже громоздят друг на друга кирпичики истины, чтобы построить стену, способную заполнить собой пустоту окружающего пространства. При этом они неизменно задаются вопросом о том, насколько прочны те или иные из них и не рухнет ли по причине их несостоятельности вся конструкция. Я доказал, что к некоторым кирпичикам в этой стене у нас попросту нет доступа. Следовательно, мы никогда не сможем категорично настаивать на прочности всей стены.

– Ах ты шалопай, нехорошо ломать другим игрушки!

– Да, эту игрушку, помимо прочего, можно назвать и моей, но изначально я не собирался ее ломать, совсем наоборот[13].