Иосиф Бродский - Собрание сочинений

• Название: Собрание сочинений
• Автор: Иосиф Бродский
• Жанр: Поэзия

Этот книга – часть электронного собрания сочинений И. Бродского, содержащая основной корпус стихотворений и поэм. Сюда не вошли (и включены в отдельные файлы): стихотворные переводы Бродского из разных авторов на рус. язык; неоконченная поэма «Столетняя война» с примечаниями Я. Гордина; переводы стихотворений Бродского на англ. язык (самим автором и другими переводчиками); стихотворения, изначально написанные Бродским на англ. языке, и их переводы на русский язык (не автором); неоконченная поэма «История XX века», написанная на английском языке и переведенная на русский Е. Финкелем. Представлены (насколько возможно) все опубликованные в бывшем СССР оригинальные стихотворные тексты Бродского. В собрание, возможно, пока не включены некоторые ранние стихи (до 1962?), которые автор позже не захотел публиковать (например, «Земля» и «Баллада о маленьком буксире»), а также неоконченные стихи, наброски, варианты и другие малоизвестные произведения (возможно, они будут еще опубликованы).

Тексты подготовлены путем сверки и вычитки электронных текстов-источников, издавна находившихся в Сети (предположительно, это были ручные наборы с ранних публикаций или «самиздата»), и OCR по изданиям: «Сочинения Иосифа Бродского», далее «СИБ» (1-е изд. в 4 тт., ред. Г. Ф. Комаров, «Пушкинский фонд», С-Пб., 1994; 2-е изд., тт. 1 и 2, ред. Я. Гордин, 1998); по утвержденному Бродским сборнику «Часть речи» (сост. Э. Безносов, М., «Художественная Литература», 1990; далее «ЧР»); и по сборнику «Форма Времени» (сост. В. Уфлянд, «Эридан», Минск, 1992; далее ФВ). При разночтениях пунктуации и мелких исправлениях текста предпочтение отдается СИБ, с исправлениями по имеющимся томам 2-го издания; при значительных отличиях текста приводятся варианты по др. публикациям или по электронному тексту-исходнику (обозначенному как «неизвестный источник»).

Порядок стихотворений следует хронологическому принципу СИБ: в пределах каждого месяца, сезона, года, десятилетия сперва идут точно датированные стихотворения в хронологическом порядке, затем датированные все более и более приближенно в алфавитном порядке, т.е. датированные месяцем, сезоном, годом, затем датированные неточно, условно или вовсе не датированные – также в алфавитном порядке. Датировка следует СИБ: <1990> означает дату первой публикации, 1990? означает приблизительную датировку. Отдельные недатированные ранние стихи, не включенные в СИБ, даются по неизвестным источникам и датированы <?>. В отдельных отмеченных случаях датировка следовала опубликованным на англ. языке при участии Бродского сборникам: «Selected Poems» (1973, далее SP), «Part of Speech» (1980, далее PS), «To Urania» (1988, далее TU) и «So Forth» (1996, далее SF).

Примечания к текстам, присутствующие в СИБ, дополнены примечаниями из других публикаций (и, где необходимо, моими текстологическими пояснениями); все примечания атрибутированы. Выделенные в СИБ заглавными буквами или разрядкой слова даны курсивом.

С. В.

Подготовка текста: Сергей Виницкий. Собрание сочинений И. Бродского

находится на Сети по адресу «http://brodsky.da.ru».]

---

X Разговор на крыльце

«Огромный город в сумраке густом».
«Расчерченная школьная тетрадка».
«Стоит огромный сумасшедший дом».
«Как вакуум внутри миропорядка».
"Фасад скрывает выстуженный двор,
заваленный сугробами, дровами".
"Не есть ли это тоже разговор,
коль все это описано словами?"
"Здесь – люди, и сошедшие с ума
от ужасов – утробных и загробных".
"А сами люди? Именно сама
возможность называть себе подобных
людьми?" "Но выражение их глаз?
Конечности их? Головы и плечи?"
"Вещь, имя получившая, тотчас
становится немедля частью речи".
«И части тела?» «Именно они».
«А место это?» «Названо же домом».
«А дни?» «Поименованы же дни».
"О, все это становится Содомом

слов алчущих! Откуда их права?"
«Тут имя прозвучало бы зловеще».
"Как быстро разбухает голова
словами, пожирающими вещи!"
«Бесспорно, это голову кружит».
«Как море – Горбунову; нездорово».
"Не море, значит, на берег бежит,
а слово надвигается на слово".
«Слова – почти подобие мощей!»
"Коль вещи эти где-нибудь да висли...
Названия – защита от вещей".
«От смысла жизни». «В некотором смысле».
«Ужель и от страдания Христа?»
«От всякого страдания». «Бог с вами!»
"Он сам словами пользовал уста...
Но он и защитил себя словами".
«Тем, собственно, пример его и вещ!»
«Гарантия, что в море – не утонем».
"И смерть его – единственная вещь
двузначная". «И, стало быть, синоним».

"Но вечность-то? Иль тоже на столе
стоит она сказалом в казакине?"
"Единственное слово на земле,
предмет не поглотившее поныне".
«Но это ли защита от словес?»
«Едва ли». "Осеняющийся Крестным
Знамением спасется". «Но не весь».
«В синониме не более воскреснем».
«Не более». "А ежели в любви?
Она – сопротивленье суесловью".
"Вы либо небожитель; либо вы
мешаете потенцию с любовью".
«Нет слова, столь лишенного примет».
"И нет непроницаемей покрова,
столь полно поглотившего предмет,
и более щемящего, как слово".
"Но ежели взглянуть со стороны,
то можно, в общем, сделать замечанье:
и слово – вещь. Тогда мы спасены!"
"Тогда и начинается молчанье.

Молчанье – это будущее дней,
катящихся навстречу нашей речи,
со всем, что мы подчеркиваем в ней,
с присутствием прощания при встрече.
Молчанье – это будущее слов,
уже пожравших гласными всю вещность,
страшащуюся собственных углов;
волна, перекрывающая вечность.
Молчанье есть грядущее любви;
пространство, а не мертвая помеха,
лишающее бьющийся в крови
фальцет ее и отклика, и эха.
Молчанье – настоящее для тех,
кто жил до нас. Молчание – как сводня,
в себе объединяющая всех,
в глаголющее вхожая сегодня.
Жизнь – только разговор перед лицом
молчанья". «Пререкание движений».
«Речь сумерек с расплывшимся концом».
«И стены – воплощенье возражений».

«Огромный город в сумраке густом».
«Речь хаоса, изложенная кратко».
"Стоит огромный сумасшедший дом,
как вакуум внутри миропорядка".
«Проклятие, как дует из углов!»
"Мой слух твое проклятие не колет:
не жизнь передо мной – победа слов".
«О как из существительных глаголет!»
"Так птица вылетает из гнезда,
гонимая заботами о харче".
"Восходит над равниною звезда
и ищет собеседника поярче".
"И самая равнина, сколько взор
охватывает, с медленностью почты
поддерживает ночью разговор".
«Чем именно?» «Неровностями почвы».
"Как различить ночных говорунов,
хоть смысла в этом нету никакого?"
"Когда повыше – это Горбунов,
а где пониже – голос Горчакова".

XI Горбунов и Горчаков

«Ну, что тебе приснилось?» «Как всегда».
«Тогда я и не спрашиваю». "Так-то,
проснулось чувство – как его? – стыда".
«Скорее чувство меры или такта».
«Хорош!» "А что поделаешь? Среда
заела. И зависимость от факта".
«Какого?» «Попадания сюда».
"Ты довести способен до инфаркта.
Пошел ты вместе с фактами... туда".
«Давай, не будем прерывать контакта».

«Зачем тебе?» «А кто его». "Ну что ж...
Так ты меня покинешь?" «После Пасхи».
«Куда же ты отсюдова пойдешь?»
«Домой пойду». «А примут без опаски?»
«Я думаю». «А где же ты живешь?»
«Не предаю я адреса огласке».
«Сдается мне, дружок, что это ложь».
«Как хочешь». «Не рассказывай мне сказки».
«Ты все равно ко мне не попадешь».
«О чем ты?» «Я все больше о развязке».

«Тогда ты прав». «Я думаю, что прав».
«Лишь думаешь?» "Ну, вырвалось случайно.
Я сомневаться не имею прав".
«А чем займешься дома?» «Это тайна».
"Подобный стиль беседовать избрав,
контакта хочешь? Странно чрезвычайно".
«Не стиль таков, а, собственно, мой нрав».
«А может, хочешь яблока ты?» "Дай, но
не расколюсь я, яблоко забрав...
Понять и бросить, вира или майна -

вот род моих занятий основной.
Все прочее считаю посторонним".
"Глаза мне застилает пеленой!
Поднять и бросить! – это же синоним
всего происходящего со мной".
«Ну, мы тебя, не бойся, не уроним».
«Что значит „мы“?» "Не нервничай, больной.
Хошь, научу гаданью по ладоням?"
«Прости, я повернусь к тебе спиной.»
"Ужель мы нашу дружбу похороним?!

Ты должен быть, по-моему, добрей".
«Таким я вышел, видимо, из чрева».
«Но бытие...» «Чайку тебе?» "Налей...
определяет..." «Греть?» "Без подогрева...
сознание... Ну, ладно, подогрей".
«Прочел бы это справа ты налево».
«Да что же я, по-твоему – еврей?»
"Еврей снял это яблоко со древа
познания". "Ты, братец, дуралей.
Сняла-то Ева". «Видно, он и Ева».

"А все ж он был по-своему умен.
Является создателем науки.
И имя звучно". "Лучше без имен.
Боюсь, не отхватили бы мне руки
за этот смысловой полиндромон".
"Он тоже обрекал себя на муки.
Теперь он вождь народов и племен".
«Панмонголизм! как много в этом звуке».
«Он тоже, вроде, был приговорен».
«Наверно, не к разлуке». "Не к разлуке.

Что есть разлука?" "Знаешь, не пойму,
зачем тебе?" «Считай, для картотеки».
"Разлука – это судя по тому,
с кем расстаешься. Дело в человеке.
Где остаешься. Можно ль одному
остаться там, подавшись в имяреки?
Коль с близким, – отдаешь его кому?
Надолго ли?" «А ежели навеки?»
"Тогда стоишь и пялишься во тьму
такую, как опущенные веки

обычно создают тебе для сна.
И вздрагиваешь изредка от горя,
поскольку мрака явственность ясна.
И ни тебе лисичек или моря".
"А ежели за окнами весна?
Весной все легче". «Спорно это». "Споря,
не забывай, что в окнах – белизна".
«Тогда ты – словно вырванное с поля».
«Земля не кровоточит, как десна».
"Ну, видимо, на то Господня воля...

А что тебе разлука?" "Трепотня...
Ну, за спиной закрывшиеся двери.
И, если это день, сиянье дня".
«А если ночь?» "Смотря по атмосфере.
Ну, может, свет горящего огня.
А нет – скамья, пустующая в сквере".
"Ты расставался с кем-нибудь, храня
воспоминанья?" «Лучше на примере».
«Ну, что ты скажешь, потеряв меня?»
«Вообще-то, я не чувствую потери».

"Не чувствуешь? А все твое нытье
о дружбе?" "Это верно и поныне.
Пока у нас совместное житье,
нам лучше, видно, вместе по причине
того, что бытие..." "Да не на "е"!
Не бытие, а бытие". "Да ты не -
не придирайся... да, небытие,
когда меня не будет и в помине,
придаст своеобразие равнине".
«Ты, стало быть, молчание мое...»

XII Горбунов и Горчаков

«Ты ужинал?» «Я ужинал. А ты?»
«Я ужинал». «И как тебе капуста?»
"Щи оставляют в смысле густоты
желать, конечно, лучшего: не густо".
"А щи вообще, как правило, пусты.
Есть даже поговорка". "Это грустно.
Хоть уксуса чуть-чуть для остроты!"
«Все – пусто». "Отличается на вкус-то,
наверно, пустота от пустоты".
«Не жвачки мне хотелось бы, а хруста».

"В такие нас забросило места,
что ничего не остается, кроме
как постничать задолго до Поста".
«Ты говоришь о сумасшедшем доме?»
«Да, наша география проста».
«А что потом?» "Ты вечно о потоме!
Когда – потом?" «По снятии с креста».
«О чем ты?!» «Отнесись как к идиоме».
«Положат хоть лаврового листа».
«А разведут по-прежнему на броме».

"Да, все это не кончится добром.
Бром вреден – так я думаю – здоровью".
"И волосы вылазят. Это – бром!
Ты приглядись к любому изголовью:
Бабанов расстается с сербром,
Мицкевич – с высыпающейся бровью.
И у меня на темени разгром.
Он медленно приводит к малокровью".
"Бром – стенка между бесом и ребром,
чтоб мы мозги не портили любовью.

Я в армии глотал его". «Один?»
"Всей армией. Мы выдумали слово.
Он назывался «противостоин».
Какая с ним Уланова-Орлова!"
"Я был брюнет, а делаюсь блондин.
Пробор разрушен! Жалкая основа...
А ткани нет... не вышло до седин
дожить..." «Не забывай же основного».
«Чего не забывать мне, господин?»
«Быть может, не потребуются снова».

«Кто?» «Кудри». «Вероятно». «Не дрожи».
«Мне холодно». "Засунул бы ты руки
под одеяло". «Правильно». "Скажи,
что есть любовь?" «Сказал...» "Но в каждом звуке
другие рубежи и этажи".
«Любовь есть предисловие к разлуке».
«Не может быть!» "Я памятником лжи
согласен стать, чтоб правнуки и внуки
мне на голову клали!" «Не блажи».
«Я это, как и прочее, от скуки».

«Проклятие, как дует от окна».
«Залеплено замазкой». "Безобразно.
Смотри, и батарея холодна!"
"Здесь вообще и холодно и грязно...
Смотри, звезда над деревом видна -
без телескопа". "Видно и на глаз, но
звезда не появляется одна".
"Я вдруг подумал – но, конечно, праздно -
что если крест да распилить бы на
дрова, взойдет ли дым крестообразно?"

«Ты спятил!» "Я не спятил, а блюду
твой интерес". "Похвальная сердечность.
Но что имеешь, собственно, ввиду?"
«Согреть окоченевшую конечность».
"«Да, все мои конечности во льду».
«Я прав». "Но в этом есть бесчеловечность.
Сложи поленья лучше как звезду".
"Звезда, ты прав, напоминает вечность;
не то, что крест, к великому стыду".
«Не вечность, а дурную бесконечность».

«Который час?» «По-видимому, ночь».
«Молю, не начинай о Зодиаке».
"Снаружи и жена моя, и дочь.
Что о любви, то верно и о браке".
"Я тоже поджениться бы непрочь.
А вот тебе не следовало". "Паки
и паки, я гляжу, тебе невмочь,
что я женат". «Женился бы на мраке!»
"Ну, я к однообразью неохоч.
В семье есть ямы, есть и буераки".

«Который час?» «Да около ноля».
«О, это поздно». "Не имея вкуса
к цифири, я скажу тебе, что для
меня все "о" – предшественницы плюса".
"Ну, дали мои губы кругаля...
То ж следствие зевоты и прикуса.
Чего ты добиваешься, валя
все в кучу?" «Недоступности Эльбруса».
"А соразмерной впадины Земля
не создала?" «Отпраздновала труса».

"Уж если размышляешь о горе,
то думай о Голгофе, по причине
того, что март уже в календаре,
и я исчезну где-нибудь в лощине".
"Иль в облаке сокрывшись, как в чадре,
сыграешь духа в этой чертовщине".
"На свой аршин ты меряшь, тире,
твоей двуглавой снеговой вершине
не уместиться ввек в моем аршине,
сжимающем сугробы во дворе".

XIII Разговоры о море