Генрих Штолль - Классические мифы Греции и Рима

• Название: Классические мифы Греции и Рима
• Автор: Генрих Штолль
• Жанр: Мифы. Легенды. Эпос
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-85689-097-5

Перевод с немецкого языка древних мифов Генриха Штолля был осуществлен впервые в 1867 г. Затем эта книга долго не переиздавалась. В первом томе этого уникального электронного издания рассказывается о божествах и героях Древней Греции – Прометее, Персее, Дедале, Орфее, Эвридике, Геракле, Тезее, Ясон, аргонавтах и др. Поэтические рассказы о древнегреческих богах и героях изложены простым и понятным языком, рассчитаны на детей, подростков и взрослых читателей, интересующихся древнегреческой мифологией, рассказы снабжены иллюстрациями. Одна из частей книги посвящена метаморфозам, т. е. превращениям людей и богов в животных, созвездия и пр. Содержится трогательная повесть о любви Амура и Психеи (по Апулею), рассказывается о подвигах Геракла и походе Ясона и аргонавтов. Во втором томе книги приведены сказания о Троянской войне и божествах Древнего Рима. Имена героев Троянской войны сделались нарицательными, выражения Гомеровских поэм вошли в поговорку. Не одни поэты, но также историки и философы-моралисты в своих изысканиях и рассуждениях отводили видное место Трое, троянской войне. Художники-ваятели заимствовали из сказаний об этой войне сюжеты для своих произведений, предназначавшихся для украшения храмов, общественных зданий и т. п. Словом, память о Трое проходит красной нитью через всю античную литературу и через все античное искусство, а через них перешло и в наши дни, будучи постоянно оживляемой тем или другим способом.

---

Хотя Дионис, по рассказу пастуха, и достаточно проявил свою мощь, но Пенфей еще больше укрепился в своем намерении преследовать его и бороться с ним до конца. Собрал он все свое войско, чтобы положить конец безумству женщин. Дионис, правда, предостерегал его, уверяя, что безумно выходить против бога с оружием, что лучше будет принести богу жертву, чем возбуждать его гнев. С горечью отверг Пенфей его совет:

– Кровь преступных жен, – говорил царь, – будет моей жертвой этому богу.

Но близка была уже кара Пенфею от Диониса: бог привел его в полное помешательство, уговорил его одеться в женское платье, выйти на Киферонские горы и там поглядеть на пляски и неистовства восторженных фивянок. В то время, как шли они по улицам Фив, Пенфею казалось, что спутник его превратился в быка круторогого; двоилось перед ним солнце, двоились и семивратные Фивы. Вот достигли они Киферона, незаметно подкрались к той замкнутой скалами долине, в которой, под тенистыми пихтами, уселись поклонницы Вакха; одни из них украшали свой тирс свежим плющом, другие пели веселые хороводные песни во славу чтимого ими бога. Не видя менад, Пенфей сказал Дионису:

– Чужеземец, не лучше ли с холма или с высокой пихты посмотреть нам на вакханок: отсюда я ничего не вижу.

Услышав это, Дионис ухватился за высокую пихту, пригнул ее дугою к земле и на высокий сук посадил Пенфея. Дав пихте медленно распрямиться, Дионис исчез, оставив Пенфея на дереве в виду у вакханок. И, с высот эфира послышался голос его:

– Девы! я привел к вам того, кто издевался над вами, надо мной и моими оргиями: воздайте же ему за это.

И с этими словами в воздухе заблистала молния Зевса.

Смолк тогда эфир, притихли листья на деревьях, притихли звери и птицы. Вакханки, не вслушавшиеся в слова Диониса, осматривались вокруг с напряженным вниманием; но когда вторично раздался призыв Диониса, мать Пенфея, Агава, сестры ее и все вакханки бросились, как легкокрылые лесные голубки, в ту сторону, откуда раздавался клик. Воодушевленные пламенным Вакхом, устремились они через горы и скалы и, увидев царя на пихте, взобрались на соседнюю скалу и оттуда стали бросать в Пенфея камни и тирсы.

Но тщетны были их усилия: пихта, на которой сидел беспомощный, несчастный Пенфей, была слишком высока. Тогда дубовыми сучьями принялись они окапывать дерево, желая вырыть его с корнем; но не по силам им был такой труд. И тогда мать Пенфея воскликнула наконец:

– Окружим-ка проворней дерево, схватимся за него и изловим зверя: не будет он тогда нарушать таинственные хороводы бога.

Тысячи рук схватились за дерево и вырвали его из земли. Несчастный Пенфей упал на землю, горько зарыдал и застонал, видя свою беду неминучую. И вот мать его, Агава, первая наложила на него свои убийственные руки. Пенфей сорвал с головы повязку, чтобы мать признала его и не предавала смерти и, прикасаясь к ее лицу, так говорил:

– Милая мать, я сын твой Пенфей, порожденный тобою в дому Эхиона: сжалься ты надо мною, не убивай преступного сына.

Но мать, в исступлении, не слышала его; дико, как безумная, поводила она вокруг глазами: так помутил ее ум Дионис. Схватила Агава сына своего за левую руку, уперлась ногою в грудь его и вырвала руку по самое плечо. С тем же исступлением Автоноя и Ино бросились на Пенфея, а за ними целая толпа вакханок. Пока еще жив был злосчастный, громко стонал он, и радостными кликами отвечали ему менады. Но вот жизнь оставила Пенфея – по скалам и густому кустарнику разбросали вакханки части его тела.

Мать Агава приняла голову его за голову львенка и, насадив на тирс, ликуя, понесла голову сына в высоковратные Фивы, величая победу дарователя фина Диониса, и в Фивах с торжеством показала славную добычу всему народу и отцу своему Кадму, только что вернувшемуся с Тиресием с Киферонских гор.

Силою слова избавил Кадм Агаву от помешательства, и сознала она свое ужасное дело, и познала праведную кару Диониса, которому воспротивился его же собственный его род.

18. Ион

(по Эврипиду „Ион")

У Креузы, дочери знаменитого афинского царя Эрехфея, родился от Аполлона сын. Страшась отчего гнева, скрыла она своего малютку. В непроглядную ночь положила она его в гроте Пана, на склоне северной афинской скалы. Надеялась Креуза, что Аполлон не даст своему сыну погибнуть. Бережно завернув ребенка в свое покрывало, уложила она его в корзинку и с ним положила золотую драгоценную вещь, по которой, думала она, со временем, может быть, ей удастся открыть сына. Аполлон не забыл о своем детище и молвил брату своему Гермесу:

– Поспеши, милый брат мой, в Афины, к народу Афины-Паллады, перенеси из Панова грота в Дельфы новорожденного малютку, и в Дельфах, в той же корзинке, положи его у храмового входа. О дальнейшем я сам позабочусь: ребенок тот – сын мой.

Гермес в ту же ночь перенес малютку в Дельфы и там положил его на пороге Аполлонова храма, в который смертные приходили за предсказаниями, и, сняв с корзинки крышку, удалился. Рано утром, вступая в храм, провозвестница будущего, Пифия, увидела мальчика и, подозревая, не лежит ли на нем какое-нибудь преступление, уже решилась было отнести его подальше от священного порога; но вдруг Феб изменил ее помыслы: исполнилась Пифия сострадания, подняла малютку и решилась его воспитать. Так, играючи, вырос сын Аполлона у алтаря отца своего, и когда достиг юношеских лет, дельфийцы вручили ему на хранение ключи от храма. В храме с тех пор и поселился юноша.

Креуза же, мать его, вышла за Эолова сына Ксуфа, который, переселившись из Фессалии в Аттику, поддерживал Эрехфея в упорной войне его с эвбейцами, за что царь и отдал ему руку своей дочери. Долго не было у них детей, и вот вздумали супруги отправиться в Дельфы к оракулу Аполлона. «Не услышит ли, думали они, бог нашей молитвы, не благословит ли он нас детьми?». Сам Аполлон внушил им эту мысль.

В тот день, когда Креуза появилась в Дельфах, рано утром вышел из дверей храма благочестивый юноша и приветствовал начинающийся день:

– Вот на пламенных конях своих поднимается над землею Гиперион[10]. Улетают звёзды от лучезарного лица его в область священной ночи! Необитаемые высоты Парнаса освещаются светом пробуждающегося дня, лучи восходящего солнца разливаются на племена людские. От согретой солнцем мирры блогоухание восходит к горе Аполлона, где на священном престоле восседает дельфийская жрица и возвещает народу эллинов волю грозного Аполлона. Дивное служение совершаю я тебе, о Аполлон, в священном храме! Никогда не отступлю я от своего достохвального дела. Величаю тебя, о Феб, величаю тебя воспитатель мой, отец мой – Пеан, Пеан[11]! Радуйся, радуйся вечно, отрасль Латоны!

Таким гимном сопровождал юноша свое служение Аполлону. С песнями увешивал он колонны храма венками и ветвями лавра, окроплял храмовый пол водою, обметал его лавровыми ветвями и отгонял от храма птиц, чтобы не садились они на блистающие золотом зубцы кровли, чтобы не портили священных предметов, принесенных в дар Аполлону. Еще не окончил юноша своего дела, как увидел он: окруженная толпою прислужниц, стройная, величественная видом и уже не молодая женщина приближается к храму. Поражен был юноша величественной наружностью незнакомки и, видя, что не с радостью, как другие, а со слезами подходит она к Аполлонову храму, юноша вышел ей навстречу, спросил о причине печали; спросил, откуда она и как ее имя. Креуза назвала себя, сказала, что она дочь славного Эрехфея и супруга Ксуфа, властвующего теперь над Афинами, что, бездетная, пришла она с мольбою к Фебу – разрешить ее бесплодие. Утаила Креуза прямую причину слезь своих при виде Аполлонова храма; не сказала она, что припомнилась ей давнишняя любовь Аполлона, что вспомнила она про сына, может быть, погибшего, растерзанного дикими зверями; но про участь свою рассказала, скрыв себя под чужим именем.

– Одну подругу мою, – так начала Креуза, – осчастливил некогда любовью своей Аполлон, но скоро покинул ее, вероломный. Ребенок был оставлен матерью тотчас же по рождении, и с тех пор нет о нем никакого слуха. Я хочу вопросить оракула Аполлона об этой злосчастной женщине. Теперь, о юноша, сын ее был бы уже в твоих летах: счастливица твоя мать, что вырастила такого прелестного сына!

А юноша ей в ответ:

– У меня нет матери, и отца я не знаю. Какими судьбами я здесь, мне неизвестно. Жрица храма воспитала меня, как служителя Аполлона, как его достояние.

– О как жаль мне тебя, друг мой! Как судьба твоя сходна с моей: ты горюешь о том, что у тебя нет матери, а подруга моя горюет о сыне.

Так говорила Креуза, но смолкла, увидев супруга своего.

Ксуф возвращался в это время от Трофониева оракула[12], что в Беотийской Ливадии, и принес от него благоприятный ответ.

Правда, Трофоний не хотел давать полного ответа прежде, чемь не даст его Аполлон, и возвестил лишь, что Ксуф и Креуза не возвратятся бездетными из дельфийского храма. По наставлению юного Аполлонова служителя, Ксуф вошел во внутреннее святилище храма за ответом Пифии; Креуза же, увенчанная лавровым венком, пошла к отдаленному алтарю Аполлона и взмолилась ему о благоприятном ответе. А в это время юный служитель Аполлона продолжал свое дело в притворе храма.