Вячеслав Репин - Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Роман. Том II

• Название: Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Роман. Том II
• Автор: Вячеслав Репин
• Жанр: Русское современное

«Звёздная болезнь…» – первый роман В. Б. Репина («Терра», Москва, 1998). Этот «нерусский» роман является предтечей целого явления в современной русской литературе, которое можно назвать «разгерметизацией» русской литературы, возвратом к универсальным истокам через слияние с общемировым литературным процессом. Роман повествует о судьбе французского адвоката русского происхождения, об эпохе заката «постиндустриальных» ценностей западноевропейского общества. Роман выдвигался на Букеровскую премию.

---

– Луиза, как можно говорить такие глупости? – вмешался Петр.

– Да он не обижается… Правда, Леон?

– Не из соски, а из миски, – сказал Мольтаверн. – Одну на всех ставили, и мы всей сворой бросались похлебать. Хвосты вверх и вперед! Смотрите, какой вырос… – И он дважды врезал себе кулаком в грудь.

– Остряк, подумайте… – Луиза сокрушенно качала головой.

За продолжением разговора в беседке Петр следил с напряжением, всё больше чем-то пораженный.

– Эта русская игра заключается в том, чтобы спросить кукушку, сколько человеку осталось жить. Сколько раз прокричит – столько лет и осталось… Повторяй за мной: кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось? – Луиза подала пример.

Со стороны холмов почти сразу послышались отдаленные крики кукушки.

– Всего три раза! – встрепенулся Мольтаверн. – Что-то маловато.

– Ты за меня не переживай! Ты про себя спроси. Ну?

Мольтаверн медлил. Чувствуя, что забава к добру не приведет, он не хотел пасть лицом в грязь, но в то же время хотел угодить и, словно нерадивый ребенок, который не осмеливается идти наперекор до конца, странным голосом пробурчал:

– Кукушка-кукушка, сколько мне осталось?

Ответа не было.

– Громче надо спрашивать, сонная ты тетеря! – отругала его Луиза, и в тот же миг раздался один-единственный крик кукушки. – Всего один! А говоришь, маловато… Вот тебе и вечная жизнь! Еще раз попробуй! Ошибка, наверное.

– Кукушка-кукушка, – проговорил Мольтаверн уже нараспев. – Сколько мне осталось жить?

Луиза подняла в воздух указательный палец. Петр вслушивались вместе с ними. Кукушка опять прокричала всего один раз.

– Слышишь, всего один год?! Ну, Леон! Готовься к бане. Один год как миг пролетает, глазом моргнуть не успеешь…

После обеда Петр унес поднос с кофейником в свою рабочую комнату и сидел в кресле перед окном, просматривая альбом о местной флоре и фауне, чтобы научиться, если случай представится, отличить кукушку от перепела, а ими кишела, как он слышал, вся округа.

С радостным недоумением он открывал для себя, что эта птица ведет паразитический образ жизни, всегда приживается в чужих гнездах. Серую европейскую разновидность кукушки cuculus canorus из-за горизонтальных полосок на груди якобы путают обычно не с перепелами, а с ястребом-самцом. Что же касалось знаменитых криков этой птицы, раздающихся над лесом, то издавали их, как оказывалось, самцы, а не самки…

На пороге появилась Луиза. Она была босиком и в одном белье.

– Я забыла купить сигареты. Пошлем Леона?.. У-у, да у тебя здесь… как у черта за пазухой! – проговорила она, замечая, с каким комфортом он расположился возле книжного шкафа с включенным радиоприемником.

– Посиди со мной, – предложил Петр. – Ты кофе уже пила?

– Леон принес наверх чашку.

– Скажи мне… там, наверху, ты его принимаешь в таком виде? – поинтересовался Петр. – Не совестно тебе, Луиза?

– Да он внимания не обращает.

– Зря ты так думаешь. Я же вижу, какими глазами он на тебя смотрит. Демонстрировать перед мужчиной лучшие части своего тела… Нужно понимать такие вещи.

– Да какой он мужчина!

– Ты ведь знаешь, что я прав, – упрекнул Петр, не отрывая глаз от альбома. – И сама это замечаешь.

– Ну, хорошо, хорошо! Я скажу ему, чтобы он отворачивался, когда я прохожу мимо.

Заложив страницу книги засушенным листком платана, Петр поднял на нее глаза и вдруг понял, что просит ее о чем-то невозможном. Он не пользовался у нее ни малейшим авторитетом. В глубине души он был даже рад своему наблюдению – аналогично тому, как бывал иногда рад за Мольтаверна, замечая в его поведении нормальные, свойственные обычным людям реакции. Сам факт, что Луиза могла приводить того в смущение и что тот не мог оставаться к ней равнодушен – такая реакция казалась Петру вполне здоровой. Какой нормальный мужчина смог бы реагировать по-другому? Эта мысль даже вселяла уверенность, что в жизни Мольтаверна всё еще поправимо. Петр видел в этом собственную заслугу. И оптимизм опять переполнял его.

Вернувшись в середине марта из отпуска, Шарлотта Вельмонт обратилась к Петру с новой просьбой. Он мог бы оказать ей большую услугу, если бы согласился помочь в ведении двух не связанных между собою дел. А уже при встрече Петр был вынужден констатировать, что Вельмонт не рассталась со своими прежними иллюзиями на его счет. И то и другое дело были в духе ее прежних поручений. Вельмонт всерьез надеялась его уговорить…

Встреча произошла в городе, неподалеку от ее офиса, в уже знакомом ресторане. Вельмонт удивляла своим видом. Новая прическа. Новый наряд, пара из серой фланели, на ней сидел несколько чопорно. Заметно похудевшая, с втянувшимися щеками, она выглядела свежей, помолодевшей, и в этом было что-то неожиданное.

Заказав себе один зеленый салат, сыр, бутылку воды, но не отказавшись, как еще недавно, от вина, Вельмонт тараторила обо всём подряд: о своем отдыхе, проведенном в Альпах, где она каталась на лыжах, о замысловатой операции по удалению опухоли, которую перенес ее бедлингтон-терьер, о судебном разбирательстве, наделавшем шума в Германии, которое грозило, по ее мнению, расшевелить мозги законодателям и во Франции…

Петр кивал, сморкался в белый носовой платок, извинялся за насморк – вторую неделю он ходил с недолеченной простудой, – на что Вельмонт разразилась шквалом рекомендаций: советовала бросить, как и она, курить, принимать по утрам поливитамины, пить минеральную воду, не меньше чем по два литра в день. При этом она не переставала скользить по нему быстрым, внимательным взглядом.

– Попало ко мне одно дело… к сожалению, с запозданием. Девятнадцатилетнюю девчонку привлекают по совершенно ужасному делу.., – перешла Вельмонт к сути дела. – Подождите, сейчас поймете, что всё это не так старо, как мир, – заверила она, уловив на его лице какую-то тень. – На редкость привлекательной внешности, почти сирота. Послужной список длиннющий: проституция, наркомания, за что давно состоит на учете. Мать, профессиональная проститутка, часто меняла сутенеров. Так что девчонка много чего повидала на своем веку. Один сожитель матери выставил ее из дому в двенадцать лет. Другой пытался изнасиловать, искромсал ей бедро кухонным ножом. Третий колошматил, и мать и ее, до потери сознания. А в прошлом году бедняжка дошла до того, что уговорила друзей, знакомую шпану, устроить темную очередному покровителю мамы. Банда подловила сутенера на улице, его скрутили, затолкали в машину, привезли в загородный подвал, и девчонка измывалась над ним всю ночь с паяльной лампой, добиваясь, чтобы он вернул пять тысяч франков, отобранные у матери. Сами понимаете – грязь непролазная… Следствие проходит вяло. Кому хочется ее преследовать? Но суд, конечно, состоится, и приговор будет. При нормальной защите девчонка отделается минимумом… Что еще сказать? Суд на следующей неделе, как раз в Версале… Вы можете взять дело?

Помолчав, Петр поморщился:

– Почему вы мне предлагаете?

– Не попадаю на слушание, долго объяснять… Больше некого попросить.

– Вы валите всё в одну кучу… Лыжи, паяльная лампа, пытки… Как можно помочь человеку в считаные дни?

– Возьметесь или нет?

– Она под арестом?

Вельмонт кивнула.

– Досье хорошее… Я всё подготовила, – заверила она и, сама себе подлив вина, всматривалась в Петра каким-то новым взглядом; после чего столь же внезапно, как начала этот разговор, перешла к другой теме: – Как у вас с Жоссами? Что там нового?

– Да ничего. Всё так же.

– А ведь вы обещали… обещали держать их в курсе, – упрекнула Вельмонт. – Они звонят мне, интересуются. Вас донимать стесняются. Догадываются, конечно, что вы к ним пылких чувств не питаете. Ну да бог с ним… Я хотела вас попросить вот о чем. Жоссы периодически участвуют в перепродаже ценных произведений искусства. В основном антиквариат, фигуратив, классика. Бывает – и современное искусство, но реже. Такими перепродажами занимаются многие владельцы галерей. Так им удается свести концы с концами, выставлять современных художников… Так вот, они попали в дурацкий переплет…

Вельмонт стала излагать запутанную историю. Проворачивая недавно обыкновенную «операцию» по купле-продаже, пара погорела на кругленькую сумму, доверившись знакомому, который выступал в роли доверенного лица. Знакомый оказался профессиональным аферистом. Американский подданный, состоявший в браке с внучатой племянницей одного из бывших президентов, Арчи Котсби разъезжал будто бы по всей Европе, жил с размахом. До того, как всё случилось, у Жоссов будто бы не было причин ему не доверять: несколько совместных сделок прошли удачно. При участии американца Жоссы готовили очередную посредническую сделку по продаже небольшого, но дорогостоящего рисунка Пуссена. Сделка провалилась. И с тяжелыми для них последствиями. Рисунок принадлежал швейцарскому коллекционеру и хранился в Женеве. Интерес к работе проявляли во Франции, с целью последующей перепродажи в Японии. Как только удалось достигнуть предварительной договоренности о покупке, американец доверил рисунок Жоссам, которые должны были показать его своему покупателю. В залог Жоссы оставили американцу чек на сумму в два миллиона франков, что составляло лишь незначительную часть от полной цены, которую просили за рисунок. Такая практика, хотя и не совсем законная, существовала повсюду и считалась общепринятой… В результате многодневных переговоров сделка в конечном счете провалилась. Жоссы вернули рисунок владельцу. Выписанный в залог гарантийный чек подлежал уничтожению – так это обычно происходило. Но они не удосужились проверить, уничтожен ли чек, постеснялись попросить Котсби сделать это в их присутствии, положились на его обещание. И вот, не прошло и месяца, как чек был предъявлен американцем к оплате, в самом что ни на есть законном порядке, через свой банк. Хотя американец конечно же не рассчитывал на то, что чек окажется необеспеченным. Он принимал Жоссов за людей состоятельных, а сами они эту легенду подогревали всеми силами из деловых соображений.