Лотар-Гюнтер Букхайм - Лодка

• Название: Лодка
• Автор: Лотар-Гюнтер Букхайм
• Издательство: Военная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005

«Лодка» — книга о войне и о людях на войне. «Лодка» — история о юношах, практически мальчишках, жадных до приключений, оболваненных нацистской пропагандой, знающих толк в технике. Они бросают вызов природе, сражаясь с невидимым врагом. У многих пока нет опыта, им многим неведомы отчание и одиночество, им не знакомы ужасы войны. В аду подводной войны альтернатива простая — либо тебя не поймают, либо тебе конец. Под водой раненых не бывает. Из 40 тысяч германских подводников домой не вернулись 30.000.

---

Четверг. Штурман решает еще раз попытать счастья в сумраке рассвета. На самом деле, видимость несколько улучшилась. Во многих местах облачная завеса разорвалась, и в прорехи проглядывают несколько звездочек. Можно разглядеть даже горизонт, когда его не заслоняют спины катящихся волн. Тогда он становится похож на борозду, чья ровная линия прерывается большими буграми.

Но всякий раз, как штурман соберется, отыщет знакомую звезду, на мостик падает дождь брызг, не давая пользоваться секстантом. Он вынужден передавать прибор вниз, на пост управления, и ждать, пока там его не вытрут досуха и не отдадут обратно. Спустя четверть часа он сдается.

— Неточные навигационные данные — это то же самое, как если бы их не было вовсе! — с этими словами он покидает мостик.

Он попробует еще раз после захода солнца.

Пятница.

— Поганая жизнь! — заключает шеф во время завтрака.

— Наша методика обнаружения обнаружения противника, — делюсь я своими наблюдениями со Стариком. — напоминает мне приемы лова рыбы, распространенные в Италии.

Для пущего эффекта я по примеру Старика делаю паузу, как делает он, забросив слушателю приманку. Я не продолжаю до тех пор, пока он не произносит:

 — В самом деле?

 — Я видел, как венецианские рыбаки спускают с мола огромные квадратные сети, растянутые на рамах, составленных из шестов. Они выжидают немного, а затем выбирают их при помощи блока в надежде, что какая-нибудь рыба будет достаточно глупа, чтобы попасться в этот сачок.

 — Похоже, вы критикуете тактику верховного командования! — встревает шеф.

 — Налицо факт подрыва воинской дисциплины! — соглашается Старик.

А шеф уже разошелся вовсю:

 — Чего нам действительно не хватает, так это умных голов в нужных местах. Долой этих клоунов из Ставки! Назначим Вас на их место, чтобы дело сдвинулось с мертвой точки!

 — Тогда шефа можно сразу поместить в Национальный музей! — нашелся я, что прокричать вдогонку, пока тот не успел скрыться на посту управления.

Суббота. Было шесть часов утра, когда по левому борту заметили судно. Ветер — восемь-девять баллов, море — восьмибалльное. Видимость ни к черту. Удивительно, как это вахтенный на мостике смог так быстро разглядеть корабль в однообразном сером гороховом супе, на который стал похож океан. Судя по частому и резкому лавированию, это одинокий корабль.

Нам везет. Мы находимся впереди по курсу этой темной тени, которая на мгновение возникает из-за пенящихся гребней, чтобы потом, как по волшебству, пропасть на долгие минуты.

 — Похоже, ему кажется, что он идет быстрее, нежели на самом деле. В лучшем случае — четырнадцать узлов, не больше! Ему надо будет сделать очень большой поворот в нежелательном направлении, чтобы ускользнуть от нас, — говорит Старик. — Давайте подойдем к нему поближе. Они не смогут заметить нас на фоне туч.

Не проходит и десяти минут, как командир командует погружение. Торпедной вахте отдан приказ занять боевые посты.

Звучат команды машинному отсеку. Команды операторам рулей глубины. А потом раздается:

 — Первому и третьему аппаратам приготовиться к пуску одиночных торпед!

Как командир собирается атаковать в таком море? Похоже, он решил поставить все на одну карту — пусть хоть небо с океаном поменяются местами, он должен поразить цель. Командир лично, не выказывая ни малейших признаков волнения, дает вводные данные:

— Скорость противника — четырнадцать. Курс — сто. Дистанция — тысяча метров.

Первый вахтенный почти таким же обыденным тоном докладывает:

— Аппараты готовы.

Но внезапно Старик разражается проклятиями и велит снизить скорость, наверно, чтобы уменьшить вибрацию перископа.

Приводной мотор перископа гудит и гудит, замолкая лишь на короткие интервалы. Старик старается изо всех сил не упустить врага из виду, несмотря на высокие волны. Очевидно, он еще выше поднял перископ, похожий на стебель спаржи. При таком волнении на море он не сильно рискует быть замеченным. Кто из находящихся на борту парохода может представить, что в этом хаосе их может атаковать субмарина? Практика и теория учат, что в такую погоду подлодка не в состоянии применить свое оружие. Мы скачем с одной волны на другую.

Командир успакаивается:

— Не меньше десяти тысяч тонн. Есть здоровая пушка — на корме. Черт бы побрал этот ливень!

— Нет, так не пойдет! — внезапно доносится сверху из боевой рубки, — Всплываем!

Реакция шефа не заставляет себя ждать. Первая же приличная волна, которая встречает нас на поверхности, бросает меня через весь пост управления, но я, ухватившись за стол с картами, удерживаюсь на ногах.

Командир вызывает меня на мостик.

Вокруг нас — лишь беснующееся море, а над ним — низко висящая темно-серая завеса. Ни следа парохода. Он исчез в шквалах дождя.

— Берегись! — предупреждает Старик, когда на нас устремляется бутылочно-зеленая стена.

После того, как она прокатилась с ревом, он кричит мне в лицо:

— Они не могли нас увидеть!

Он приказывает нам держать курс в ту сторону, где был пароход. Чтобы выполнить его приказ, приходится идти полным ходом против волн. Ветер хлещет по нашим лицам. Я не смог выдержать и десяти минут и с потоком воды отправляюсь вниз. Потерявший надежду шеф повторяет каждые несколько минут:

— Бесполезно. Они все-таки улизнули от нас!

Несмотря на летящие брызги, я все же бросаю беглый взгляд внутрь боевой рубки. Крошка Бенджамин стоит у руля — он изо всех сил старается удержать лодку на заданном курсе. Даже не видя отсюда катящиеся волны, я чувствую, как каждая из них старается сбить нас с курса. Люк снова задраен. Теперь лишь переговорная труба соединяют мостик с внутренностями лодки.

Старик велит погрузиться, чтобы попробовать услышать противника. Он не намерен сдаваться. Сонар должен услышать дальше, нежели увидят наши глаза.

Насквозь вымокшая вахта с мостика, все с красными, как омары, лицами, спускается вниз.

Мы уходим на сорок метров. В лодке стоит мертвая тишина. Слышно лишь, как плещется трюмная вода, колеблемая донными волнами. Все, кроме двух дозорных с мостика, сидящих за штурвалами гидропланов, уставились на акустика. Но как бы плавно он ни поворачивал свою круглую ручку — ровным счетом ничего!

— Курс — шестьдесят градусов! — приказывает Старик.

Спустя полчаса он поднимает лодку на поверхность. Может, он все-таки сдался? Я поднимаюсь на мостик вместе с вахтой штурмана. Командир остается внизу.

Как правило, только потерпевшие кораблекрушение видят волны так, как видим их мы. Можно представить, что мы находимся на плоту.

— Волны-костоломы, — орет штурман. — Смотрите — однажды один впередсмотрящий с подлодки…

На этом месте он прервал свой рассказ потому, что перед нами выросла волна, готовящаяся обрушить свой удар. Я боком притиснулся к бульверку, прижав подбородок к груди.

Едва вода шумно схлынула, он продолжил все тем же охрипшим криком:

— …у него было переломано три ребра — страховочный пояс порван — смыло назад — прямо на пулемет — ему еще повезло!

После того, как лодка перевалила еще через три волны, он развернулся, вытащил заглушку из переговорной трубы и крикнул в нее:

— Для командира: видимость нулевая!

Командир прислушался к этому доводу. Еще одно погружение, еще раз обыскали все сонаром. Результат прежний: ничего.

Интересно, есть смысл нам стаскивать с себя одежды, с которых капает вода? Операторы рулей глубины не стали снимать даже зюйдвестки. Через полчаса выяснилось, что они поступили правильно. Командир вновь поднял лодку на поверхность.

— У нас остался единственный шанс: только если они круто изменят курс — повернут совсем в другую сторону — это лишит их полученного преимущества, — говорит Старик.

Добрых полчаса спустя он сидит нахмурясь, полуприкрыв глаза. Внезапно что-то буквально подбрасывает его на ноги. Его порыв заставляет и меня подпрыгнуть. Должно быть, он услышал, как что-то происходит на мостике. Он оказывается у люка в тот момент, когда приходит сообщение, что пароход снова виден.

Снова сигнал тревоги, погружение.

Когда я добираюсь до поста управления, он уже сидит в боевой рубке, слившись с окуляром перископа. Я затаиваю дыхание. Когда бурное море дает ему секундную передышку, я слышу, как он ругается себе под нос. У него опять не ладится. Как он ухиряется удержать пароход в поле зрения перископа дольше считанных мгновений при таком волнении на море?

— Вот он!

Крик, раздавшийся сверху, заставляет меня вздрогнуть. Мы стоим наготове и ждем, что будет дальше, но наверху больше ничего не слышно.

Старик начинает громко ругаться потому, что он ничего не может разглядеть. Отведя душу, он дает указания рулевому. И теперь — я просто не могу поверить своим ушам — он требует, чтобы оба электродвигателя работали на полную мощность. В такую-то погоду?