Александр Самойленко - Забавы деда Матвея. Сборник рассказов, повесть

• Название: Забавы деда Матвея. Сборник рассказов, повесть
• Автор: Александр Самойленко
• Жанр: Детектив

Книга «Забавы деда Матвея» – это невыдуманные рассказы о бытии, любви и смысле жизни, повесть «Падение» – история из жизни агента иностранной разведки.

---

– Коллега? – доброжелательно улыбнулся судебный медик, услышав место работы Эдуарда Николаевича.

Эдуард помедлил с ответом:

– Не совсем. Я дело с живыми имею…

– Но ведь и я не всегда с трупами… Верно?

Эдуард Николаевич сглотнул слюну:

– Да, пожалуй что так.

Следователь позвал Эдуарда расписаться в протоколе, освободив его тем самым от дальнейших вопросов словоохотливого эксперта.

– Читайте и распишитесь вот здесь, – ткнул в последний листок протокола следователь.

Эдуард Николаевич начал было читать, но строки сливались, и он, вяло перелистнув страницы, расписался, где указали.

– Я могу идти? – тихо спросил он.

– Пожалуйста, – разрешил следователь и неожиданно посочувствовал: – Что-то вид у вас, Эдуард Николаевич, неважный. Приболели?

– Да… Немного. Кхе-кхе, – притворно кашлянул Эдуард и, неловко повернувшись, пошел, не выбирая дороги, к скверу. По мере удаления от моря шаги его все ускорялись и, наконец, скрывшись от чужих глаз за высоким кустарником, он побежал…

* * *

Поздним вечером в одном из кабинетов уголовного розыска сидели двое местных оперов из убойного отдела и один прикомандированный к ним из милиции другого города. Старший опер Сизов, скрестив длинные ноги, сидел в кресле, прихлебывал, словно воду, из горлышка бутылки водку и в дополнение нещадно дымил сигаретой. Сидевший напротив него опер Терентьев морщился. Настроение у всех троих было мрачное.

– Третий труп за два месяца, черт побери! И никакой зацепки, – зло сказал между глотками Сизов.

– М-да-а, – задумчиво проговорил Терентьев. – Почерк получается один и тот же. Разница лишь в том, что первого в море скинули, а следующих двух оставили на том месте, где «мочили». Похоже, мужики, серийный убийца в нашей местности орудует. Короче говоря, маньяк завелся.

Сизов поставил бутылку, смял окурок в морской раковине, приспособленной под пепельницу, и процедил сквозь зубы:

– Попадет, зверюга, когда-нибудь. Все равно проколется на чем-нибудь, гад… Правильно я говорю, Юрка?

Вопрос был к прикомандированному. Он, не отрывая глаз от оперативного дела, которое изучал весь день с самого утра, высказал свою точку зрения:

– В чем-то ты прав. Но ждать, по-моему, не стоит, когда мокрушник сам проколется. Он может затаиться, и что тогда? Нет, надо искать его поактивнее, и возможно, тогда он начнет метаться и чем-нибудь себя выдаст.

Сизову Юркины слова не понравились, и он еще больше насупился:

– Ты читай, читай, Юрок, до конца. Тебя же на помощь прислали, вот и придумывай версии. Мы до тебя тут не один десяток раз весь город лопатили. Теперь ты поработай. Умничать каждый может.

Юра обиделся:

– А я и читаю. Уже вторые сутки читаю. Башка трещит, желудок бунтует. Пожрать бы лучше сообразили командировочному.

Сизов устало отмахнулся. Снова взял бутылку и, глотнув, протянул водку Терентьеву. Но тот отказался:

– Не. Ты же знаешь, я без закуски не могу.

– Ну как хочешь, – обиделся Сизов.

Он еще несколько раз глотнул и, поставив бутылку, заговорил уже примирительно:

– И в самом деле, пожевать бы. Времени-то до хрена, а мы даже не обедали. Давай-ка тряхнем карманами.

– Не густо, – сообщил Терентьев, пересчитав рубли и пятерки монетами. Набралось всего-навсего пятьдесят рублей. – Ладно, знакомая сегодня работает в ночь, одолжу кило колбасы и пару флаконов…

Прошло минут пять после ухода Терентьева в магазин, и Юрка вдруг заорал:

– Есть же, блин, над чем работать! Есть!

Сизов резко повернулся к нему, едва не свалившись со стула:

– Чего орешь?! Явку с повинной, что ли, увидел?! Так их несколько было. Чуть перегнешь – и готово. «Вышку» отменили – страх поубавился. Теперь и «мокрое» не боятся грести на себя.

– Да нет же! Слушай сюда… Медведев Эдуард Николаевич, шестьдесят второго года рождения, раз, он же – два, он же – три…

Юра выложил перед Сизовым три ксерокопии протоколов осмотра места происшествия.

– Ну? – не понимая, к чему клонит прикомандированный коллега, буркнул Сизов.

– Что ну?! – разгорячившись, взорвался Юрий. – Все три раза этот козел Эдуард Николаевич понятым в осмотрах участвовал. Как это, по-твоему, могло получиться? «Мокрухи» в разных местaх города, а он тут как тут, ранехонько… Да он раньше всех о них знал, потому как сам и «мочил».

– Постой-постой, – перебил Сизов. – А следователь?

– При чем здесь следователь? На каждый случай дежурные следователи другие выезжали. И наши опера, и судебные медики тоже другие. Согласись – всем ведь до феньки, кто у них за понятого будет…

Сизов перечитал все три протокола, подумал:

– Да, брат Юрок, в этом что-то есть. Ему же, козлу, вовсе не по пути. Если даже предположить, что он на работу шел. Шестая-то клиника вон где, совсем в противоположную сторону… Ну и голова у тебя, Юрок! Я ведь по десятку раз перебирал эти бумаги. А кто про понятых когда читает?.. Ну ты молодец, Юрка!

Старший опер от неожиданной радости потерял дар речи. Он залпом допил остатки водки и закурил.

– Ноги надо срочно пускать за ним, – понизив голос, сказал Юрка.

– Да знаю я. Не учи отца… Если не он, так кто-нибудь из его окружения. Мы сейчас где-то очень близко.

Терентьев ворвался в кабинет радостно-возбужденный. Из пакета выложил две бутылки водки, колбасу, сыр, помидоры.

– Ну что, мужики, отужинаем?

Ему не ответили.

– Вы чего? По-серьезному схватились?

Сизов усмехнулся и потрепал Терентьева по плечу:

– Пока ты бегал, Юрка все убийства раскрыл.

– Ты меня за кого принимаешь, Сизый?

– Да нет, Тереха, кажется точно. Расскажи-ка ему, Юрок…

* * *

Старый лесопарк на восточной окраине города в этот поздний час был немноголюден. А ближе к полуночи, когда погаснут последние фонари и парк погрузится в темноту, редкий прохожий отважится рысью пробежать через него, срезая путь от автобусной остановки к жилому массиву, поскольку это место давно пользуется у горожан дурной славой: нет-нет, да и происходили здесь разные криминальные случаи…

Эдуард Николаевич долго хоронился под ветвями дуба и с тревогой прислушивался к ночным звукам, желая заранее различить в них шаги идущих по дорожке людей – мужчины и женщины. Несколько часов томительного ожидания в состоянии психического напряжения неминуемо привели бы к срыву. Он уже был на грани. И неизвестно, что бы произошло в следующие минуты, если бы не обыкновенный лесной житель – еж. Шурша опавшей листвой, чихая и фыркая, ежик вплотную приблизился к его вытянутым ногам и замер, внимательно разглядывая неожиданное препятствие. Эдуард Николаевич на какое-то время отвлекся и даже немного поразмышлял на тему бытия, завидуя незапятнанной, счастливой ежовой жизни… Как раз в этот момент наконец раздались шаги, а потом он услышал приглушенный, до боли знакомый смех жены и вслед за ним оживленный мужской говор. Эдуард встал на ноги, переступил через свернувшегося клубком ежа и, подойдя к краю дорожки, приготовился к прыжку…

Он бросился на парочку, не дождавшись, пока они поравняются с ним, и мгновенно почувствовал, как цепкие и сильные руки обхватили его сзади. Затем кто-то сзади ударил его по ногам, он упал, и ему, лежащему на асфальтовой дорожке, в затылок уперлось что-то холодное.

– Не шевелись, гражданин Медведев, – прохрипел над ним голос. – Пристрелю…

Проездом

Поезд из далекой провинции пришел в Москву с опозданием на двадцать минут. Митяй с женой Антониной и двухлетней Анюткой, пока перебрались с Ярославского на Курский вокзал, увидели только хвост уходящего на юг скорого.

С досадой глядя на билеты, Митяй не сдержался и выругался, привлекая внимание стоящих на перроне граждан:

– Сервис, говорят, высокий на железной дороге! Етить твою мать!

– Язык прикуси, Митяй! Люди вокруг посторонние, – оборвала жена, оттаскивая в это время дочку от втоптанной в асфальт оранжево-красной наклейки. Воспользовавшись остановкой, Анютка настойчиво пыталась отодрать ее пальцем.

Несколько минут Антонина с Митяем обдумывали сложившиеся обстоятельства, а потом, расстроенные, потащились к вокзалу. Шумно дыша разогретым на солнцепеке воздухом, Митяй нес большую коробку. Не дойдя метров десять до входа, он, обессиленный, остановился и, прислонившись к стене, старательно вытер ладони о мятый платок. К нему подошла жена и поставила рядом хоть и меньшую по объему, но равнозначно тяжелую для женских рук дорожную сумку. Дочка, заботливо что-то лепеча, оседлала ее.

– И зачем тащить столько жратвы за тысячи километров? – уныло глядя на груз, упрекнул супругу Митяй.

– Когда ты наконец поймешь, что для нас там никто ничего не припас, – испепеляя мужа глазами, вспылила Антонина. – На базаре в Керчи – три шкуры дерут. Ты хотя бы сестре поверь, если мне не веришь! Я позавчера с ней по телефону говорила.