Александр Щербаков-Ижевский - Русский Король Лев. Серия «Бессмертный полк»

• Название: Русский Король Лев. Серия «Бессмертный полк»
• Автор: Александр Щербаков-Ижевский
• Жанр: Альтернативная история

Вся округа была в дыму, смраде, столбах огня и земли от минометных разрывов. Чтобы не доглядели слабость, рыдали в предплечье, от страха блевали в уголке окопа. В глазах многих пустота. Сталин оказался чуть ли не единственным человеком, которому была дорога Россия. Журнал «Time» признал Горбачёва Человеком планеты Земля. За развал СССР ему вручили Нобелевскую премию. За рюмкой водки в сауне Ельцин разглагольствовал, что мелочиться не стоит, нам нужен класс богатых людей. Облаять Короля Львов.

---

Русский Король Лев Серия «Бессмертный полк» Александр Щербаков-Ижевский

Светлой памяти моего отца Ивана Петровича Щербакова (28.10.23 – 10.06.64) посвящаю…

Вечный ореол бессмертия и лавры победителей героям Великой Отечественной войны!

Редактор Анна Леонидовна Павлова

Корректор Игорь Иванович Рысаев

Дизайнер обложки Александр Иванович Щербаков

© Александр Щербаков-Ижевский, 2017

© Александр Иванович Щербаков, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4485-0906-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Ужасно было наблюдать, как с флангов строчили укрытые бронеколпаками вражеские пулеметы MG-34. Это вам не наш штатный «Максим». У немцев скорострельность была в два раза выше, 1200 выстрелов в минуту или 20 в секунду. Их заградогонь был смертельным для наступающих красноармейцев. «Машиненгеверы» не знали пощады.

Вся округа была в дыму, смраде, столбах огня и земли от минометных разрывов. Ясно было, что наша артподготовка не дала должных результатов. Сразу стало понятно, что атака была обречена.

И, даже, «пьяная» храбрость штрафников, здесь была не помощником.

Эх, наши минометы в таких случаях уже не уместны. Слишком сблизились друг с другом противники.

Оставшаяся в живых часть красноармейцев возвращалась ползком. Они укрывались за естественными преградами. Для солдата кустики, бугорки, небольшие ямки всегда хорошее подспорье. Кротовый холмик и то спасение.

Кому удалось выбраться, скатывались в окопы первой линии.

Кто-то из бойцов от пережитого ложился навзничь.

Кого-то трясло.

Некоторые, чтобы не доглядели слабость, рыдали в предплечье.

Безбожные красноармейцы со звездами, не стесняясь, крестились в углу траншеи. Не за грех считалось встать на коленки и освятить себя православным знамением.

Особо чувственные солдатики от страха блевали в уголке окопа.

В глазах многих наблюдалась пустота от увиденного и пережитого.

А дрожь в руках, прострация и заикание становились обыденным делом.

Страшное дело смотреть на всё это. Смерть прошлась им по касательной и пока пощадила. В живых остались вернувшиеся бойцы. Пока были живы.

Атаки пехоты, в который раз за день, были безуспешными и не приводили к выполнению задачи, занятию первого рубежа обороны противника. Раз за разом оказавшиеся на «передке» храбрецы откатывалась на исходную позицию.

Закрепиться на высоте не получалось. Силы таяли. К концу дня и вовсе обессилели. Выдохлись, проще говоря. В боевых порядках насчитывалось не более четверти личного состава. Множественные потери обескровили батальоны.

Но вначале казалось, куда проще преодолеть какие-то три сотни метров.

Между взрывами были видны разбросанные по земле тела. Убитых во время самого боя никто не подбирал. Их было очень и очень много, не счесть. Тысячи.

Раненые стонали и кричали благим матом. Понятное дело, засветло добраться до них не было никакой возможности. Страшно и невозможно было представить себя на их месте. Поле простреливалось насквозь, и поэтому шансов на получение помощи у людей чумазых с головы до ног, оглушённых, контуженных, разорванных, кровоточащих и с оторванными конечностями попросту не было. В абсолюте. Никто и не обещал никакой подмоги. Здесь всё было строго, каждый сам за себя и другого было не дано.

Те, кто мог грести пятерней, старались выбраться из-под обстрела самостоятельно. Пока были силы. Другие так и умирали массово на поле брани от кровопотери. Беспомощные и брошенные всеми люди. Вытащить их никто и не пытался. Своя рубашка ближе к телу.

Санитаров по пальцам можно было пересчитать. Да и кто их возьмет на поле брани. Для них это верная погибель. Иначе некому будет помочь раненным по окончании противостояния.

Вернувшиеся люди собирали силы. Отдыхали рассредоточившись.

Перезаряжали оружие

– Ну, чего мямлите, орлы? Зассали, воины? А теперича-то все готовы? В бой, ребята. В атаку, родимые. Вперёд. Живы будем, не помрём до самой смертушки, – пехота снова и снова выдвигалась на высоту.

Грохотание сражения переходило в ужасный сплошной рокот. Аж перепонки не выдерживали. У некоторых людей из ушей сочилась кровь.

При близкой схватке с противником каждая ложбинка или бугорок были пристреляны вражескими минометчиками. В таких случаях наша боевая задача усложнялась. Опытные бойцы это знали и передвигались от укрытия к укрытию короткими перебежками. А где-то и на четвереньках. Настоящие медляки и тюлени перемещались хотя бы на локтях, по-лягушачьи. Но у них всё равно получалось плохо. Приходилось с силой отталкиваясь ногами, крутить задницей туда-сюда, слегка приподниматься. А это были явные признаки демаскировки. Все участники побоища стремились как можно скорее попасть в убежище, укрыться от смертоносного стального дождя.

Изо всех сил пласталась родимая пехотушка по локоть в рыхлом, податливом черноземе. Полметра, метр, еще полтора метра и прямо носом в холодную жидкую грязь. Вместе со снегом взвешенная жижа из чернозёма набиралась за воротник, за обшлаги гимнастёрок, в ноздри, в уши. Люди от надсады задыхались, хрипели, вылупив глаза. Как лошади фыркали соплями, отхаркивая болотную суспензию.

Всем было и так понятно, что если жить захотели даже в слякоти дышать смогли не напрягаясь. Идеальный случай, когда можно было забраться в воронку от снаряда, что на пути оказывалась по великому счастью.

Многие бойцы не имели возможности отстреливаться. Патроны выдавались поштучно. Если боец хотел продолжить бой, надо было разоружить убитого товарища.

Кстати, я заметил, что наступающим необходимо было держаться ближе к немецким оборонительным рубежам. Позиции, вплотную прилегающие к спиралям «Бруно», колючей проволоке, площади сопряжённые с защитными редутами не обстреливались. Немцы из-за своей пунктуальности, чтобы не зацепить свои передовые части всё больше стреляли в сторону нашей территории.

Бойцы шли, бежали врассыпную по открытой местности. Связисты двигались вместе с пехотой, разматывая за собой катушки телеграфного провода. Сталька была жёсткой, частенько запутывалась, поэтому с оперативным управлением частями была вечно неразрешимая проблема. Связисты, как всегда, не поспевали за атакующими рядами пехоты.

Всё взлетало вверх, заволакивая снежной пылью и землёй. Ничего не было видно.

Тут и там, здесь, везде падали уже мёртвые, раненные, контуженные и живые.

Необученное пополнение металось по полю и в безысходности погибало.

Но шквал огня навстречу не утихал!

Заваруха была ужасной! Сил не было, как хотелось выжить в кровавой мясорубке.

Убитых было много. Они валялись кругом, старые и новые. Некоторые даже с лета. Одни высохли до черноты и были очень похожими на мумии, только зубы сверкали на солнце. Другие распухли ещё по осени и готовы были лопнуть, но морозы их сковали в громадные чурбаки.

Новобранцы со страху в стенках окопов рыли себе щели, но их там и заваливало. От взрывов, жидкую болотную суспензию расшатало и теперь их видно. Лежали, свернувшись калачиком, словно грелись. А теперь вот, как смёрзшиеся улитки. Много их по всей длине траншеи.

В земле, где попало, в самых неожиданных местах торчали части втоптанных в чернозём тел. Мы на них не обращали никакого внимания. Так и ходили по ним. Где нога, где спина, где полголовы, где сплющенное лицо, где кисть руки, или гроздья пальцев подвернутся. Запнёшься, бывало, чертыхнёшься и отфутболишь подальше в сторону, вырванную с клочьями мяса человечью фрагментацию.

По обеим сторонам нашей траншеи притулились убитые. Кровь от них стекала прямо на дно, превращаясь в лужицы. От кого доля больше вытекла, от кого меньше. Эти бордово-рубиновые желеобразные лужи постепенно сворачивались и замерзали на морозе будучи уже кисельной массой.

Страшное дело было смотреть на остатки наших частей. Истерзанные боем, оглушенные, израненные, обмороженные, обескровленные. Этих людей вряд ли заботил человеческий облик. Закопчёные, грязные, оборванные и обмотанные каким-то тряпьём, женскими платками и полушалками. Они с трудом понимали, в каком направлении надо двигаться. Психическое состояние многих было на пределе.

Через полдня боя из усиленной стрелковой дивизии 17 тысяч человек с усиленными стрелковыми полками в 6 тысяч штыков осталось всего 2 тысячи, каждый третий.

На другой день оставшиеся в живых бойцы и новая стрелковая дивизия повторили атаку. Успех опять отсутствовал.

На третий день в бой ввели остатки остатков и снова ввели новую стрелковую дивизию со свежими силами и тремя усиленными стрелковыми полками. И вновь никакого успеха.

Весь склон устилала густая россыпь трупов. Тысячи и тысячи погибших солдат. Огромные языки пламени, клубы дыма, лес разрывов покрывали всё пространство для предполагаемой лобовой атаки…» Из фронтовых воспоминаний моего отца о бойне под Демянском, что у Старой Руссы. Северо-Западный фронт. Зима 1942—1943 гг.