Николай Старинщиков - Очевидец. Никто, кроме нас

• Название: Очевидец. Никто, кроме нас
• Автор: Николай Старинщиков
• Жанр: Детектив

Отдав долг отечеству, Коля Мосягин вечерами работает в мастерской у своего дяди, а днем учится на юридическом факультете – ему предстоит защита дипломной работы. Мосягин даже мысли не допускает, чтобы вновь оказаться на какой-либо службе, поскольку собирается стать адвокатом. Вероятно, из него получился бы неплохой защитник по уголовным делам, если бы на его глазах не погиб бывший сослуживец, друг детства, Миша Козюлин.

---

Очевидец Никто, кроме нас Николай Александрович Старинщиков

Никогда не откладывай на завтра то,

что можно сделать послезавтра.

Марк Твен, американский писатель.

© Николай Александрович Старинщиков, 2017

ISBN 978-5-4485-0757-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Работать можно даже в такой дыре, как ООО «Мастерская по производству нестандартного оборудования». В течение четырех с лишним лет я прихожу сюда вечерами, включаю сварочный аппарат и работаю в полном одиночестве, поскольку днем я учусь в университете. Вечерами здесь никого, кроме сторожа. Здесь не донимают посторонними разговорами. И время летит здесь мухой: не успеешь приступить к работе, как пора возвращаться домой.

Выполнив свою обычную норму, я посмотрел на часы: шел двенадцатый час ночи. Потом сбросил с себя брезентовую робу, переоделся, распрощался со сторожем и заснеженной площадью пошел к центральным воротам. В советское время здесь размещались казармы, вместо мастерской был военный гараж. Однако наступили известные времена, воинскую часть сократили, и бывшие казармы передали городу. Вместо солдат здесь теперь размещается городок правоохранителей – районное управление внутренних дел, прокуратура и суд, а также коллегия адвокатов. И здесь же, в местном полку по охране общественного порядка, работают мои лучшие друзья – Козюлин Мишка и Петька Обухов. Мы дружим с детсадовских времен.

Когда подошла нам пора служить в армии, вдруг стало ясно, что судьба разводит нас по разным концам страны. Мы, естественно, не согласись с подобной постановкой вопроса: Мишка шел во внутренние войска, а мы с Петькой Обуховым – на границу.

Это было несправедливо. Мы явились к военному комиссару и запели про мужскую дружбу, которая идет едва не с пеленок.

Подполковник насупился, думая над проблемой. Думал он минут пять, после чего, вздохнув, решил удовлетворить нашу просьбу. Так мы оказались во внутренних войсках – в горах, похожих на степь, потому что горы маячили лишь на горизонте. Зато мы были вместе.

И так эти горы маячили перед нами все два года, пока нас не уволили на гражданку в званиях старших сержантов. Правда однажды меня ударило в плечо, когда мы наткнулись на засаду во время зачистки какой-то деревни, и Козюлин Мишка вытащил меня из-под обстрела.

После армейской службы наши пути, можно сказать, разошлись. Мишку с Петькой потянуло в ментуру, а потом Мишка женился. Короче говоря, из нас троих теперь только я один на гражданке. Остальные двое прохлаждаются в ментуре…

Шагая утоптанной тропинкой, между февральскими сугробами и милицейскими машинами, я вырулил к зданию штаба. На высоком бетонном крыльце маячили двое в форме. По ступеням спускались еще трое. Среди них оказался Мишка Козюлин. Обухов был здесь же.

Заметив товарищей, я остановился.

– Как оно? – спросил я, протягивая для приветствия руку.

Мишка пожал мне руку. Обычно мы подолгу разговариваем, однако на этот раз время его поджимало.

– До перекрестка подбрось, – попросил я.

– Без проблем, – ответил он.

Водитель сел за руль. Я скакнул следом за Мишкой, и авто двинулось в сторону улицы Жуковского. Благодаря подобной оказии я рассчитывал быстро добраться домой. Мне уже чудился стакан кефира и мягкая постель, однако водитель проскочил перекресток. Козюлин угадал мое настроение, и пояснил, что на обратном пути меня подкинут прямо до дома.

Голос у Мишки звучал уверенно. Остальные молчали.

Мы остановились возле кафе «Трактир у Дороги». Это была обычная забегаловка с ресторанными ценами. Питейное заведение работало сутками напролет, обслуживая проезжий люд и местных завсегдатаев – баб-одиночек, шпану без царя в голове и прочих озабоченных. Окна в трактире светились ярко. На площадке стояли машины разных марок, включая чей-то темный внедорожник.

Мы выбрались наружу и двинулись к заведению. Я тащился позади всех, ни о чем не думая. Я просто устал и хотел спать.

Внутри оказалось накурено. Шашлычный запах перемешался здесь с запахом водки, вина, прелых тел и дезодоранта.

Какой-то «кабан» спортивной наружности бултыхался в дальнем углу за столом, шумно разевая глотку. На вид ему было за тридцать, и я теперь каялся, что подсел к Мишке в машину, ибо шел бы теперь домой, вдыхая спокойный ночной воздух. Если о чем и надо было мне думать, так это о защите дипломной работы. Мне уже чудилась адвокатская практика. Другие виды юридической деятельности, казалось, были созданы не для меня, потому что остальное было слишком знакомо и осязаемо. Армейские будни до сих пор наплывали кошмаром, и становилось не по себе.

Козюлин смотрел в сторону Кабана. Лицо напряглось и застыло. Казалось, Мишка готов был прыгнуть ему навстречу и тут же сцепиться.

Кабан бойко жестикулировал. Потом вдруг замолчал и посмотрел в нашу сторону. Овальное лицо, внушительный нос. Подобные носы бывают у спортсменов и горных жителей.

Через зал к нам торопился невысокий гражданин с дугообразными бровями и в черном костюме. Из нагрудного кармана у него торчал краешек носового платка. Вероятно, это был местный распорядитель.

– Моя фамилия Петросян, – представился он. – Полюбуйтесь на него! – говорил он, приближаясь. – Знать ничего не хочет, понимаешь…

– Да что вы говорите! – усмехнулся Мишка.

– Пристает ко всем. – Петросян перешел на шепот. – Говорят, это местный авторитет, но я-то здесь причем? У меня, между прочим, тоже есть авторитет – хозяин ресторана.

– А милиция, значит, должна… – проговорил Мишка.

– Уберите его отсюда! – воскликнул армянин. – Он же орет!

– В таком случае пишите заявление, – решил Мишка. – Будете писать?

Петросян моментально расстроился. На секунду он замолчал, сморщил лицо, потом стал верещать по-птичьи, без перерыва:

– Какое заявление, понимаешь. Он же порядок нарушает… Заявление? Слющай… При чем здесь эта бумажка?! Завтра начальник придет и напишет. Хоть десять бумажек напишет тебе!.. Обязательно…

– Мне нужно одну, – хмурился Мишка.

Трактирная клиентура, расправив уши, с любопытством наблюдала за развитием событий, предвкушая бесплатный спектакль. В углу тем временем вновь обозначилось шевеление. Кабан дернулся кверху, распрямился и пошел в нашу сторону, задевая столы. Гремела посуда, звенели вилки.

– Вам не меня ли?! – громко спрашивал он. – Меня?! Так вот он я весь… А ты, армянская душа, пока отдыхай…

Он раскинул руки, и очередная стекляшка сорвалась на пол. Народ лихорадочно улыбался, блестя глазами в нашу сторону. Я инстинктивно поджался.

– Не надо меня держать! – Кабан отмахнулся от чьей-то предостерегающей ладони и встал рядом с нами.

В нем оказалось за метр девяносто, поскольку при моих ста восьмидесяти я смотрел на него снизу вверх. Кабанье копыто неожиданно поднялось и уперлось Мишке в грудь – туда, где билось беспокойное сердце. Затем копыто стало напирать, сотрясая Мишку, словно боксерскую грушу. Кабан явно напрашивался на неприятности.

Мишка стоял изваянием, и это меня удивляло.

– Копыта убери, – отчетливо произнес один их ментов.

– Не понял я! А ну повтори! – кашлянул Кабан, не оборачиваясь в сторону голоса. – Я хочу слышать!..

Он дурашливо сжался, подставляя ухо к Мишкиному лицу.

– Перестань, здесь не цирк, – отчетливо произнес Михаил, убирая с груди чужой кулак. – В чем дело?

– Дело? – Кабан вращал белками глаз. – А вот оно – дело!

Кабан обернулся к Петросяну, положил на его покатые низкие плечи обе ладони и с силой швырнул от себя.

Армянин покатился по полу к двери, махая всеми четырьмя конечностями. Кабан двинулся следом, раздвигая милицию, и тут же у него на руках повисли двое сержантов. А тот словно этого и ждал. Тараща глаза, он стряхнул с себя сержантов, а молоденького стажера – парня в штатском – опрокинул тычком ладони в лоб.

Это уже не походило на спектакль. Это было сопротивление, потому что у Кабана в ход пошли кулаки: армянин с рассеченной губой вновь полетел на пол, и теперь корчился у стены, собирая кровавые слюни в ладонь. И когда вновь мелькнуло копыто, норовя ударить Мишку в лицо, я вцепился обеими руками Кабану в запястье и крутанул в наружную сторону, одновременно нанося удар коленом меж ног.

Удар бедра достиг цели. Кабан всхлипнул и тотчас согнулся в дугу.

– Наручники! – требовал я, – Быстро!..

Металл торопливо хрустнул, однако Кабан развел руки в разные стороны, не давая защелкнуть вторую половинку наручников. Его окончательно свалили на пол, ухватились за ноги и волоком потащили на улицу.

Водитель, отворив дверцу «обезьянника», отскочил в сторону. В ту же секунду у милицейского «уазика» образовался затор, поскольку Кабан намертво прилип к стальному проему, раздвинув руки и ноги.