Николай Железняк - Одинокие следы на заснеженном поле

Все авторские права соблюдены. Напишите нам, если Вы не согласны.
Описание книги "Одинокие следы на заснеженном поле"
Описание и краткое содержание "Одинокие следы на заснеженном поле" читать бесплатно онлайн.
«Жизнь – бескрайнее заснеженное поле… Его нужно пройти от начала и до конца». Павел Иосифович Барабаш, когда-то выдающийся ученый, а теперь больной старик, вспоминает прошлое и думает о вечности. Все уверены, что он одинок, но сыновья чувствуют с ним невидимую связь, а он не прерывает общение с ушедшей женой. Каждый человек – вселенная, и когда с ним что-то происходит, это отзывается в душах его близких.
Сухая, шершавая, неожиданно прохладная ладонь коснулась его лба.
Дай-ка лоб. Горячий… Опять ангина. Горе ты мое… Господи ты боже мой, снег в башмаках, носки все мокрые!
Во дворе, съеживавшемся от проворно напускавшейся вечерней холодной и синей темноты, удлинявшей тени, он остался один – еще немного погулять. Снеговика они с папой скатали вчера: три шара, сучок вместо носа, камешки вместо глаз, широкий рот из веточки. Папа снеговика еще и на пуговицы застегнул, отграничив бороздой полы кафтана. Ведро бы на голову.
Одна рука отвалилась, превратив фигуру в инвалида. Он поднял трехпалую голую ветку, поскреб ею крутой глянцевый бок снеговика и попытался воткнуть обратно. Затем стянул шерстяную варежку – та повисла на продетой под пальто бечевке – и поковырял пальцем твердую корку заледеневшего за солнечный день снега, пытаясь ногтем углубить ямку.
Рукавицы не снимай, замерзнешь, закоченеешь. Руки примерзнут…
Приделал ветку. С большим трудом удалось вернуть руку на место. Держится, правда, некрепко как-то.
Катать его было некому; он ложился на санки животом и, отталкиваясь башмаками, ездил по утоптанной дорожке, ведущей к высокому крыльцу. Остановился, побил снег носками ботинок, делая углубления в отвале, отброшенном с прохода, осмотрел получившиеся норки, с разбега навалился на податливо скользнувшие на легких алюминиевых дугах санки, но, передумав, перевернулся на бок и откинулся на спину в нетронутый сугроб, побарахтался в мягком снегу. Снежинки, сминаясь под его тяжестью, сжимались, издавая звук жмаканья и хруста.
Папа говорил, на морозе язык прилипает к железу.
За петлю жесткой веревки подтянул санки к себе, поколебался немного, но любопытство взяло верх, и он попробовал осторожно приложить кончик языка к исчерченным царапинами закругленьям полозьев – к одному полозу?.. Кончик приклеился. Он испугался, отдернулся и освободился.
Приятное ощущение капкана и высвобождения. Язык пощипывало, он потер им о влажное нёбо: бороздка посредине, как шов.
Еще какое-то время бесцельно побродил по двору, выйдя из их дворика за изгородь: никого не было. Мороз, мама сказала, большой, а температура низкая почему-то. Непонятно.
Надо идти домой – скучно. Никто не выходит.
Санки он, рывками подергивая за веревку, тащил за собой, – подгоняя его, те мягко тыкались передком о задники башмаков, – затаскивал со стуком по ступенькам на крыльцо: раз, два, три.
Хотел побить кулаком в дверь, но решил проверить, пристанет ли язык к желтой латунной ручке. Не железная. Встал на цыпочки, высунул язык – и прилип. Дернулся – больно. Язык держался крепко, слишком сильно приложился. Он еще раз дернулся: выступили, замерзая на щеках, слезы.
Стало страшно, он часто задышал открытым ртом на мокрую от его дыхания ручку, зажмурился и рванулся. Отодрал. Наверное, вместе кожей. Точнее, без нее. Язык словно обожженный. Он осторожно пошевелил им и, напустив слюней, поводил им осторожно во рту.
До звонка он не доставал, постучался ногой. Так слышнее.
Ангина – это болезнь.
Маленький стеклянный термометр – градусник – он уже держит, прижимает осторожно, но крепко, чтобы не выскользнул из-под потной подмышки.
Мама качает головой, показывает папе, делениями к нему. Папа слегка наклоняет градусник и для него – он хочет увидеть удивительный, подвижный блестящий столбик серебристой ртути.
В папиных руках. Смотрите не уроните, разобьете.
Намного выше красной черточки и цифр.
У него температура. Высокая. И опять большая. Тоже непонятно.
Конечно, неприятно, болит, кружится голова, жарко, текут сопли, больно глотать, опухает горло, так что трудно глотать, да еще кашель, и уши могут заболеть. Он должен лежать все время под одеялом.
Но зато он, слушая сказки, будет до самого сна, пока не перенесут в кровать, лежать в зале на диване старшего брата, огромном и широком, что само по себе большое и необычное удовольствие, приятно до мурашек на затылке.
Брат всегда недоволен, если он развалился – болеет – на диване. А вот когда брат уезжал на каникулы к дедушке с бабушкой, он даже ночью спал на диване. На «расклоденном», как за ним, смеясь, любил повторять папа. Широкий, можно ночью крутиться и раскидывать ноги и руки, как хочешь, хоть поперек ложись, все равно не свалишься. А главное – никаких барьеров, его ничто не ограничивало. В кровати же как в ящике.
А еще сейчас мама поставит горчичники, возьмет книжку и продолжит читать «Муху-Цокотуху». А после, если хорошо попросить, и еще раз прочтет.
Наизусть учишь?
Очень интересно лежать и слушать. Он знает уже, где картинки, в какой момент и мама останавливается всякий раз, поворачивает страницы, чтобы было удобно рассмотреть; он их все равно разглядывает: так представлять, что происходит с бедовой и удачливой Мухой, намного лучше. Как на нее напал и поволок в паутину увешанный саблями, с пистолетом за поясом, мохнатый и жирный многолапый паук. Ничего, сейчас удалой комарик прилетит с фонариком и победит, и спасет, и будет весело, пир горой, танцы.
Мама опускает в тарелку с теплой водой, чтоб размокли, картонки, покрытые с одной стороны грязно-желтым слоем остро пахнущей горчицы – это горчичники; он быстро опускает одеяло, мама поднимает пижаму и накладывает горчичники по одному, распределяя на всю грудь.
Закрывай скорей.
Его быстро укутывают, и мама засекает время. Она несколько раз и всегда озабоченно спрашивает: печет?
Горчичники бывают очень злые, когда не старые. Но надо немного потерпеть, а то никакого эффекта не будет, не выздоровеешь. Сначала они начинают щипать, становится горячо, потом всю грудь жжет, и та начинает ныть от боли. Если после этого еще немного подержать, наступает временное облегчение: привыкаешь, что ли. А следом опять жар – и тогда уж надо снимать, протереть аккуратно кожу от мокрых крошек горчицы мягким, влажным, теплым махровым полотенцем. Застегнуть пижаму – и под одеяло.
Читай дальше.
Раньше, бывало, мама читала про бычка. Он шел, вздыхая, по доске, качался и неминуемо должен был упасть. Доска неотвратимо кончалась, даже на рисунке видно. Зачем он шел?
Продолжения у стихов не было, и ничего нельзя было поделать, никак не помочь – обязательно упадет. Бычка было жалко до слез.
В той книжке еще и девочка громко плакала, уронив в речку мячик, и зайку бросила хозяйка, такая же, наверное, но бессердечная девочка, тот не мог слезть со скамейки и до ниточки промок под проливным дождем. Совсем один, забытый и брошенный.
Мама удивлялась, почему он шмыгает носом.
Глаза на мокром месте.
Однажды он решился и попросил маму не читать больше эту книжку. Там еще были и другие похожие грустные истории.
На горло, если мама решала, что это необходимо, ставился компресс. Горло надо было показать, раскрыв пошире рот к свету лампы, и если оно достаточно красное и болит, если надавишь пальцами на пухлые шишки под косточками нижней челюсти по бокам, – то даже без разговоров.
Обязательно.
Мама готовилась, появлялось блюдечко с водкой. Отвратительный, резкий спиртовой запах. Ее пьют. Видимо, если взрослые больны.
Компрессы делались из лохматых комков белой пушистой ваты. Получалось слоеное тесто: полупрозрачная мягкая гладкая калька для черчения, приносимая в неожиданно твердом рулоне папой из института, чтоб не намокла одежда, оборачивает вымоченную в водке, разбавленной водой – так нужно детям, – расправленную ковриком вату, и завязывается сверху пуховым бабушкиным платком или широким шерстяным шарфом.
Еще любимое – это «Федорино горе». Кастрюли, поварешки, ложки, вилки, смешно убегающие на длинных ножках от грязнули Федоры. Но они простят и вернутся непременно, ведь Федора возьмется за ум и исправится, начав убирать в доме.
Вот если еще стреляло в ухе, там, внутри, прямо в голове, и совсем больно, так что он хныкал и не находил себе места, ворочался, не зная как лечь, наступала очередь синей лампы – у нее синяя лампочка, – похожей на ковшик. Ее включают в розетку и направляют на ухо, – он даже сам мог держать за ручку, когда становилось полегче. Надо греть, но не близко, а то ухо обжигается. Оно и так быстро немеет и краснеет – пунцовое. Если потереть пальцами, становится легче, боль уходит постепенно. В ухе щелкает, мама следит за часами. И тот же колючий шарф обвязывается вокруг головы через страдающее ухо, удерживая тепло в раковине, а слушать сказки можно и другим ухом.
Все это ничего, даже приятно, ведь неизменно становится лучше. А вот какая польза от молока с медом, содой и маслом? Выпить эту гадость – подвиг. С пенкой он отказывается наотрез. Мама снимает пенку серебряной чайной ложечкой.
Чтоб не видно совсем.
Он внимательно осматривает солнечный круг растопленного масла в горячей кружке.
Убрала. Ну, теперь давай, не торопись.
Хочется выпить быстро, залпом, чтобы покончить с этим вкусом – сладость не прельщает, – но горло не дает, глотать трудно, больно, да и горячее молоко.
Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях.
Будьте в курсе последних книжных новинок, комментируйте, обсуждайте. Мы ждём Вас!
Похожие книги на "Одинокие следы на заснеженном поле"
Книги похожие на "Одинокие следы на заснеженном поле" читать онлайн или скачать бесплатно полные версии.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Отзывы о "Николай Железняк - Одинокие следы на заснеженном поле"
Отзывы читателей о книге "Одинокие следы на заснеженном поле", комментарии и мнения людей о произведении.