Оксана Демченко - Ветры земные. Книга 1. Сын заката

• Название: Ветры земные. Книга 1. Сын заката
• Автор: Оксана Демченко
• Жанр: Русское фэнтези

Сын юго-западного ветра накопил за долгие годы тучу вопросов и не тяготился их грузом, полагая создание вопросов и подбор ответов забавнейшей из игр, доступных разуму и душе… Игру оборвал смерч разрушительных событий. Сперва казалось – ненадолго. Зачем встревать в мрачные игры людей, где всякий вопрос касается распределения власти, а ответ создается золотом и кровью? Но смерч разрастался, требуя или укрыться и переждать – или же идти против чужого ветра и бороться изо всех сил.

---

– Безопасно в моем случае лишь молчание… Скажи, ты был хоть раз счастлив по-настоящему? Не на миг и не пьяно, не отчаянно и безумно, а – тепло.

– Когда «Гарда» летит, едва касаясь волн, у меня есть цель и я принадлежу полету, – сразу отозвался капитан. – Мы делаемся едины. Мы лучшая гончая Башни, призовая. Мы – я, команда и «Гарда». Это смысл и счастье.

– И все? – вроде бы расстроился пассажир, сгинув в непроглядности мрака каюты.

– Еще моя Анита, – смутился капитан и совсем тихо прошептал, поясняя. – Она совсем мала, но всякую ночь прилежно жжет на подоконнике лампадку, называет её маяком. Любому кораблю нужны якорь и бухта, иначе он сделается призраком. Нэрриха, тебе не страшно жить без якоря?

– Жить – да, быть – нет…

Дверь каюты качнулась, обрезая разговор. Каждый его участник, как и много раз прежде, остался при своем. Юноша выскользнул из шелка рубахи, уверенно прошел в темноте к койке, сел, расшнуровал башмаки, размотал широкий пояс, обернутый несколько раз вокруг талии. Стянул штаны и лег на пол, прикрыв глаза и припав ухом к доскам. Он не желал слушать сердце, когда рядом звенит вода. Темная, свободная, выглаженная ладонью слабого попутного ветра. Разве вода знает страх бытия? Разве есть смысл спрашивать, живет ли ветер? Стихии существуют изначально, они – суть мира, им не нужны ни якорь, ни бухта.

Нэрриха прикрыл веки. Он нехотя уступал утомлению и признавал: сон неизбежен. Сон составляет весомую часть проклятия жизни, которая однажды смогла изловить тебя, лишить воли и подлинной сути.

Сон, как ни гони, подкрадется и утащит в пучину. Сперва покажет свет, а затем отомстит, ведь в этой жизни ничто не дается без оплаты.

Вода на ладонях волн, обнимающих днище, зазвенела веселее. Далеко, в дремотном видении, вода обрела яркость бирюзы, обожгла взгляд бликами солнца невозвратного дня… Того самого первого осознанного тобою дня, давным-давно канувшего в прошлое. Вода помнит все, в отличие от ветра. Может быть, за это стоит уважать её. Особенно если память, израненная, едва живая – всё же не пытка…

Солнце давно минувшего дня снова, по воле памяти, стояло в зените. Мир был наполнен томлением и восторгом. Волна взметнула пену смеха, как пригоршню щедро даримого жемчуга. Ветер подхватил подарок, подбросил выше. Он перекатывал в своих струях радуги счастья, играл каплями брызг. Ветер тёк широкой рекой по синему руслу моря, стремился к берегу, желая впитать его запахи и наполниться шумом города, болтовней людей и пением птиц. Ветер тек, и не было для него смысла в человечьих делах.

Что такое счастье? Горчит ли горе? Глубоки ли потемки души? Эху безразлично, что за крик оно дробит и искажает, играя в ущелье. Бытие ветра не схоже с людским. Настолько, что порой делается занятно оценить разницу.

В городе шевелились интересные звуки. Ветер тек все медленнее, впитывал их, гладил нагретые крыши, шуршал суховатой листвой. Но – что это?

Надтреснутый звук виуэлы. Единое дыхание толпы пьет крупные глотки ветра, чтобы вернуть их в крике: «А-ах! О-ле… О-о-о».

Щелчки пальцев сперва отсчитывают, а затем требовательно задают ритм. Вносят в ветер биение сердец – новое ощущение, ставшее на миг внятным… тревожное – чуждое и манящее.

Ветер докатился до крепостного вала скал за городом, оттолкнулся… Дать себе возможность без спешки кружить в долине, шелестя листьями, взбивая пыль в лабиринте улочек. Ветер качнулся было к морю, но не покинул города: дыхание толпы тянуло, жгло новым ощущением – любопытством… Он поддался, спустился к площади. Бережно, как морскую волну, тронул волосы плясуньи. Погладил – и запутался, слыша лишь её дыхание, ее сердце!

Мир схлопнулся! Мир вывернулся наизнанку. Мир весь сосредоточился в крохотной капле, дрожащей во тьме. Так ветер утратил волю и первый раз познал страх бытия.

– Нет!

Сон сгинул, едва нэрриха сквозь стиснутые зубы простонал отрицание – бессмысленное, запоздалое. Тело корчилось на полу, помня давнюю боль. Нэрриха зажимал уши, пытался отгородиться от своего постоянного кошмара. Не преуспев, он встряхнулся, встал, презрительно скривился. Снова он очнулся в поту, даже короткий ёжик волос на макушке холодный, влажный. Горечь донимает душу, спазм боли прокалывает сердце… Приходится знакомым, много раз пройденным путем, ступить два шага до столика, нащупать в гнезде у стены кувшин с водой. Жадно выхлебать половину и вылить на макушку остальное.

– Это лишь сон, – утешил себя нэрриха.

Он вернулся к койке, забился в угол, сбросив вещи на пол. Увы: он снова оказался слаб, снова плотно зажал уши ладонями, чтобы вымерять ночь лишь ударами пульса. Слушать свое сердце противно, оно – напоминание о бремени жизни. Но кошмар сна и того тягостнее.

– Некоторые хранят и чужую память помимо своей, знают все ответы, – юноша пожаловался темноте. – Зато я нашептал себе, пожалуй, все вопросы и желал бы их забыть… Почему вопросы и ответы не летают одной стаей?

Он невесело рассмеялся. Этот вопрос тоже был старым, знакомым – и безответным.

Сердце гудело, заполняло сознание эхом кровотока, вытесняло кошмар во внешнюю тьму за плотно задернутыми занавесями век. Сердце было союзником в утомительной борьбе за право отдохнуть. Завтра – непростой день, люгер достанет шхуну и придется исполнять то, что обещано нанимателю. Смешные люди! Им нэрриха кажется ряженым в алой рубахе. Хотя та рубаха – лишь дань традиции и признак найма.

Нэрриха усмехнулся. Он больше не юнец, давно избыт обычный долг подобных ему – бремя первого круга жизни. Так почему же он снова в найме, почему добровольно продолжает… Стоп! Хватит вопросов. Покой куда проще счастья. Этому он научился: отдых можно обрести усилием воли.

Мир – шкатулка с потайным карманом в дне, прячущим карман, содержащий очередную запертую на ключ тайну… Пока ты часть целого, тебя по сути нет. Но, стоит осознать свое «я», и единое распадется, и ты не будешь в силах понимать ни его – внешнего, ни себя – вместилище внутреннего мира. Впрочем, можно ли назвать миром то, что не содержит покоя и тем более счастья? Только разочарование, сомнение, неустроенность. Слишком много «не», чтобы обрести опору. «Не» – это толстенная стена, ограждающая – и закрывающая обзор. Это бессилие принять жизнь.

Нэрриха скрипнул зубами. «Сколько вопросов», – шепотом пожаловался он. Сразу захотелось задать новые. «Спать!» – строго велел себе нэрриха.

Утро пришло ветреное, румяное. Нарисовало на стене два слоистых розовых прямоугольника – след окна с горизонтальной перекладиной и драгоценным прозрачным стеклом – и взялось двигать вниз этот нехитрый узор.

Нэрриха лежал, полуприкрыв веки, слушал ветер в парусах и радовался своей расслабленности, сбывшемуся отдыху. Забавлялся: где-то там, безмерно далеко, солнце натужно ползет, рычагом луча изо всех сил толкая по стене прямоугольник света. Можно и так описать внешний мир, если счесть себя центром вселенной…

– Круче к ветру, – негромко буркнул голос капитана вне каюты.

– Но – курс, и опять же…

– Учу-учу, а проку нет. Ты слизняк береговой, – посетовал капитан. – Ты мозгляк и мозгуешь без устали, математику постиг насквозь, лучше моего считаешь курс по карте. А душа где? А это, ноющее, насадившее на крюк всякого из нас за наши жабры, вот здесь?

Было слышно, как капитан гулко, не жалеючи, стукнул себя в грудь. В ответ некто вздохнул со всхлипом.

– Ты должен дышать морем, будто заимел жабры! Ты не тварь двуногая, а душа корабля. Должен ощущать бортами воду и хрустеть всеми легкими, потому что они – ткань парусов. Ты должен влюбиться в «Гарду», а не заглядываться на портовых девок! – не заботясь о покое пассажира, грохотал капитан.

– Но как же человек…

– Ты не человек! Ты капитан ненародившийся еще, зачатковый. А капитан этому люгеру – и душа, и ум, и дополнительный парус… Который раз повторяю, шишку набил на языке, а ты все не умнеешь. Покуда не поймешь, толку от тебя не более, чем от пены на палубе. Глянь, как шипит, а всего запалу в ней на один плевок.

Нэрриха улыбнулся, плотнее прикрыл глаза. «Гарда» – молодой корабль. У него не было иного капитана, и этот, кажется, – незаменим… Сразу в сознание вполз холодок: однажды, очередной раз взойдя на борт в очередном порту, можно не застать на люгере привычного человека. Вот уж правда – он и душа, и дополнительный парус. «Гарда» с ним умеет летать. Потому что пожилой моряк знает, что такое счастье, он свободен душою…

– Боязно мне, вот и сомневаюсь. Этот… нечестивый, – шепотом уточнил собеседник капитана, вполне определенно намекая на пассажира, – мне отец рассказывал: нэрриха явлены в мир тайною силою Башни. Они обременены нерушимым долгом, но в оплату за тот долг имеют и право. Всякого человека им дано карать по усмотрению, если они в найме. А еще имен у них нет, и в бою они делаются зверьми.