Александр Солженицын - Пьесы и сценарии

• Название: Пьесы и сценарии
• Автор: Александр Солженицын
• Жанр: Драматургия
• Год: 2017
• ISBN: 9785969116115

Девятнадцатый том знакомит читателя с Солженицыным — драматургом и сценаристом. Драматическая трилогия «1945 год», состоящая из Комедии, Трагедии и Драмы, представляет нам искрящееся юмором содружество офицеров победоносной армии; трагические судьбы, перемалываемые контрразведкой СМЕРШ (февраль 1945); дикий быт послевоенных советских лагерей. В томе печатаются три киносценария: «Знают истину танки» (о знаменитом лагерном восстании в Кенгире), «Тунеядец» (комедия из советской жизни) и «В круге первом», написанный для одноименного телесериала режиссера Г. Панфилова (2006); последний публикуется впервые.

---

Но кто же с зеркала едал?

Такое празднество забудется нескоро.

НЕРЖИН

Да что за повод?

МАЙКОВ

Два. Рожденья день майора

И…

НЕРЖИН

И?..

МАЙКОВ

Ох, я и начудачу!

НЕРЖИН

Пока не пьян — поставь задачу.

Нержин выносит вперёд столик, раскладывает на нём карту, оба садятся, причём Майков — с ногами на стул, крест-накрест поджав их.

МАЙКОВ

Так. Обстановка. Обстановки

Никто не знает, как всегда.

Услышишь выстрел из винтовки,

Свернёшь машины к правой бровке,

Узнаешь-сходишь, не беда.

Либштадт. Река Пассарге. Мостом

На правый берег и — нах остен!

НЕРЖИН

К востоку? Подожди!!

(Вскакивает.)

Так Пруссия…?

(Рукопожатие с размаху.)

МАЙКОВ

Котёл!

Наш корпус танковый сегодня днём дожал-таки:

Разрезал немцев и у Эльбинга прошёл

До Балтики!

НЕРЖИН

(в большом волнении)

Мечта Самсонова!

МАЙКОВ

И торжества второй наш повод.

Бригада N-ская к тебе притянет провод.

Веди разведку в этом

(отчёркивает)

секторе,

Все цели нам передавай по радио,

а некоторые

Дави с бригадою. Ты их найти изволь.

Твоя готовность к четырём ноль-ноль.

Где батарея?

НЕРЖИН

Уезжая,

Её оставил я на съёме.

МАЙКОВ

Так час-другой, душа родная,

Ты будешь гостем в этом доме?

Ты оценишь изысканность затей и угощенья.

Им не найти ценителя мне больно было б, Серж.

Всё хорошо: войны конец, весёлый день рожденья,

И этой милой девушки явленье, —

Так нет, приполз гадёныш СМЕРШ.

НЕРЖИН

Кто?

МАЙКОВ

Не видал ещё? Из Армии прислали.

НЕРЖИН

Уполномоченный?

МАЙКОВ

У-гу.

НЕРЖИН

Не фронтовик?

МАЙКОВ

Да где!

Да поросёнок розовый. Дерьмом чекистским напихали

В училище НКВД.

Весь мир его — училище: как одевали, как кормили,

Да как людей собаками травили…

Пойду. Состряпай донесеньице и схемку набросай,

Пометишь четырьмя утра.

НЕРЖИН

Но где передний край,

Где развернусь, не знаю, что ты, Сашка?

МАЙКОВ

Да ты пиши! Как Ванин говорит, нужна бумажка.

Ты — мне, я — в Армию, а Армия пошлёт

Во Фронт, а ты ночуй, и не доехав даже.

Ну, глупость напиши, кой чёрт там разберёт?

Сто тысяч там таких бумажек!

Узнаю утром новенькое что-нибудь — подправлю,

А нет — пошлю и так, подумаешь, проблема!

НЕРЖИН

Нет, это глупо.

МАЙКОВ

(выпрямляясь)

Да? Так я, товарищ капитан, добавлю:

К пяти утра прислать связного с донесением и схемой.

НЕРЖИН

Куда прислать? Сюда?

МАЙКОВ

Ну да.

НЕРЖИН

Ещё глупей. Он и к шести утра,

И не сюда, в Либштадт не доберётся.

МАЙКОВ

А мне какое дело? Знать бы вам пора,

Вы — офицер, не детка,

За что глазами и ушами армии зовётся

Разведка вообще и, в частности,

артиллерийская разведка,

По мере того как Майков увлекается, Нержин любуется им.

Что никогда ещё такого отношенья строгого,

Не требовала чёткости такой документация,

Как именно теперь, когда мы к зверю в логово

Вступаем в окружении враждебной нации,

Как именно теперь…

НЕРЖИН

(напевает)

ИЛИ, БУНТ НА БОРТУ ОБНАРУЖИВ,
ИЗ-ЗА ПОЯСА РВЁТ ПИСТОЛЕТ,

(Вдвоём с Майковым.)

ТАК, ЧТО СЫПЕТСЯ ЗОЛОТО С КРУЖЕВ
РОЗОВАТЫХ БРАБАНТСКИХ МАНЖЕТ.

МАЙКОВ

Пи-ши!

(Уходит.)

Оставшись один, Нержин чертит, пишет и разговаривает между делом.

НЕРЖИН

Вот мне сказали бы в сороковом году,

В мои доверчиво неопытные дни,

Что я с высот Истории… безропотно сойду…

До низменной штабной стряпни…

Входит Ванин, куря трубку. Он каждый раз курит что-нибудь новое — то сигарету, то папиросу, то из газеты махорочную цыгарку непомерно больших размеров. Нержин не замечает Ванина.

Война за революцию!

Такой ли в юности тебя мы представляем?

Катушки с бирками…

Бумажки, чтоб начальство высшее провесть.

Всё выдумки — и героизм, и жертвенности тайны…

Как непохоже всё, что мы читаем,

На то, как это есть.

ВАНИН

Вот удивил! Образование ума не прибавляет.

Читай поменьше, менее того — пиши.

НЕРЖИН

(вскакивает)

Та-ащ майор! Вы, говорят, сегодня… Поздравляю!

И долгой жизни вам, от всей души!

(Рукопожатие.)

ВАНИН

Спасибо, дорогой. Но я скриплю давненько,

Пора мне, слышь, на печку помаленьку.

НЕРЖИН

Да сколько ж вам?

ВАНИН

Мне? Тридцать шесть.

НЕРЖИН

Все-го?

Мне столько же почти, а в мускулах, в крови…

ВАНИН

Тебе-то сколько?

НЕРЖИН

Двадцать семь.

ВАНИН

Хо-го!

До лет моих, милок, ещё ты доживи.

НЕРЖИН

Но девять лет? Что в них? Велик ли ваш излишек?

ВАНИН

Четвёртый-то десяток! — вот оно.

Показывает он и то, как жизнь промотана,

И то, что нет у ног кудрявеньких детишек.

НЕРЖИН

Детей?

ВАНИН

Детей. Весёленьких, здоровых.

Мы все не понимаем схолоста.

Питаемся в нарпитовских столовых,

Ночуем у куста…

НЕРЖИН

Да-да-да-да! Как это вы сказали ловко! —

Вот именно — столовка!

Ещё не раз я ею детство помяну:

Доска облезлая, и мелом процарапано меню,

Всегда одно — капуста и перловка!..

Но поглядеть на вас сейчас — полны, в лице румянец,

Не выправка пускай, а всё ж армейский глянец,

Нет, не стары!

ВАНИН

На вид! А чувствую, что стар.

Из муромской деревни, в НЭПовский угар

Приехал я мальчишкой в город,

И вот с тех пор кружусь… кружусь с тех пор вот…

Х-эх, было времячко!

НЕРЖИН

Я помню!

ВАНИН

Помнишь? Ты?

По три копейки хлеб, да с дом величиной кино-анонсы?

А мы, стянувши пояса до туготы,

Шли штурмовать и верили, что мы штурмуем солнце!

Что запахи лугов вольются в города,

Что в сёлах заблестит хрусталь лабораторий,

Что четырьмя часами светлого труда

Все будем равные, все будем господа

Над жизнью. Над природой. Над Историей.

С субботников — на диспуты, с ячеек — в клубы,

С рабфаков — в Академии! — путёвку в зубы…

И не заметил, брат ты мой, я в этой суете,

Как жил и отжил. А теперь, как сорок мне без малого,

Ранения под Хортицею след на животе —

Рубец, извилистее перелёта Чкалова.

НЕРЖИН

Неповторимый НЭП! Под чьими небесами, —

Под нашими ты цвёл?.. и сами ж вы, вы сами

Его…

(Делает душащее движение на горле.)

Подойдя к радиоле, Ванин рассеянно включает её.

ГОЛОС ОТТУДА

…Весть о новых грандиозных победах героической Красной Армии вызвала прилив невиданного энтузиазма и небывалого патриотического подъёма среди ивановских текстильщиц. На многочисленных цеховых митингах работницы выкликают здравицы в честь гениально-мудрого стратега, вождя, отца, учителя и лучшего друга текстильщиц — товарища Сталина. Прядильщицы Моломонова и Натягушина 72 часа не отходили от своих сорока станков и досрочно выполнили план 1969 года…

Ванин выключает.

ВАНИН

Что — сами? Знаем, кривы сани.

Посердится на них кобыла,

А прёт и под гору и в гору.

НЕРЖИН

Арсений Алексеевич! Всё то, что было, —

Могло бы мягче быть? Без казней, без террора, —

С того последнего решающего спора

Между Бухариным и Сталиным?

ВАНИН

Меж них

И спору не было. Один скрипел пером за семерых,

Другой повсюду расставлял людей своих.

НЕРЖИН

Так было?

ВАНИН

Так.

НЕРЖИН

Тем хуже!..