Владислав Пасечник - Модэ (сборник)

• Название: Модэ (сборник)
• Автор: Владислав Пасечник
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9691-1027-4

Год двести восьмой до Рождества Христова. В Великой степи разгорается борьба двух воинственных народов – хунну и юэчжи. Равновесие нарушается, когда в игру вступает жесткий и расчетливый Модэ, наследник престола хунну. Ведомый загадочной силой, Модэ стремится изменить судьбу своего народа. Юэчжи грозит полное истребление, и только братство Молодых волков способно противостоять надвигающейся беде. В прозе Владислава Пасечника реальность переплетается с мифом, история – с вымыслом. Мир прошлого в его рассказах как бы «живет по соседству», кажется, к нему можно прикоснуться, стоит лишь протянуть руку. «Пасечник великолепно владеет словом, пишет – как рисует… Эмоции, эпоху, характеры» (Эдуард Успенский).

---

Владислав Пасечник МОДЭ

Яков Шехтер. В защиту справедливости

Белый грифон летит. Над бескрайнею степью летит. Парит старый седой грифон над курганами умерших богов, беспощадными батырами, кровожадными царями, оборотнями-перевертышами с огненными глазами, беловолосым великаном в страшной маске, сломя голову скачущем на рогатом коне.

«Весь мир от края до края – это рыжая степь с ломкой, сухой травой и солеными озерцами» и много в ней встречается странного и опасного люда. Такой представляется Поднебесная героям повести «Модэ». И туда, в этот мир, от одного его предела – черной реки без берегов, до другого – бездонной пропасти, уверенно и властно ведет нас писатель Владислав Пасечник.

А рядом с живой, щедро выписанной степью существует другая, серая степь – царство между царствами, жизнь между жизнями. Эти жизни и царства по ходу повествования все туже переплетаются между собой, да так, что под конец уже почти невозможно провести разделяющую грань, отличить одно от другого. Читатель уходит в этот мир до самой макушки, тонет в нем, как тонет свалившаяся в бурную реку лошадь. Придуманная писателем реальность «мерцает и переливается», становясь столь явной, что ее почти можно потрогать руками.

В лекции «О хороших читателях и хороших писателях» Владимир Набоков пишет:

«Литература родилась не в тот день, когда из неандертальской долины с криком “Волк, волк!” – выбежал мальчик, а следом и сам серый волк, дышащий ему в затылок; литература родилась в тот день, когда мальчик прибежал с криком: “Волк, волк!”, а волка за ним и не было… Глядите: между настоящим волком и волком в небылице что-то мерцает и переливается. Этот мерцающий промежуток и есть литература».

Повесть «Модэ» позволяет человеку, утомленному несправедливостью нашего бытия, трудной и отнимающей силы работой, свинцово отягощающими жизнь неурядицами, перенестись в иной мир. Там насмерть бьются с захватчиками, прислушиваются к посвисту вражеских стрел, вдыхают дым костров на кочевьях, воюют с колдунами и оборотнями – словом делают то, чем начисто обделен житель современного мегаполиса. Владислав Пасечник сочно рассказывает о далекой стране, в которой никто никогда не жил. Придуманный им волк весьма натурально щелкает зубами, а убегающий от него мальчик кричит столь пронзительно, что впору затыкать уши.

Будет правильным и справедливым издать роман «Модэ», дабы позволить читателю, вытащив из портфеля книгу, за секунду перенестись из грохочущего вагона метро в пространство звенящего тумана, услышать, как скрипят колеса, увидеть связанного богатыря на полу кибитки, а напротив него бесчувственно покачивающуюся голову князя, круглую, рыхлую, с обвислыми усами…

МОДЭ. Повесть с интермедиями

Тени у костра смешивались и прыгали, ветер разносил над степью тревожный горький дух. Сделалось холодно. Люди жались поближе к костру, поднимая теплые вороты.

– Проклятые холмы… – говорил один, нахохлившийся возле огня, словно старый ворон. – Верно вам говорю, юэчжи эти не люди, а оборотни… неделю назад я видел странного всадника вдали… он был огромного роста и ехал не на коне, а на рогатом звере. Зверь страшный – ростом выше коня, и рога у него, как у тура. Вот что я думаю – это древний бог спустился с гор за нашими жизнями.

– Ненавижу юэчжи, – заговорил другой, тот, что сидел ближе к лошадям. – На кой нам эти курганы? Здесь ветер, кажется, еще холоднее, чем в нашей пустоши. Думаю, нашему темнику здесь тоже не по душе.

– Смеешься? – фыркнул первый. – Модэ ненавидит юэчжи почти так же сильно, как… как своего отца!

Одна из лошадей прекратила сонно жевать траву и глухо всхрапнула.

Возле костра наступила тишина.

– Вроде почуяли что-то… – неуверенно протянул кто-то третий.

– Волки… здесь волков много, – хмыкнул первый, поворачиваясь к остальным боком. – А вы видели, кого Модэ приблизил к себе?

– Курганника, Караша…

– Известные головорезы…

– Именно. И еще кое-кого. Всего двенадцать человек. Они теперь у него вроде телохранителей. Только знаете что? На самом-то деле никакие они не телохранители. Для другого нужны эти кровопийцы. Каждый носит черный шерстяной плащ, у каждого волчий череп на упряжи. Думаете, зачем это?

– Зачем? – хором спросили все.

– Это знак. Тайный знак. Скоро будет такое, что немногие из нас сохранят голову на плечах. Вот что я слышал: из всего тумена Модэ выбрал сотню стрелков – самых метких и злобных. Были и такие, рядом с которыми Курганник ваш – просто ягненок. Он кормил их и жаловал больше, чем остальных. А потом вывел подальше в степь, поставил перед ними своего аргамака и сказал: стреляйте туда, куда выстрелю я. И выстрелил в того аргамака. А стрела у него была с костяным свистком. Полетела, засвистела да и вонзилась в землю рядом с конем. Не все выстрелили – пожалели коня. Этих Модэ сразу и казнил. На другой день вывел он оставшихся в степь. На сей раз поставил перед ними лучшую из своих наложниц. Каждый мужчина желал бы обладать этой женщиной, рассказывают, что бедра у нее были пышные, как у девок-юэчжи, которых мы продаем в Поднебесную. Кто пустит в такую стрелу? Нашлись охотники. Всем остальным Модэ в тот же день отрубил головы. А ведь сам-то – кто? Мальчишка! На другое утро он поставил перед воинами коня – его подарил ему сам Тоумань. Вот в этого-то коня выстрелили все.

– Нехорошие вещи рассказываешь, – подал голос кто-то из сидящих, – уж как я боюсь юэчжи, а темник наш, пожалуй, пострашнее будет. Он…

Тут заржали кони, не дав ему закончить, из темноты полетели стрелы, одна из них вонзилась говорившему чуть пониже воротника, он коротко взвизгнул и повалился в костер. Еще одна проткнула другому хунну живот.

– Эй, собаки! – донеслось из темноты. – Вы захотели нашу землю? Так отведайте сперва наших стрел!

Но хунну уже были на конях. Все их страхи выветрились. В руках у них были тугие луки и стрелы с железными жалами. Они выстрелили почти одновременно, юэчжи сорвались и помчались прочь. Хунну кинулись было в погоню, но почти сразу отстали – юэчжи, словно лисы, затерялись среди весенних трав.

Один из хунну клялся потом, будто разглядел при свете звезд исполинского всадника верхом на туре…

* * *

Грузовичок прыгает по узкой горной дороге, дразнит одним своим бортом пропасть и холодную реку внизу. В кузове, затянутом брезентом, все дышат пылью и газом, а чтобы не задохнуться, натягивают футболки на лица. Кто-то справа от меня плюется и матерится, я слышу нервные смешки. Только Музыкант не закрывает носа: он откинул краешек брезента и курит как ни в чем не бывало. Он поставил голую ногу на бортик. Волосы на ней блестят на солнце, словно стекловата. В экспедиции Музыкант – волонтер, как и я.

Напротив сидит Специалист. У него лицо разжигателя войны – плотное, сытое лицо сорокалетнего мужчины. В нем есть что-то микенское. Линии глаз и носа создают сосредоточенность, даже заостренность. В этих чертах видно бычье добродушие, спокойствие сильного человека: Специалист – бывший боксер. У него большие руки с опухшими костяшками пальцев. Такой вот человек – пополам от Черчилля и от циклопа.

Справа от Специалиста бледная тень – вздорный жилистый завхоз Кузьмич. У него круглая маленькая голова на индюшачьей шее. По шее гуляет острый кадык. Протуберанцы сальных волос торчат на висках, лысый красный лоб блестит от пота. На носу очки, в уголках линз завелась плесень. Он сидит на жестяном ведре, тонкие руки перекинуты через колени, как колодезные журавли. Руки у завхоза сухие, костлявые, некрасивые. Он говорит всем, что это трудовые мозоли. Специалист считает, что это псориаз.

Вот встал грузовичок – приехали на место. Прыгаем с борта на землю, тащим инвентарь. У Специалиста инструмент особый – красные измерительные рейки и плотная кожаная сумка на ремне, у нас попроще – ломы, лопаты и кирки.

Терраса спускается от дороги к реке. Но реки не видно – у самого берега поднимаются выщербленные скалы и тянутся узловатые березы, похожие на останки допотопных чудищ.

– Пошли, – кивает привычно Специалист, сходит с обочины и исчезает в траве. Мы видим только рейки, скрещенные за его спиной. Плотной вереницей мы идем за ним, спотыкаясь о камни и звериные норы. Всякий раз мы прокладываем к курганам новые тропы, и всякий раз трава поднимается, скрывая наши следы.

Наконец поле обмелело, из земли показались древние плиты, облепленные рыжим лишаем. Шесть больших каменных колец, в середине каждого курган – темный бугорок в траве. И еще четыре кургана без колец – их вовсе не видно издали, а вблизи – просто каменистые выступы, разбитые кустами дикого крыжовника.

Трава здесь пахнет странно – не пылью и бензином, как следует пахнуть городской траве, а чем-то приторным, острым и сладким. Этот запах неприятен – он щекочет ноздри и остается в глотке кислым осадком.