Александр Солженицын - Двести лет вместе. Часть II. В советское время

• Название: Двести лет вместе. Часть II. В советское время
• Автор: Александр Солженицын
• Жанр: Публицистика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9691-1376-3

В 27 томе Собрания сочинений публикуется вторая часть исследования «Двести лет вместе» (впервые: М.: Русский мир, 2002), посвященная русско-еврейским отношениям «в советское время». Решительно отвергая миф о совершенной евреями революции, автор анализирует участие евреев в событиях 1917 года и Гражданской войне (в том числе в рядах Белого движения). «Еврейский вопрос» в СССР рассматривается в тесной связи как с общей судьбой европейского еврейства в XX веке и Катастрофой, так и с трагедией России, оказавшейся под властью коммунистов: извилистый процесс ассимиляции евреев в 1920–1930‑х гг. и его следствия (в том числе рост низового антисемитизма); судьба российского еврейства в первой эмиграции; евреи как жертвы и участники коммунистического террора («В лагерях Гулага»); евреи «в войну с Германией». Подробно рассмотрен послевоенный поворот Сталина к политике государственного антисемитизма. В главах 22–26 прослеживаются перипетии русско-еврейских отношений второй половины 1950‑х – начала 1980‑х годов, исход евреев из России, начавшийся после Семидневной войны (1967). В заключение автор размышляет о сложностях и парадоксах еврейской ассимиляции, символично завершая книгу цитатой из опубликованного в Израиле (1981) «Письма из России»: «Я верю, что неспроста это получилось на путях России – этот контакт души иудейской и души славянской, что было тут какое-то предназначение».

---

С другой стороны, удивительно и проявление евреев-юнкеров Одесского училища. В конце марта в него было зачислено 240 евреев-новичков. А через 3 недели, 18 апреля по ст. ст., был первомайский парад в Одессе – и, демонстративно на нём, юнкера шли с пением древнееврейских песен. Понимали ли, что русского солдата этим не увлечёшь? так – чьими же офицерами они предполагали стать? Годилось бы это для отдельных еврейских батальонов. Однако, отмечает генерал Деникин, в ходе 1917, при всём успехе формирования национальных полков (польских, украинских, закавказских, а латышские были уже раньше), «только одна национальность не требовала самоопределения в смысле несения военной службы – это еврейская. И каждый раз, когда откуда-нибудь вносилось предложение – в ответ на жалобы [как плохо принимают в армии офицеров-евреев] – организовать особые еврейские полки, это предложение вызывало бурю негодования в среде евреев и в левых кругах и именовалось злостной провокацией»[155]. (Газеты писали тогда, что проект отдельных еврейских полков возникал и в Германии, однако отброшен и там.) – Но, очевидно, потребность в национальном единении, в какой-то иной форме, у новых офицеров-евреев была. В Одессе 18 августа собрание евреев-офицеров постановило: организовать секцию связи всех фронтов, «для освещения положения евреев-офицеров на местах». В августе «возникли Союзы евреев-воинов; к октябрю такие союзы действовали на всех фронтах и во многих гарнизонах. 10–15 октября 1917 на конференции в Киеве был учреждён Всероссийский союз евреев-воинов»[156]. (Но и при новой «революционной армии» некоторые журналисты по старой инерции сохраняли злобу к офицерству вообще, к самим офицерским погонам – и А. Альперович в «Биржевых ведомостях» ещё и 5 мая разжигал страсти против офицерства[157].)

По разным источникам, в качестве рядовых евреи и при наборе 1917 года шли в армию неохотно; очевидно, были обнаружены подставки больных под чужими именами на медицинские освидетельствования, – ибо некоторые уездные по воинской повинности присутствия потребовали, чтобы евреи являлись на освидетельствование с фотокарточками на удостоверениях личности (чего вообще не требовали, по простоте). Поднялись бурные протесты, что это противоречит отмене национальных ограничений, – и министерство внутренних дел распорядилось не требовать фотокарточек.

В начале апреля Временное правительство телеграфно распорядилось: всех евреев, высланных по подозрению в шпионаже, освободить от ссылки, без индивидуальных разбирательств их дел. У одних родные местности были оккупированы противником, у других нет, но многие сосланные просили разрешения проживать в городах Европейской России. Отмечается прилив евреев в Петроград, где в 1917 еврейское население – «около 50 тысяч»[158]. Также и «в 1917 резко возросла численность евреев Москвы (60 тысяч)»[159].

Не такое численное, но высоко энергичное пополнение получило теперь российское еврейство из-за границы. Уж не говорим о двух знаменитых поездах через неприятельскую Германию – 30 человек в ленинском и 160 в натансон-мартовском, – в которых евреи ехали в подавляющем большинстве и представлены были почти все еврейские партии (списки проехавших в «экстерриториальных вагонах» впервые опубликованы В. Бурцевым)[160]. Среди этих без малого двухсот человек редко кого ждала в России незначительная роль.

Многочисленней того, теперь в Россию поплыли сотни евреев из Соединённых Штатов – давних ли эмигрантов, или революционеров, или бежавших от воинской повинности, – их теперь именовали «революционные борцы» и «жертвы царизма», и по распоряжению Керенского русское посольство в Штатах без затруднений выдавало русские паспорта каждому приходящему, представившему двух подтверждающих свидетелей с улицы. (В особом положении была активная группа вокруг Троцкого, сперва задержанная в Канаде по основательному подозрению о связях с Германией. Но Троцкий ехал не с хлипким русским паспортом, а с крепким американским, необъяснимо выданным ему при кратком сроке пребывания в Штатах, – да ещё с крупным денежным пособием, источники которого остались не выяснены следствием[161].) – 26 июня на экзальтированном «русском митинге в Нью-Йорке» (под председательством П. Рутенберга, сначала направителя, а затем убийцы Гапона) редактор еврейской газеты «Форвертс» Эбрагэм Каган обратился к русском послу Бахметеву, «от имени двух миллионов русских евреев, живущих в Северо-Американских Соединённых Штатах»: «Мы всегда любили нашу родину; мы всегда чувствовали себя связанными со всем населением России узами братства… Наши сердца исполнены преданности красному флагу русского освобождения и трёхцветному национальному флагу свободной России». Ещё заявил, что самопожертвование народовольцев «непосредственно вытекало из факта усилившегося преследования евреев» и что «такие люди, как Зунделевич, Дейч, Гершуни, Либер и Абрамович, находились среди храбрейших»[162].

И поехали возвратники, видимо, не только из Нью-Йорка, потому что в августе Временное правительство ввело льготы по железнодорожному переезду из Владивостока для «политических эмигрантов», возвращающихся из Америки. – В Лондонев конце июля (уже после скольких-то уехавших в Россию)на митинге в Уайтчапеле «было установлено, что в одном только Лондоне 10 000 евреев заявили о своём желании возвратиться в Россию», и принята резолюция: радуемся, что «евреи вернутся обратно для борьбы за новую социальную и демократическую Россию»[163].

Из этих возвратников, спешивших на революцию, многих ждала в России примечательная судьба – с кипучим включением в ход российских событий. Тут были и многоизвестные В. Володарский, М. Урицкий, Ю. Ларин – скорый творец «экономики военного коммунизма». Менее известно, что тут был и брат Свердлова Вениамин (этот не пошёл, правда, выше заместителя наркома путей сообщения и члена Президиума ВСНХ[164], да тоже немало). – Эмигрантский сотрудник Ленина и приехавший в одном поезде с ним Моисей Харитонов уже в апреле 1917 в Петрограде скандально прославился помощью анархистам в их крупном грабеже; позже перебывал секретарём губкомов РКПб – Пермского, Саратовского, Свердловского и секретарём Уралбюро ЦК. – Семёну Диманштейну, члену парижской большевицкой группы, предстояло возглавить Еврейский комиссариат при Наркомнаце, затем Еврейскую секцию («Евсекцию») при Всероссийском Центральном Исполнительном Комитете (ВЦИК), курировать еврейские проблемы в целом. (И, поразительно: в свои 18 лет он в пределах одного года «сдал экзамен на звание раввина» и вступил в РСДРП.)[165] – Тут и группа, которую потянул за собой Троцкий из Нью-Йорка на высокие посты: ювелир Г. Мельничанский, бухгалтер Фриман, наборщик А. Минкин-Менсон (вскоре возглавили советские профсоюзы, «Правду», экспедицию ассигнаций и ценных бумаг), маляр Гомберг-Зорин (председатель петроградского ревтрибунала).

Другие имена возвратников Февральской революции совсем теперь забыты, а зря: они включались в ход революционных событий на важнейших участках. – Так, доктор биологии Иван Залкинд принял активное участие в Октябрьском перевороте, а затем осуществлял, при Троцком, практическое руководство наркоматом иностранных дел. – Семён Коган-Семков с ноября 1918 стал «политкомиссаром Ижевских оружейных и сталелитейных заводов» – то есть карательным комиссаром над подавленным в октябре 1918 крупным восстанием ижевских рабочих[166] (где жертвы были многотысячные, на одной только ижевской Соборной площади было расстреляно 400 рабочих[167]). – Тобинсон-Краснощёков в дальнейшем возглавил весь советский Дальний Восток (секретарь Дальбюро ЦК, Глава правительства). – Гиршфельд-Сташевский под фамилией Верховский командовал отрядом из немецких военнопленных и перебежчиков, то есть клал основу интернациональных отрядов большевицких сил; дальше он – начальник агентурной разведки Западного фронта (1920), а в наступившее «мирное» время «по заданию коллегии ВЧК… организовывал разведывательную сеть в странах Западной Европы», удостоен звания «почётный чекист»[168].

Среди примыкающих были и не вовсе большевики или не сразу большевики, но партия Ленина-Троцкого приняла и таких с широким сердцем. – Хотя Яков Фишман, член Военно-Революционного Комитета (ВРК) Октябрьского переворота, и свихивался в июле 1918 на участие в левоэсеровском мятеже – его приняли в РКП(б) и доверили работать годы в Разведуправлении РККА (Рабоче-крестьянской Красной армии). – Ефим Ярчук хотя и вернулся анархо-синдикалистом – направлен Петросоветом на укрепление Кронштадтского совета, в октябре оттуда привёл отряд матросов брать Зимний дворец. – Всеволод Волин-Эйхенбаум (брат литературоведа), воротясь в 1917 в Россию, упорно придерживался анархистских взглядов, стал идеологом махновского движения, председателем военревсовета у Махно, – однако, как известно, Махно больше помог большевикам, чем помешал, – и Волин с ещё десятком анархистов был мирно выслан за границу[169].