Ольга Покровская - Одна судьба на двоих

• Название: Одна судьба на двоих
• Автор: Ольга Покровская
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-699-95458-2

Рада, простая провинциальная девушка, волей случая получила роль у американского режиссера. Считая своего возлюбленного Гришу погибшим, она переехала в Америку, впоследствии став голливудской актрисой. Ее карьера быстро пошла вверх, но на личной жизни девушка поставила крест… до тех пор, пока не появился Гриша. Оказывается, ему удалось выжить. Однако Рада успела подписать с киностудией контракт, в котором значится, что она не имеет права выходить замуж целых десять лет. Ее любимому не суждено остаться в Америке…

---

Тетя Инга меж тем развила бурную деятельность. Она отыскала ключи от владивостокской квартиры, в которой я не была с тех пор, как погибли родители, наведалась туда и вывезла какие-то вещи.

– Радочка, – сказала она мне. – Ты бы съездила со мной. Может, тебе захочется что-то взять?

Но мне слишком страшно, слишком невыносимо было бы войти туда. Мне бы все казалось, что сейчас из кухни навстречу выйдет отец, а из гостиной донесётся высокий мамин голос. Потом я узнала, что тётя Инга, предварительно вытащив из квартиры всё ценное, нашла каких-то жильцов и договорилась с ними, что деньги за съём жилья они будут ежемесячно переводить ей в Хабаровск – на карточку. Наверное, она бы и вовсе продала квартиру, если бы куратор из соцзащиты на одной из наших совместных встреч не заявила ей непреклонно, что квартира принадлежит мне, несовершеннолетней, и продать её, выписав меня по сути в никуда, никак не получится.

Дедовский дом Инга тоже вознамерилась продать – и тут с моей стороны не должно уже было быть никаких препятствий. Здесь наследницами были мы с ней обе, и, поскольку дом не был моим единственным жильём, я вроде никак не могла помешать его продаже. Только если бы вступила в прямой конфликт – чего сделать, конечно же, не решалась. Однако тётке быстро объяснили, что после смерти хозяина должно пройти не меньше шести месяцев, прежде чем наследство окончательно перейдёт к ней в руки. Инга погудела, поругалась, но в конце концов смирилась с неизбежным и решила заколотить дом и вернуться продавать его через полгода.

Грузовик во дворе всё фыркал. Пластиковая клетчатая сумка, в которую тётя Инга сгрузила мои нехитрые пожитки, стояла на крыльце. А мне всё казалось, что всё это – какой-то тяжёлый обморочный сон. Что сейчас я проснусь и пойму, что ничего этого не было.

Я прошла на задний двор и с ногами забралась на брошенный там грузчиками диван. Мой диван. Тот, на котором я валялась с ангиной, а дед, устроившись у меня в ногах, читал мне «Морские рассказы» Житкова. До поезда оставалось четыре часа.

Я смотрела куда-то в пустоту, на начинавшийся за посёлком лес. От слепящего солнца болели глаза и невыносимо жгло под веками. Я даже не заметила, как у забора появился Гриша. Впрочем, он вообще обладал способностью возникать вот так – бесшумно, из ниоткуда.

Гриша заметил меня, не стал тратить время на то, чтобы войти через калитку, а просто перемахнул через забор и опустился рядом со мной на диван. Мы помолчали. Мне казалось, я уже слышу в ушах перестук колёс поезда, который увезёт меня от него.

– Держи! – вдруг сказал Гриша и вложил что-то мне в ладонь.

Я глянула вниз и увидела, что держу в руке маленькую выструганную деревянную фигурку. Это был волчонок – фигурка была вырезана грубовато, резкими ломаными штрихами. Наверное, Гриша работал своим старым перочинным ножом, которым мы с ним столько раз срезали с пней молодые опята. Но при всём этом волчонок получился как живой. Жмурил глаза, будто бы щурясь от яркого солнца. И даже в приоткрытой пасти его виднелся крошечный язык.

– Это тебе, – бросил Гриша, не глядя на меня.

– Зачем? – спросила я.

Волчонок сразу мне очень понравился, я сжала его в ладони, чувствуя, как впиваются в кожу его острые ушки.

– Не знаю, – буркнул он.

А потом всё же повернулся ко мне и посмотрел открыто. В его удивительных глазах, впитавших в себя все краски леса, засветилось что-то настолько глубокое, настолько открытое и искреннее, что это почти пугало.

– Меня не будет рядом, – пробормотал он. – А он… он останется с тобой. Вместо меня.

Он вдруг смутился своих слов, отвернулся и бросил сквозь зубы:

– Глупо, конечно!

– Нет, – хрипло проговорила я. – Нет, Гриша, это не глупо. Я… я всегда буду носить его с собой. И со мной ничего не случится, я тебе обещаю!

И я рванулась к нему, обняла руками за шею и прижалась к его груди.

– Всё будет хорошо, – шептал он мне, судорожно гладя меня по волосам. – Всё будет хорошо. Я к тебе приеду. И ты будешь приезжать… Это всего на два года, а потом ты обязательно вернёшься…

– Обязательно, – кивнула я.

Кажется, теперь это стало нашим новым заклинанием вместо «я не уеду – ты не уедешь».

– Тааак, – гаркнула откуда-то из-за моей спины тётя Инга. – Ну что вы тут? Сырость развели?

Она всё продолжала разыгрывать эту странную роль добродушного цербера. Мы с Гришей неохотно отодвинулись друг от друга. Я утёрла тыльной стороной ладони глаза. Он исподлобья взглянул на тётю Ингу и сжал губы.

– Хватит-хватит, – не унималась между тем та. – Чай не на край света уезжаем, свидитесь ещё. А то ишь, устроили Ромео-Джульетты. Давай-ка, Радочка, поднимайся, ехать нам пора.

Ровно в эту минуту из-за угла дома появился один из мужичков, грузивших вещи. В руке он нёс несколько деревянных реек, а в другой – молоток и гвозди. Сунув горсть гвоздей в рот, он приложил одну из реек к окну, что выходило сюда из дедовской комнаты, приладил к ней гвоздь и принялся забивать его молотком. Сухой стук разнёсся по двору, и я даже сгорбилась от этого звука.

– Послушайте, – не выдержал Гриша, – зачем же сейчас? Неужели нельзя позже?

– Чего? – не поняла Инга. – Ты про что это? Про окна? Ну здрасте! А кто проследит позже-то? Мы же уедем. Ой, не могу, какие все нежные.

Через десять минут всё было кончено. Дом слепо смотрел на нас заколоченными окнами. Тётя Инга в последний раз подергала запертую дверь и скомандовала мне, махнув в сторону фырчавшего у крыльца «газика»:

– Ну, залезай! Я договорилась, они нас до вокзала подбросят.

Я беспомощно оглянулась на Гришу. Он застывшим взглядом смотрел на «Газель» и крутившуюся вокруг неё тётю Ингу. Потом посмотрел на меня, и в глазах у него отразилось такое отчаяние, будто он только сейчас в полной мере осознал, что я уезжаю. Я рванулась к нему и обняла руками за шею, всё ещё сжимая в ладони вырезанного им деревянного волчонка.

– Я приеду, – в который раз прошептал Гриша.

– И я… – отозвалась я.

В ту же секунду заревел гудок «Газели». Мы, вздрогнув от неожиданности, отшатнулись друг от друга. Из кабины высунулся хохочущий краснорожий шофёр и скомандовал:

– Занимайте свои места, поезд отправляется.

Тётя Инга неуклюже полезла к нему в кабину, на переднее сиденье. Грузчики принялись влезать в кузов. А мне предстояло решиться выдернуть пальцы из тёплой Гришиной ладони, как всегда привычно шершавой и мозолистой.

– До свидания, – сказала я ему и, прикусив губу, выдернула руку.

– До свидания, – хрипло отозвался он, не отводя от меня глаз.

Я влезла в машину и притулилась на боковом откидном сиденье.

– Ну наконец-то, – буркнул один из грузчиков и, наклонившись вперед, с силой дёрнул боковую дверь. Та с визгом захлопнулась. Мотор взревел, и «Газель» начала разворачиваться. Я никак не могла оторвать глаз от узкого запылённого стекла. Увидела Гришу, его потерянное, опрокинутое лицо и огромные, неотрывно следящие за машиной глаза. Затем мелькнул угол моего старого дома, зелёная калитка в заборе. А потом «Газель» вырулила на дорогу, водитель прибавил скорость и выкрутил ручку радио.

Глава 4

Я почти ничего не знала о Хабаровске, кроме простейших сведений, почерпнутых со школьных уроков по географии. И город, в который доставил нас поезд, поразил меня. Он был совсем не похож на Владивосток. Конечно, тоже большой, живой и шумный, с широкими проспектами, площадями, памятниками. Но во Владивостоке всё как будто пропитано океаном. Сам воздух, прохладный и солёный, врывался в лёгкие и оставлял ощущение, какое бывает, когда, ныряя, вдруг неожиданно глотнёшь морской воды.

Однако самого Хабаровска я почти не увидела – только из окна автобуса, в который мы с тётей Ингой втиснулись на остановке рядом с вокзалом. Путешествие в поезде я запомнила плохо. На меня от отчаяния снова навалилась апатия, как было после гибели родителей. Всю дорогу я пролежала на верхней полке, не читая, не прислушиваясь к разговорам попутчиков, просто глядя в отделанную серовато-крапчатым пластиком стенку. Тётя Инга меня не трогала. Она вообще потеряла ко мне интерес сразу, как мы выехали из города.

Как оказалось, тётя Инга жила не в самом Хабаровске, а в посёлке где-то неподалёку от границы. И если город, по которому вёз нас автобус, в целом мне понравился и удивил своей силой и мощью, то посёлок Красное, в который мы выгрузились с чемоданами на автобусной остановке, если чем и мог удивить, то только невозможной бедностью.

Одинаковые ряды серо-коричневых пятиэтажек, унылые нечистые улицы, переполненные мусорные баки, вокруг которых горой валялись вывалившиеся отбросы, одноэтажный магазин на углу с ветвистой трещиной, идущей поперёк стеклянной витрины.

– Ну вот, значит, мы и дома, – объявила мне тётя Инга, подхватывая с асфальта одну из сумок.

Мне от этого её объявления стало еще тоскливее. Я не хотела, отчаянно не хотела называть ВОТ ЭТО – домом.