Кристофер Прист - Дезертир

• Название: Дезертир
• Автор: Кристофер Прист
• Жанр: Научная Фантастика

«Я помню себя примерно с двадцати лет.

Я был солдатом и служил в армии. Меня только что выпустили из учебки. Мы маршировали в Джетру, во временный лагерь в порту. Нас сопровождали „черные береты“, военная полиция. Война приближалась к своему трехтысячелетнему юбилею…»

---

Кристофер Прист Дезертир

Copyright © 1999 by Christopher Priest

© М. Казанская, М. Клеветенко, М. Павлова, перевод на русский язык, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Э“», 2017

* * *

Как и все мечтатели, я путаю разочарование с истиной.

Жан-Поль Сартр

Я помню себя примерно с двадцати лет.

Я был солдатом и служил в армии. Меня только что выпустили из учебки. Мы маршировали в Джетру, во временный лагерь в порту. Нас сопровождали «черные береты», военная полиция. Война приближалась к своему трехтысячелетнему юбилею.

Я механически шагал и смотрел на шлем идущего впереди меня. Небо было темно-серым и облачным. С моря дул резкий ветер. Я кое-что знал о своей жизни. Я знал свое имя. Я знал, куда нам приказано идти. Я догадывался, что с нами будет, когда мы дойдем. Я имел навыки, присущие солдату.

При строевой ходьбе мыслительная энергия не расходуется – можно думать о чем захочешь, если у тебя, конечно, есть чем думать. Я записываю эти слова несколько лет спустя, вспоминая и пытаясь понять, что же тогда произошло. В то время, в момент моего ментального рождения, я мог только выполнять строевые команды и маршировать в ногу со всеми.

Детство мое будто стерто. Я сложил два плюс два и придумал правдоподобную историю своей жизни. Скорее всего, я родился в Джетре – университетском городе и бывшей столице на южном побережье. Были ли у меня родители, братья и сестры? Понятия не имею. Мне неизвестно, ходил ли я в институт, болел ли ветрянкой, имел ли друзей, гонял ли по улицам или был домоседом. Наверняка я знаю только, что как-то дожил до двадцати лет.

И еще одно, совершенно бесполезное для солдата: почему-то я знал, что неплохо рисую.

Как такое может понять про себя человек в стальной каске и тяжелых сапогах, топая на холодном ветру в колонне из серых шинелей, когда чавкает грязь, ветер бьет в лицо и в такт шагам стучат котелки?

Я просто понял, что где-то там, в глубине моего окутанного мраком сознания, таится любовь к рисунку, краскам, форме и цвету. Откуда взялась во мне эта страсть? А кстати, как меня занесло в армию? Почему-то моя неприемлемая кандидатура прошла тесты и медкомиссию и была признана годной. Я получил повестку, попал в казарму, и старшина вбил в меня то, что полагалось солдату.

И вот я в строю и иду на войну.

Мы погрузились на корабль, который должен доставить нас к южному континенту, самому большому в мире ломтю ничейной территории. Там без малого три тысячи лет шла война. Бесконечная тундра и вечная мерзлота. Совершенно необитаемая земля, если не считать аванпосты на побережье и войска противоборствующих стран.

Нас разместили на судне ниже ватерлинии. Трюм был душным и зловонным, а когда мы в него погрузились, стал шумным и переполненным.

Я углубился в себя и попробовал разобраться в нахлынувших со всех сторон ощущениях. Кто я такой? Как здесь оказался? И почему я не помню, чем занимался хотя бы вчера?

Я как-то функционировал, имел представление о мире, обладал должными навыками и умел обходиться в быту. Знал своих сослуживцев по части и имел представление о причинах и ходе войны. Я забыл лишь себя. В первый день моего сознательного существования мы стояли на верхней палубе – ждали, пока разместятся прочие воинские части. Я жадно ловил отрывки чужих разговоров, надеясь, что меня посетит озарение и что-нибудь вспомнится. Озарение не пришло, и я решил удовольствоваться малым, решив, что отныне насущным для меня будет то, что насущно для моих однополчан.

Как все солдаты мира, они были недовольны своим бытом и постоянно жаловались. Правда, в нашем случае недовольство дополнялось вполне реальным опасением по поводу приближающейся трехтысячной годовщины начала войны. Все как один были убеждены, что к этой дате командование развяжет мощную наступательную операцию, чтобы добиться, наконец, хоть какого-то перевеса. Будет бойня, и мы в нее, конечно же, попадем. Некоторые верили, что за три года, оставшихся до юбилея, война закончится. Другие настаивали, что в первые недели нового тысячелетия наш четырехлетний призыв еще не закончится и нас не отпустят домой, если в это время будет вестись серьезное наступление.

Как и они, я был слишком молод для фатализма. Зерно сомнений пало в благодатную почву, и я решил при первой же возможности найти способ дезертировать.

Той ночью я почти не спал. Меня беспокоило прошлое и тревожило будущее.

Отчалив от пристани, корабль взял курс на юг, оставляя за собой Сивл, невзрачный остров, покрытый голыми утесами и пустынными холмами, что закрывали вид на море для большей части Джетры. Следом за Сивлом шла целая группа Серкских островов, более плоских и очень зеленых, с милыми маленькими городами, уютно затаившимися в бухтах.

Наш корабль, ловко маневрируя между клочками суши, миновал эти воды. Я стоял на верхней палубе, держался за поручни и зачарованно глядел на проплывающие за кормой острова.

Нескончаемо долго тянулись дни, и я снова и снова выбирался на верхнюю палубу, где, пристроившись в уголке, одиноко любовался раскинувшимся за бортом пейзажем. До Джетры все еще было рукой подать, но ее очертания уже скрыл Сивл. А мимо проплывали острова, бодрящие буйством красок и россыпями городов, – далекие и недостижимые, окутанные зыбким маревом. Корабль монотонно рассекал водную гладь, неся в трюме шумную солдатскую братию, но мало кому из них приходило в голову выйти наверх и посмотреть на проплывающий мимо мир.

Шло время, с каждым днем становилось теплее. На островах стали появляться белые пляжи, увенчанные рядами высоких пальм, в тени которых ютились крохотные домишки. Судно гнало волну, и та пенно билась о разноцветные острые рифы, облепленные морскими раковинами. Мимо нас проплывали чудные гавани и прибрежные города на живописных холмах; сопящие вулканы и головокружительные горные пастбища, усеянные крупными валунами; лагуны, заливы, дельты рек и длинные песчаные косы, сбегающие в синее море.

Всем, конечно, известно, что причиной войны стали именно жители Архипелага. Вот только, когда плывешь по Срединному морю мимо солнечных островов и видишь их тихую, мирную жизнь, начинаешь в этом сомневаться. Возможно, тишина и покой – лишь иллюзия, навязанная расстоянием между кораблем и островами. Чтобы личный состав не терял бдительности, нам постоянно читали лекции. Некоторые из них пересказывали историю борьбы за вооруженный нейтралитет – состояние, в котором островитяне пребывали уже три тысячи лет.

Обе враждующих стороны признали эти воды нейтральными. Ввиду своего географического положения острова будут веками терпеть чужое присутствие – так уж вышло, что Срединное море огибает весь мир, отделяя северян от южного полюса, текущего места сражений.

Меня все это мало интересовало. При любой возможности я бежал на верхнюю палубу и затаив дыхание любовался проплывающими за бортом видами. Я отслеживал курс судна по истрепанной и, вероятно, устаревшей карте, которую нашел в рундуке, и названия островов отзывались в моем сознании, как звон колокольчиков. Панерон, Салай, Теммил, Местерлин, Прачос, Мьюриси, Деммер, Пикай, Обракские острова, Торкильские, Серкские, Ривские отмели, Побережье Хельвардовой Зазнобы…

Необычная бухта или мыс, поднимающиеся прямо из моря отвесные скалы – у каждого острова были свои особенности, и я с легкостью угадывал, где именно мы проплываем. Я видел название острова на карте, и мне казалось, что он мне знаком. Словно Архипелаг изначально был заложен в моем сознании, словно здесь мое место и мои корни, и он – мечта всей моей жизни. Я любовался им, и во мне пробуждалось давно забытое чувство прекрасного.

При виде названий на карте на меня накатывало сладостное предвкушение, какая-то чувственная теплота, совсем не вязавшаяся с грубым и тяжким солдатским существованием. Я глядел на полоски воды, отделявшие нас от суши, тихонько перечислял в уме острова, призывая на помощь духов, что подняли бы меня над морем и отнесли к этим дальним, омытым прибоями берегам.

Некоторые из островов были настолько велики, что корабль плыл мимо целый день, другие настолько малы, что напоминали скорее полузатопленные рифы, угрожающие пропороть днище нашего дряхлого судна.

Независимо от размера, у всех были имена. Проплывая, я находил на карте название и обводил карандашом, а после вносил в свой блокнот, постепенно пополняя список. Я записывал их и подсчитывал, составляя подобие собственной карты, – как знать, вдруг в один прекрасный день мне посчастливится ехать обратным путем и на каждом из них побывать? Вид с моря манил к себе и притягивал.

Лишь одна остановка случилась за все время нашего долгого пути на юг.

Я понял, что в нашем плавании предвидится перерыв, когда стало ясно, что мы держим курс на крупный порт. Ближайшие к морю постройки были белесыми от цементной пыли. На берегу дружно дымили трубы огромной фабрики. Позади обжитой промышленной зоны длинной полосой простирались дикие джунгли, застилая вид на цивилизацию, которая, как выяснилось, скрывалась дальше. Когда мы обогнули холмистый мыс и прошли мимо высокой дамбы, взгляду внезапно открылся обширный город, выстроенный на пологой гряде. Он простирался во всех направлениях и дрожал в мглистой дымке, застилающей сушу и оживленные воды порта. Нам, конечно, не полагалось знать, в какой точке пути мы сделали остановку, но у меня под рукой была карта, и я все быстро понял.