Иллона Александрова - Когда время становится отрицательным

• Название: Когда время становится отрицательным
• Автор: Иллона Александрова
• Жанр: Русское современное

Когда время становится отрицательным… всегда начинается другая жизнь. Начинается что-то не менее важное, чем было до, во время, после…

---

Когда время становится отрицательным Иллона Александрова

© Иллона Александрова, 2017

ISBN 978-5-4483-9756-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Все началось так давно, что я боюсь упустить некоторые детали, боюсь, что по прошествии стольких лет они стерлись из памяти или были заменены фантазиями. Кто теперь скажет, было ли это на самом деле, произошло со мной или нет. Впрочем, какая разница, не так важна подлинность событий или их очередность, главное что, что-то происходило, а было ли это случайностью или закономерностью, это уж как вам угодно. И так все началось еще до моего рождения в 1969 году, а может еще раньше. Я выбрала точкой отсчета именно этот год потому что, кроме того, что моя мама закончила в этом году институт, я больше о нем ничего не знаю. А училась она в ЛПМИ, в Ленинградском Педиатрическом Медицинском институте, куда через 20 лет буду поступать и я. Ну, об этом потом, а пока текла обычная студенческая жизнь конца 60х годом, со своими радостями и огорчениями: с проваленными зачетами, не выходом на сессию, пересдачами, летними стройотрядами, песнями, танцами и рок-н-роллом. Все было хорошо – все были молоды, счастливы, талантливы. Перед молодыми врачами открывалась новая, неизведанная, самостоятельная жизнь. Была весна, все были влюблены и даже не слишком волновались о предстоящих государственных экзаменах…

Они были красивыми, веселыми девчонками, одной было чуть за двадцать, другой осенью исполнялось тридцать, но это было время отсутствия конкретного возраста – это время называлось «молодость». И эта молодость бурлила, выплескивалась через край. Это потрясающее ощущение полета, не омраченного ни какими сомнениями, ни какими бедами.

Они учились вместе, может быть, сталкивались на лекциях, может, перекинулись парой фраз, а может и нет, но они знали друг друга – у них была одна общая хорошая знакомая, даже подруга. Кому из них она была ближе, сложно сказать, с одной она училась в одной группе, с другой жила в одной комнате в общежитии. Но в какой-то момент она послужила причиной странного чувства, они обе испытали что-то вроде укола ревности и рождения взаимной неприязни. Все произошло столь мимолетно, что, возможно, они и не поняли, что случилось. Неприязнь родилась, жила мгновение, а потом умерла, но не бесследно – залегла где-то в глубине душ. Ни кто не подозревал, что это может передаваться по наследству, вместе с генетическим кодом. Они не успели выяснить отношения, не поссориться, не помириться, просто что-то осталось в душах, а душа – вещь не материальная, и разве в эпоху материалистических идей, кто-то мог задумываться о таких мелочах, как душа. А души, ставшие отхожим местом, хранили в себе множество подобного хлама. И вдруг, путем каких-то фантастических метаморфоз этот накопившийся душевный сор стал вполне материальным, просочился в каждую клеточку организма, и как червь-паразит стал ждать своего часа. А ждать оставалось недолго. Всего три года. Хотя возможно уже тогда в шестьдесят девятом, я получила информацию о какой-то незавершенности в данной ситуации. И он тоже получил, почувствовал те же импульсы. Но, что мы могли сделать на стадии еще не созревших яйцеклеток. Смешно, но именно в таком виде произошло наше первое знакомство. И не долго оставалось «маткам плакать кровавыми слезами о не состоявшейся беременности» – я впервые увидела свет жарким летом 1972 года, он чуть позже – в октябре. Но произошло это в разных городах – между нами лежало 500 километров железной дороги. Мы росли, не зная, друг о друге; возможно перелистывая мамин выпускной альбом, я видела фотографию его родителей, но не обращала особого внимания. Но судьба неумолимо вела нас к встрече.

Каждый из нас шел к ней своим путем. Дети артистов, в большинстве своем становятся артистами, надышавшись, с детства, запахом кулис, они просто не могут принять другую атмосферу и им приходится всю жизнь тащить на себе груз династии. Так и дети медиков, которые, с малолетства, варятся в одном котле с родителями – взваливают на плечи тяжесть гуманной профессии. Я уже в 7 лет решила стать детским врачом. Хотелось еще актрисой или милиционером, но это скорей была шутка или видимость наличия выбора. А на самом деле путь был один – все тот же педиатрический институт. Я помню запах свежей зелени весной 1989 года, когда я пришла на день открытых дверей в ЛПМИ. И к этому запаху примешивался другой, идущий, прямо от серых, влажных стен на улице Александра Матросова, запах разложения, запах морга, запах формалина – запах «анатомички».

Я всегда с трепетом проходила мимо этих стен, я знала, что на долгих шесть лет этот запах станет мне родным. Но я не поступила, получив четверки по химии и сочинению, я срезалась на биологии. Тогда я поняла, что поступить в институт – это также как сыграть в лотерею, раз мне не повезло, значит, так тому и быть, поступлю на следующий год. А дальше был год работы диспетчером «Квартирной помощи» в детской поликлинике, первая влюбленность во взрослого мужчину, первый настоящий поцелуй, который показался мне отвратительным. Мне казалось, что меня насилуют, мне было 17, и я была впечатлительной. Это был всего лишь поцелуй, и когда чувство тошноты прошло, я стала прислушиваться к себе и начала смаковать мои ощущения, может, тогда и возникла фраза: «Что – естественно, то не безобразно». И вообще, я считала, что врач не должен быть брезгливым, так как в силу своей профессии, мне придется часто иметь дело с человеческими нечистотами. Болезнь – вещь не привлекательная, от нее часто пахнет потом, гноем, испражнениями. Что же делать, человечество не столь совершенно, и волей не волей, приходиться задействовать на всю катушку свои 5 чувств. Но, моя история в основном посвящена шестому чувству, и в начале 1990 года я впервые узнала каков его настоящий цвет, запах и вкус; какова она на ощупь эта пресловутая, первая любовь.

Он был очень славным мальчиком, и от его поцелуев меня никогда не тошнило, но я хотела большего – мне надо было стремиться к воплощению мечты, я очень хотела стать врачом, мне нужно было готовиться в институт. А он мне мешал: он забирал все мое свободное время, я не могла не о чем думать, я не могла без него даже дышать, я чувствовала, что деградирую, мне нужно было срочно менять свою жизнь. Мне как воздух нужен был институт. И летом 1990 года, уставшая, от нудной работы, от всепожирающей любви, от родительских назиданий – я поступила в ЛПМИ. И камень с души упал. Я как чувствовала, что здесь меня ждет другая жизнь, иной уровень отношений.

30 августа 1990 года на общем собрании курса я стала старостой 122 группы, мужской группы в женском институте. Так началась моя студенческая жизнь. И первого сентября я еще не знала, что один из одиннадцати мальчишек, разобьет вдребезги мое сердце. Ну, это после, а сейчас нас ждали необъятные поля Родины, а точнее четырехсот метровые морковные грядки в совхозе «Кузмоловский» в поселке Бугры.

Начало сентября: проливные дожди; набухшие, неподъемные ватники; размокшие, в хлам, кроссовки, и прекрасное настроение. Свобода! Вкус свободы! Свобода дурманит голову, пьянит даже без вина, так как все спиртное по местным кузьмоловским талонам. Я наслаждалась, но не долго, вечером второго дня нашего пребывания в колхозе меня просто увезли в город. Приехал «моя первая любовь» и увез, и потом я каждый вечер моталась в Питер, а утром возвращалась обратно в Кузьмолово. Именно тогда в колхозе, я почувствовала, что что-то происходит, и ни как не могла понять что именно. Я, стоя по колено во влажной земле, и весело хрустя очередной морковкой, беззаботным взглядом, осматривала близлежащие борозды, где, не разгибая спин, трудились мои одногруппники. И вдруг, он выпрямился, задорно посмотрел на меня, просто посмотрел и отвернулся. Я продолжала чавкать морковкой, мне кажется, я даже помню, как челюсти стали двигаться медленно, как в заторможенном сне. Мир стал стираться, закручиваться в спираль, на какое-то мгновение все исчезло. Только я и он – больше ничего не существовало. А, может все было, не так, это я выпрямилась над грядкой, увидела его, меня качнуло. Но, это не было как от удара электрическим током, я просто увидела человека, и поняла, что он мне нравиться. А в следущее мгновение, я, испугавшись, отвернулась.

Я и теперь часто думаю, чего я тогда испугалась, что я увидела в нем. Я помню, он был похож на пирата: какая-то серенькая курточка с дебильным, по-моему, зеленым, значком (хотя на старых фотографиях значок оказался белым слоником); на голове платок, это теперь называется – бандана, платок скрывал его, чуть длинные волосы. Тогда это было модным, носить чуть длинные волосы на затылке. Боже, как я потом любила, перебирать пальцами, гладить эти мягкие, послушные пряди.