Иван Плахов - АдрастеЯ. Или Новый поход эпигонов

• Название: АдрастеЯ. Или Новый поход эпигонов
• Автор: Иван Плахов
• Жанр: Альтернативная история

Внежанровая проза на стыке детектива, интеллектуально-эротического романа и мистического триллера, с ярко выраженной пародией на современное концептуальное искусство. Главный герой – следователь – вместо того, чтобы заниматься расследованием цепочки загадочных убийств, спасает свою дочь, разыскивая некий магический артефакт, приведший её на грань умопомешательства.

---

– Уверяю вас, что в этом деле всё будет наоборот. Обещаю. Итак, Оленька, как только получите рапорт от участкового – сразу ко мне. Я вам дам свой номер телефона, звоните, как только что-то новое обнаружится. И кстати, не забудьте описать место преступления. Хотя, я думаю, вы это знаете и без меня, – закончил Вешняков, откланялся, отошел к судмедэксперту и о чем-то вполголоса заговорил с ним, время от времени украдкой поглядывая на Фролову.

«Надо же, какой абсолютный циник, – подумала та, невольно вздрагивая каждый раз, когда ловила на себе взгляд Вешнякова. – Небось кости перемывает мне и всей моей родне со своим приятелем».

– Дмитрий Сергеевич, а ты что скажешь про эту куклу, которую нам с тобой дали в помощь от района? – спросил судмедэксперта по-приятельски Вешняков, прикуривая у него сигаретку и посматривая на Фролову.

– Ты меня спрашиваешь сейчас как мужчину или как специалиста? – ответил тот. – Если как мужчину, то она не из последних женщин, кто может нравиться. А если как специалиста, то она, скорее всего, – круглый ноль, да еще и без палки. – И тут же засмеялся вместе с Вешняковым собственной шутке.

– Насчет палки ты, Дима, хорошо вставил.

– Викторыч, – продолжал судмедэксперт, – палки в этот ноль, к сожалению, вставляю не я. Но даже и на палке ноль всегда останется нолем. Это я тебе как физиолог гарантирую. Природа его не меняется.

– Циник ты, Дима. А у нее, между прочим, дядя – большая шишка в нашем ведомстве.

– Да хоть большая, хоть мелкая, мне-то что? Меня в женщинах интересует только самоотдача, а не триста минут секса с самим собой.

– Кого-то ты цитируешь, Дима? Слова явно не твои.

– Да я тут одну кассету у сына взял, со «Звуками Му». Слышал, наверно? Группа такая. И вот, там Мамонов это поет. Очень душевно. Наденешь, бывало, наушники, включишь плеер и давай под музыку очередной трупешник препарировать. Стопроцентное порно, да и только.

– Да ты, как я погляжу, поэт! Пушкин в прозекторской.

– Скорее Дантес, особенно для жмуриков, – ловко парировал Серебряков. Они дружно засмеялись, как всегда, довольные друг другом.

В это время двое санитаров и милиционер с трудом вытаскивали носилки с телом жертвы, запакованным в черный полиэтилен, из узких дверей подвала. Ставили их чуть ли не на попа, пытаясь то одним, то другим боком вывести край наружу, и вполголоса, матюгаясь, переругивались.

– У них всё получится, – заметил Вешняков Серебрякову, с интересом следя за возней санитаров.

– Кто бы сомневался, – подтвердил приятель и, сладко затянувшись сигаретой, прикрыв глаза, произнес, выдыхая табачный дым колечками: – Жизнь продолжается, Викторыч. Жизнь всегда продолжается.

22

Фролова обдумывала предстоящие планы следственных действий, когда сзади к ней подошел Варухов и спросил:

– Ольга Эдуардовна, я вам больше на сегодня не нужен?

Та от неожиданности вздрогнула, полуобернулась и, увидев, что это Варухов, справилась с испугом и, еле сдерживая раздражение, произнесла:

– Вы мне совсем не нужны. Ни сегодня, ни завтра. И вообще – кто вас учил со спины вопросы задавать?!

– А что в этом криминального?

– Вы меня напугали. Я из-за вас забыла, о чем думала. Нить рассуждений потеряла!

– А что, в ваших рассуждениях еще и нить какая-то есть? Что-то я не замечал. Но раз уж из-за меня ваши мысли топчутся на месте, а нить потеряна, то я готов ее найти. Так и быть, окажу безвозмездную услугу. Как следователь следователю.

– Мало того, что вы невоспитанный человек, – в бешенстве выдохнула ему в лицо пунцовая Фролова, – так вы еще и хам! Вы не умеете разговаривать с женщинами!

– К вашему сведению, Ольга Эдуардовна, как правило, невоспитанного человека зовут хамом именно потому, что он не воспитан. Теперь о ваших умственных способностях. Насколько я могу судить, никакую нить вы не теряли, потому что ее у вас никогда и не было. А то, что вы обычно принимаете за логические рассуждения, – это женские эмоции, помноженные на ваши личные амбиции.

– Ненавижу тебя! Слышишь, Варухов? Ненавижу!

– Извините, Ольга Эдуардовна, но мы с вами на брудершафт вроде не пили, так что я не совсем понимаю, почему вы перешли на «ты». А ваше личное мнение обо мне меня совершенно не интересует, так что оставьте его при себе.

– Мерзавец! Ты еще ответишь за свое хамство! Вы все в отделе меня ненавидите! Куча старых импотентов! Только и умеете бумажки в папки подшивать! Ну ничего, недолго мне с вами мучиться! Кое-что скоро изменится, и тогда вы все мне заплатите! За всё во сто крат заплатите! – завизжала, задыхаясь от злости, Фролова. Она сжалась, неожиданно подурнела и походила на маленького зверька, который встал в боевую стойку и ощерил зубы.

– Ну и ну, Фролова. Не ожидал, что в тебе столько ненависти. Ладно бы ко мне, но ко всему отделу – это уже действительно серьезно. Клиникой пахнет! Сама метр с кепкой, а амбиций – как у Петра Первого. Ты не переживай, мы тебе за всё заплатим. Ты только нам свои счета регулярно присылай и оформляй их правильно. А то ты даже бумажки подшивать до сих пор не научилась. Всё время не те бумажки и не в те тома вставляешь. А коли ты решила на этом деле себе повышение заработать, то должен заранее тебя разочаровать. Ни этот Вишняков, ни ты ничего не раскроете.

– С чего ты взял? Откуда такая уверенность? Может, ты, Варухов, и сам к нему причастен?!

– Да нет, Фролова, не причастен. А уверен потому, что у Вешнякова нет на это желания. А у тебя – мозгов.

– Ну как же – как же! Ведь самый умный у нас в отделе – это уж точно вы, Игорь Петрович. Только вот почему-то вести это дело не захотели. Устроили так, что оно досталось мне. У вас что, совесть проснулась? Хотите взять его? Так в чем дело? Я вам его охотно передам, – справившись с приступом внезапной ярости и несколько успокоившись, с прежней иронией выпалила Фролова, по-прежнему зло глядя Варухову прямо в лицо прищуренными глазами.

«Смотрит, как волчица, – внезапно подумал Варухов и даже повеселел. – Так что мне за ней не поволочиться».

– Ну так я пойду, Ольга Эдуардовна? – делая вид, что не расслышал последних слов Фроловой, спросил ее Варухов с глуповато-невинной интонацией человека, страдающего рассеянным склерозом. Фролова сделала вид, что не слышит, и отвернулась от него.

– Я ухожу, Ольга Эдуардовна, я ухожу-у, – потешаясь и растягивая слова, продолжал твердить одно и то же Варухов, медленно, боком отходя от Фроловой. Она по прежнему стояла к нему спиной, демонстративно давая понять, что ей до него никакого дела нет.

«Господи, ну и дура, – подумал Варухов, медленно, будто ненароком удаляясь в сторону служебной „Волги“. – Как же она этим народ по жизни напрягает».

«Надо же, мерзавец, он еще и издевается! – лихорадочно думала Фролова, которая всё никак не могла успокоиться и от внезапного перевозбуждения даже захотела в туалет. – Довел до истерики, а теперь куда-то, сукин сын, сбегает. И пи́сать хочется, чтоб ему пусто было, а придется терпеть. Не день, а сказка. Нужно срочно звонить дяде Коле, нужно срочно звонить…»

23

– Солдат спит – служба идет? – спросил Варухов водителя, тихонько приоткрыв дверь. Тот полусонно откинулся в кресле и оловянными, ничего не выражающими глазами уставился прямо перед собой.

– А? Что? Кто здесь? – пробормотал водитель, выпрямился, испуганно хлопая глазами, и его лицо обрело привычное деревянное выражение.

– Говорю, Коля, солдат спит – служба идет, – повторил Варухов, слегка похихикивая, довольный, что сумел испугать водителя, подловив его спящим. – У тебя точно самое теплое местечко. Водишь – тогда работаешь, а в остальное время дрыхнешь.

– Кто спит, Петрович, кто спит? – суетливо забормотал водитель, слегка потряхивая головой, будто пытался сбросить последние остатки сна и окончательно прийти в себя. – Так, сморило слегка. Пока вас дождешься, так раз десять курнешь, а это для здоровья вредно.

– Так ты бы книжку почитал!

– Да ну их, книжки! Шибко грамотный стану. Нам этого не надобно, нам и так хорошо. Взять вот Зинку мою. Она в столовке работает и говорит, что у них один повар как-то появился. Молодой да грамотный. Стал всех учить, как жить надо, как щи варить… Ну, намучился с ним народ, а потом заведующая взяла да уволила его по сокращению. Нехай, говорит, других учит, а нам и так хорошо. Ты же знаешь, Петрович, какая у меня Зинка ревнивая. Заметит, что я поумнел, так со свету сживет. Подумает, что я какую-то ученую завел, так и говорить нам тогда с ней не о чем будет. Сейчас мы то про щи, то про тещин огород, то про огурцы да помидоры соленые говорим. А спросить ее о чем другом – так просто беда. О чем же я с ней в постели-то буду говорить? Не о любви же, сам понимаешь!

– А о чем?

– Да хрен знает, что ей в голову взбредет. Последний раз вот о банках говорили. Замучила меня – достань да достань трехлитровые. Ну, я ее за сиськи, рукой куда надо – шварк, наобещал – мол, будут банки, чтоб добрей была, а сам свою банку засунул да вдул по первое число. Так она, представляешь, подумала, что ей банки привезут, – и так подмахивала да стонала, будто не от меня, а от этих гребаных банок кончает. А ты говоришь – книжки. Нет, брателло, нам сейчас банки нужны. Банки – это круто.