Татьяна Стекольникова - Правило перевернутой страницы

• Название: Правило перевернутой страницы
• Автор: Татьяна Стекольникова
• Жанр: Детектив

Что такое женский роман? Это роман, в котором кипят страсти, льются слезы, брутальные красавцы спасают беспомощных барышень, и всё в конце концов заканчивается если не свадьбой, то объятиями уж точно. Что такое детективный роман? Это роман, в центре которого происшествие (чаще всего, убийство) и его расследование. А женский детектив – это если свалить всё в кучу и как следует перемешать. Могла ли Аполлинария, которая зарабатывает на жизнь литературным рабством, а потому прекрасно разбирается в тонкостях жанров, предположить, что в ее жизни случится этот самый женский детектив? Началось как в женском романе: Аполлинария, рыдая, выставила изменившего ей сожителя. А потом как понеслось! Сплошные загадки с криминальным уклоном: тут тебе и трупы, и подозрительные личности! А еще и любовью накрыло!

---

Татьяна Стекольникова Правило перевернутой страницы

1. Происходящее в романе не имеет никакого отношения к автору.

2. Любые совпадения действительности с героями, событиями, обстоятельствами и антуражем романа СЛУЧАЙНЫ.

Автор

Глава первая

Аполлинария терпеть не могла шум в подъезде. Правда, на ее четвертом этаже шумели редко, да и кому там было шуметь? Глафира Петровна, соседка-старушка, померла месяцев шесть назад, или нет, уже семь, и в ее квартире все это время пусто. Наверное, наследники объявились, вздохнула Аполлинария. Вот поселятся какие-нибудь любители диких звуков и вечеринок, переходящих в утренники… Житья не будет! Аполлинария в сердцах махнула тряпкой, которой вытирала телефон. Шум продолжался. Громкие голоса, хорошо различимая брань – а этого она вообще терпеть не могла, – топот и удары чего-то тяжелого о стену. И вся эта музыка почти у ее порога. Аполлинария рывком распахнула дверь, даже не подумав о последствиях. Мало ли, что там, за порогом, могло быть?

– Заноси! – проорал дядька в синем комбинезоне, и группа мужиков, живописно прильнувшая к здоровенному ящику, ввалилась в прихожую, едва не размазав Аполлинарию по стене. Ящик с грохотом опустили на середину прихожей.

– Хозяйка, – пробасил все тот же дядька. – С вас причитается!

– Это за что же? – строго спросила Аполлинария, покрутив тряпкой, как пращей.

– А как в накладной обозначено, холодильник! Вам сегодня первой! Вот тут распишитесь! И давайте уже быстро, а то нам еще в три места!

Аполлинария только открыла рот, чтобы разочаровать мужиков сообщением, что никакой холодильник ниоткуда не ждет, как дверь квартиры напротив открылась, и не очень юная встрепанная девица в едва запахнутом коротком голубом халатике прокричала:

– Куда поперлись? Адреса что ли нет? Сюда несите!

– Ага, твою дивизию! – огрызнулся грузчик в комбинезоне. – Адрес! Хоть бы мелом номер на квартире нарисовали, а то одни палки! Нам ребусы гадать некогда!

И правда: ни на двери Аполлинарии, ни на двери визави не было полноценного номера: вместо цифр «15» и «16» болтались облезлые единицы. Аполлинария, всю жизнь обитая в квартире номер 15, не могла припомнить, когда видела на дверях все цифры. Восстанавливать их было незачем. Кому надо, находил ее и так. А к Глафире, когда она была жива, вообще никто не наведывался, разве что через день сама Аполлинария, так ей номер не нужен, и антиквары. Эти приходили раз в год по вызову, и старушка открывала им дверь заранее.

Девица посмотрела на свою единицу.

– Три этажа прошли, не заметили, что справа номера больше, чем слева! – барышня в неглиже хмыкнула, пожала плечами и исчезла в полумраке коридора.

– Еще учит! – обиделся комбинезон. – Брошу вот…

Но грузчики, не дожидаясь команды бригадира, уже схватились за лямки и поволокли ящик в нужном направлении.

– Мальвина, что там? – прозвенел из глубины шестнадцатой квартиры мальчишеский голос.

– Ничего! – ответила Мальвина. – Холодильник приехал!

– А-а-а… – протянул невидимый мальчишка. – Сейчас выйду…

И дверь со стуком захлопнулась.

Нашлись, значит, родственнички, раздраженно подумала Аполлинария. А пока бабка была жива, носа не показывали! Мальвина, надо же… И Аполлинария, в свою очередь хлопнув дверью, снова принялась за вытирание телефона, злясь, что грузчики успели наследить на полу. Хотя это как раз не важно: предстояла генеральная уборка. Даже и не уборка, а, как сформулировала для себя Аполлинария, зачистка местности. Чтобы этого Георгия (он же Гоша, он же Жора, он же Гога) и духу не осталось! Можно, оказывается, прожить с мужиком восемь лет, не подозревая, что делишь кров с мерзавцем.

Не сказать, что она страстно любила Жорку, но жить с ним было можно: не пьющий, не дурак, с техническим образованием, достаточно воспитанный – во всяком случае, руками из супа мясо не вылавливал… И не урод, каким в его возрасте может стать мужчина. Аполлинария таких видела – с пивным пузом, не поддающейся маскировке лысиной и кривыми ногами. Руки у Жорки, правда, росли из места, на котором сидят, зато она сама в случае чего и молоток могла взять, и пассатижи, и обои наклеить… Да что обои! Кафель положить! Паркет перебрать! Хотя Лидка, ее закадычная подруга, вечно ругалась: «Ты зачем мужику показываешь, что все умеешь? Он так и привыкнет на тебя все дела сваливать! Сядет на шею – будешь потом локти кусать!»

Зато Жора никогда не указывал ей, чем она должна заниматься. Что хотела, то и делала. Хочет «дорогая Лина» (а именно так называл ее сожитель, а вовсе не Алей, как ее звали родители и как она сама предпочитала) весной в Париж? Едет! Нет настроения или времени заниматься ужином? Гога сам сделает себе бутербродик. Желает «дорогая Лина» подрабатывать литературным рабом – пожалуйста! Может с утра до вечера сидеть за своим компом, Жора слова против не скажет. И даже если ей в голову придет мысль создать шедевр под собственной фамилией, ради Бога! Пусть хоть ночи напролет пишет!

Да! Кстати! Ночи! Ночи – большой минус Георгия. Ночи у Аполлинарии, несмотря на присутствие в ее квартире мужчины, были одинокими. Года три уже Жорка не вспоминал о такой супружеской обязанности, как секс. И вообще из спальни переместился на диван в гостиной. Как раз в то время Алю как без пяти минут пенсионерку, обязанную уступить дорогу молодым, попросили из архива, где она честно трудилась последние десять лет, переводя тонны бумажных документов в электронный вид. Она превратила хобби в источник заработка и увязла в болоте литературного рабства. Многочасовое сидение за компьютером не оставляло сил на интимную часть семейной жизни. Желания обнимать мужчину не было. Аполлинария подозревала, что перегорает, описывая чужие любовные страсти, но в глубине души радовалась, что Георгий ее не трогал. Аля, может, и нашла бы в себе силы заняться сексом, если бы Жора подкатил к ней с нескромным предложением, но тот вел целомудренную жизнь на своем диване, и она со спокойной совестью так же целомудренно засыпала на своей постели. Возможно поэтому расставание с сексом прошло для нее совершенно безболезненно. Иногда она, правда, вопросительно посматривала на сожителя, предполагая, что мужик начнет комплексовать по поводу резко случившейся у него импотенции. Вообще-то такое внезапное мужское бессилие подозрительно. У Жорки не было ни стрессов, ни тяжелых болезней, ни вредных привычек, которые могли бы спровоцировать импотенцию. Не было и пресловутого графика: раз в неделю, потом раз в месяц, а затем раз в год. Как отрезало! Но так как никаких переживаний у Жорки Аля не обнаружила, она перестала думать на эту тему, тем более, заводить разговоры, решив для себя, что можно и так, без секса. Достаточно и духовной близости!

Возможно, другие бабы в ее ситуации требовали бы удовлетворения, завели связь на стороне либо вообще изгнали нефункционирующего любовника, но Аполлинария ничего этого (требовать, заводить и изгонять) не умела да и не хотела. Эту сторону своего существования она не обсуждала даже с Лидой, посвященной в мельчайшие всплески Алиного бытия. Аполлинария подсознательно понимала, что в ее отношениях с Жоркой имелась некая напряженность и неправильность, и боялась услышать от подруги правду, чтобы не нарушить шаткое равновесие своей квази-семейной жизни…

И вот вчера, раньше времени вернувшись из издательства с очередным заданием (двести страниц белиберды о безумной страсти, убийствах в старом замке где-то в неопределенном месте Европы и прочей чепухе), она нашла Георгия в дверях с двумя чемоданами. Причем, заметьте, ее, Аполлинарии, чемоданами!

– У мамы решил пожить? – пошутила она, помахав портфелем перед Жоркиным носом. – Клавдии Макаровне привет!

– Да нет, – кисло улыбнулся Жора и уже другим, наглым, тоном добавил:

– К другой женщине ухожу! У нас любовь… Секс!

И отскочил. Побоялся, что стукну, подумала Аполлинария, немедленно впадая в ярость. Вот про секс – это он зря сказал. У него, значит, секс был, а она… Аля размахнулась и стукнула Георгия портфелем. Жорка пригнулся, и удар пришелся по плечу.

– Ну ты и гад! Секс ему, оказывается, нужен! А сам!.. – и она снова огрела сожителя портфелем, стараясь попасть по Жоркиной макушке и не замечая оторвавшейся у портфеля ручки и летящих на пол ключей, помады, кошелька и чего-то еще, вдребезги разбившегося под ногами. Зеркало! Мысль о грядущих годах несчастий прибавила если не сил, то гнева, и Аля, бросив портфель, влепила Жорке пощечину.

– Да! Секс! И она моложе тебя! На десять лет! – все так же нагло выпалил Жорка, пытаясь заслониться от Али чемоданами.

– Хоть на двадцать! Чемоданы мои тут причем? – Аполлинария вырвала из рук сожителя чемоданы, вывалила их содержимое на пол и швырнула в Георгия огромной пластиковой китайской кошелкой, забытой кем-то из его родни. Эта сумища давно мозолила глаза, вечно попадаясь под ноги в прихожей.