Гумер Каримов - С любовью к Чечне

• Название: С любовью к Чечне
• Автор: Гумер Каримов
• Жанр: Повести

Эта книга – увлекательный и захватывающий дорожный дневник, который автор посвятил другу юности и студенчества Мусе Ибрагимову. Написанные в разное время, и собранные в одну книгу, эти записки повествуют о трех поездках автора на Северный Кавказ, начиная с 2008 г. и заканчивая 2012-м. Книга рассказывает о судьбе целого народа на изломе веков, в период т. н. «трех войн».

---

Гумер Каримов С любовью к Чечне Дорожный дневник Юфима Сании

Моему другу Мусе Ибрагимову посвящается

Часть первая. Первая поездка на Кавказ

1

В наше время не особенно разъездишься по стране, однако мне повезло. Первый вояж начался с того, что в конце апреля друг мой, однокашник по альма-матер, чеченец Муса Ибрагимов позвал на свой юбилей. И я видел не только полуразрушенный и восстанавливающийся Грозный, но и весь Северный Кавказ от Минеральных Вод до вод Терека. Что примечательно: сейчас, после кровавых разборок на Кавказе южном, за Цхинвалским перевалом и Кадарским ущельем, та поездка и «политические» разговоры, что мы вели с представителями чеченской интеллигенции, воспринимаются почти пророчески…

Потом совесть позвала меня в родные места, в Уфу, на мою малую родину, где «блудный сын» не был почти 20 лет…

«Я вернулся в мой город,
знакомый до слёз…»

После того, как я, наконец, поклонился могилам матери и отца, своих родных, будто камень с души свалился. Побродил в старом дворе, куда меня в сорок седьмом привезли из роддома с проспекта Пушкина, где, между прочим, за шесть лет до меня, в сорок первом, родился Сергей Довлатов. В родном дворе встретил сидящего на скамеечке Толика по прозвищу «Шаляпин», одного из героев моего романа «Девять жизней». Он остался сидящим там, как и пятьдесят лет назад, будто время совсем не властно над ним…

И третий вояж в дорогую моему сердцу Вологодчину, где живет другой однокашник по философскому факультету, Володя Асташов. Он много лет рулит гуманитарным факультетом Вологодского технологического… Вологда, где могила Николая Рубцова, и воспоминания, потому как с Вологдой меня многое связывает…

Но подробнее об этих поездках в Уфу и на Вологодчину я рассказал в другом месте. Здесь же вернусь к своей первой поездке в Чечню на юбилей моего друга Мусы Ибрагимова, с которой и началась моя любовь к этой удивительной земле и ее людям, оставившим в моей душе неизгладимый «чеченский след»…

2

Юбилей – дело отнюдь не серьёзное и не повод для размышления о жизни, раньше надо было размышлять, юбилей нужен для того, чтобы вас всех собрать, и не тех, кто зачем-то нужен, а только тех, кто необходим…

Даниил Гранин

Муса Ибрагимов прислал письмо по электронной почте из Грозного, пригласил на свой юбилей. В конце апреля моему другу юности исполнилось 60. Дело в том, что в начале декабря прошлого года он приезжал на такой же юбилей, но мой, ко мне в Павловск. Так что с меня причитался ответный визит…

Ещё одну цитату от Даниила Александровича я мог бы не брать в кавычки, ведь это обо мне написано:

«Когда я сидел на чужих юбилеях, я ждал, что скажут сами юбиляры, это было самое интересное, потому что я надеялся узнать, как надо жить правильно, как живут красиво, деятельно, ибо все, кому отмечают юбилеи, конечно, достойны восхищения. То есть достойны или не достойны, я не знаю, но говорят о них обязательно с восхищением. Однако юбиляры своих секретов почему-то не открывают.

И вот так, ничего не узнав, я добрался наконец до своего юбилея».

Но речь сейчас не о себе веду, а о своём друге…

Для человека любознательного, а тем более, для человека пишущего, любая поездка в радость. Сменить обстановку, уйти от обыденности и, самое главное, набраться новых впечатлений – это ли не притягивает? Да и не куда-нибудь, а в Чечню! Знакомые звонят, спрашивают: «Как ты на это решился?» Люди все еще воспринимают сей Кавказский регион как зону повышенного риска. Но разве я об этом думал?

Стартанули в 11–05 на стареньком ТУ-134. На таких я летал тридцать-сорок лет назад. Сидим в салоне эконом-класса, в самом хвосте самолёта. Лёту до Минеральных Вод три часа. Там нас встретят и повезут в Грозный.

Женька забыл приглашение от Мусы (красивую бумагу с парламентскими печатями и подписями официальных лиц), и Юрка его за это беззлобно ругал.

Мужики уткнулись в газеты. Чудаки, будто газеты нельзя почитать на земле. А она сверху – загадочна и неисчерпаема. Меня дочка просила снимать её с высоты полета, и я добросовестно пытаюсь выполнить ответственное задание. Реки причудливо змеятся, непредсказуемые, как и всё у искусителей, а дороги – грубо прямолинейны.

На многие километры тянутся огромные леса, они кучерявятся вокруг водоёмов, а пашни выглядят залысинами на черепе земного шара.

Безоблачно, солнечно и синева тут наверху – до рези в глазах.

Из-за шума двигателей, а мы сидим с ними рядом, они встроены в корпус, как уши у Чебурашки, всё звучит приглушенней, и поэтому надо постоянно сглатывать, чтобы что-то услышать.

С парнями, что сидят за мной, мы учились на философском факультете. Жизнь разбросала нас по свету. Муса в Чечне из-за войны хлебнул всякого. А те парни, что сидят в креслах позади меня, далеко не «дураки». Юра Бойцов, самый младший из нас, преподает философию в Академии живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина в Санкт-Петербурге, он доцент, кандидат наук. Готовится к защите докторской. У него, между прочим, одиннадцать детей. И только двое из них – его собственные. Однако это другая история.

А Женя Елизаров вообще умница! Он защитился как экономист, работает в солидном институте, руководит лабораторией. А те две книги, что издал, вообще никто написать не смог бы. Одна из них – «Философия кошки», другая – «Античный город», и я даже написал к ней короткое послесловие, чем неимоверно горжусь.

В отличие от моих друзей, не изменивших основной профессии, я стал человеком «что-то там пишущим», может быть, поэтому они как нормальные люди спокойно читают газеты, а мне положено терзать прихваченную из дома общую тетрадку (хотел взять ноутбук, но жена подняла на смех, сказав, что это выпендрёж).

Тут, в небе, я вновь вспомнил Гамзата Цадасу: «Не говори сто, если знаешь одно. Скажи одно, когда знаешь сто».

Жена будет ругаться, что повторяюсь, но почему не повторить лишний раз мудрые мысли? Как там дальше-то? «Обо всём могут рассказать только все. А ты расскажи о своём, тогда и получится всё. Каждый построил только свой дом, а в результате получился аул. Каждый вспахал только свое поле, а в результате вспаханной оказалась вся земля».

Летел и мысленно упражнялся в придумывании афоризмов: «Обо всём может знать только Аллах, да и то, если периодически скачивает информацию по Интернету». (Муса рассмеётся, когда я ему это скажу).

Я тоже мог бы говорить о Мусе сто, но сейчас скажу одно: я потерял его 30 лет назад. Последний раз виделся с ним в Башкирии у себя на Родине. И вновь обрёл своего друга в декабре прошлого года, когда мне исполнилось 60…

Муса, его народ, его земля хлебнули горя. Здесь на небесах, по соседству с Аллахом, я попросил его, чтобы он не позволил повториться такому никогда.

Итак, мы потихонечку летели на юбилей нашего друга и знали, что в эти минуты где-то в небе летит самолёт из Вологды с нашим однокашником Володей Асташовым. И его я потерял тридцать лет назад, а он с Мусой на моей родине, в Башкирии много лет проработал в Уфимском нефтяном институте. Они-то никогда не теряли друг друга.

Из самолёта хорошо видно землю, правда, попадаются кучевые облака, отбрасывающие на неё довольно внушительные тени.

Когда внизу появилось широкое водное пространство, Женька сказал, что это устье Дона.

И вот обозначились разбросанные там и тут, хорошо просматриваемые сверху знаменитые пять гор-лакколитов – Бештау (Пятиглавая гора), «лермонтовский» Машук, Железная…

Смотрел в иллюминатор, а в памяти вставал образ 26-летнего юноши, отчаянного сорвиголовы, гениального от Бога и, как говорят некоторые его современники, довольно «несносного» по характеру. Здесь, на Кавказе, он просто «достал» своего сослуживца, и выстрел, прозвучавший у подножья горы Машук 15(27) июля 1841 года, оборвал жизнь гениального поэта…

Я счастлив был с вами, ущелия гор,
Пять лет пронеслось: всё тоскую по вас,
Там видел я пару божественных глаз;
И сердце лепечет, воспомня тот взор:
Люблю я Кавказ!..

А ещё вспомнил, что перед самым отъездом, работая над повестью о Пушкине и Натали, читал одно из его писем к брату Льву: «… жалею, что не всходил со мною на острый верх пятихолмного Бешту, Машука, Железной горы, Каменной и Змеиной…»

И чувствовал, что Пушкина в этих краях ещё не раз вспомню…

Во дни печальные разлуки
Мои задумчивые звуки
Напоминали мне Кавказ,
Где пасмурный Бешту, пустынник величавый,
Аулов и полей властитель пятиглавый…

Потом, по возвращении, я перечту «Путевые заметки» Александра Грибоедова: «…Верхи снежных гор иногда просвечивают из-за туч; цвет их светло-облачный, перемешанный с лазурью. Быстрина Терека, переправа, караван ждёт долго. Кусты. Убитый в виду главнокомандующего (конечно – А. П. Ермолова – Г.К.)… Приближаемся к ландшафту: верхи в снегу, но ещё не снежные горы, которые скрыты; слои, кустарники, вышины…». Заметка датирована 13 октября 1818. А я лечу в 2008-м. Двести десять лет спустя…