Андрей Углицких - Житие Углицких. Литературное расследование обстоятельств и судьбы угличского этапа 1592-93 гг.

• Название: Житие Углицких. Литературное расследование обстоятельств и судьбы угличского этапа 1592-93 гг.
• Автор: Андрей Углицких
• Жанр: Историческая проза

Литературное расследование обстоятельств и судьбы угличского этапа 1592 – 93 гг. Автор полагает, что носители фамилии Углицких, компактно проживающие на севере Пермского края, Свердловской, Тюменской, Курганской областей, являются потомками сосланных в Пелым участников так называемого «угличского мятежа», вспыхнувшего в г. Угличе после убийства в мае 1591 года царевича Димитрия, сына Ивана Грозного.

---

Житие Углицких Литературное расследование обстоятельств и судьбы угличского этапа 1592-93 гг. Андрей Клавдиевич Углицких

Фотограф Андрей Клавдиевич Углицких

Фотограф Ольга Ивановна Стенина

Редактор Андрей Клавдиевич Углицких

© Андрей Клавдиевич Углицких, 2017

© Андрей Клавдиевич Углицких, фотографии, 2017

© Ольга Ивановна Стенина, фотографии, 2017

ISBN 978-5-4483-8799-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Мама

Моя мама, Углицких Людмила Николаевна (1928—2003), уроженка города Вязники, что на Владимирщине, начала эти дневниковые записи на рубеже тысячелетий, когда перелом шейки бедра лишил ее возможности выходить из дома и активно работать. Учительница математики, что называется, «от Бога», пыталась заняться «домашним учительством» – репетиторством, но без особого успеха. Страна, сама едва начала приподниматься, привставать со своего почти что смертного одра и у граждан ее, которым не платили жалованья, не оказалось лишних средств для надомного обучения детей.

Вопреки пессимистическим прогнозам врачей (неправильно сросшийся перелом), мама не сразу, но встала. Сначала на костыли, а вскоре и вовсе начала обходиться без них – просто держась за спинку стула и понемногу передвигая его в нужном направлении. Потом была палка. На следующем этапе матушка научилась перебираться через крутой высокий порожек из комнаты на балкон, сполна освоив технику высотных «балконных прогулок». Труднее всего ей было с выходами туда, вниз, на землю, на настоящую, «Большую землю». Лифтов в пятиэтажках никогда не ставили. А спуститься по лестничным пролетам с четвертого этажа на первый требовало неимоверного мужества. А уж подняться: одной, без посторонней помощи, просто невозможно!

Конечно, маме помогали. Особенно, брат Алексей и его дружное семейство: супруга Венера, сыновья, дочь. Я же жил в Москве, и не имел возможности часто бывать в Перми.

В один из приездов я попросил маму записать для нас, потомков, историю своей жизни. Как сможет, чем сочтет возможным, нужным, важным поделиться. Долго сомневалась, всё не начинала: «Да зачем? Кому это надо?». Но – написала.

В 2003 мамы не стало.

Почти ничего не правил в столь важном и дорогом для меня матушкином «мемуаре», желая, чтобы стиль и характерный язык сохранились в оригинальном первозданном виде. Позволил себе лишь необходимые комментарии, и то – там, где был уверен точно, что имею право.

Но с дневника маминого началось все: и попытка разобраться в том, кто такие Углицких и откуда взялись они на Урале? Чем жили – были, каково досталось им…

Все, словом…

Мамин дневник

Вязники, Владимирская область

1928 год: Голодный год, маме1 группой собрали на мои родИны 1 кг масла. Старые лозунги – на пеленки. На моем свидетельстве о рождении штамп: «получено 3 метра на пеленки».

Рыбинск, Ярославская область

1932 год: Все еще голод. В магазинах за всем громадные очереди вплоть до 1936 года.

1936 год: Выборы: Дворец украшен, люди поют, пляшут. Нас в школе кормят. Стакан чаю и маленькая булочка с розочкой из масла.

1937—1938 года: В магазинах все есть. Куда девались очереди? Во дворце культуры (а это рядом с моим домом) работают кружки, студии. Для младших рассказывают сказки, читают книги. Очень хорошая театральная студия (молодежная). Летом с ребятами работают во дворах пионервожатые: играют, водят в лес, учат составлять гербарии.

1939 год: Война с белофиннами. Снова в магазинах ничего нет. Хлеб распределяют по едокам и продают (развозят) по подъездам по 500 грамм на человека. На нашем мешочке – фамилия и пять человек. И так у всех.

1940 год: Ездили в Ярославль на поезде школой на три дня в летние каникулы. Ходили в театр имени Волкова, смотрели «Эсмеральду», потом нас водили в собор – смотреть маятник. Перед войной в Рыбинске было плохо с продуктами – ездили в Москву.

1941 год: Впервые, после пятого класса поехала в пионерский лагерь. Там и застала меня война. Вернулись в комендантский час, ждали на вокзале до утра, кругом темень – светомаскировка. За домом рыли щели, и по тревоге все бежали туда. Окраины Рыбинска бомбили, но к авиамоторному заводу (а мы жили прямо у завода, день и ночь – рев испытуемых моторов) наши истребители не допускали немецкие самолеты. Отгонят – отбой, и снова за работу, за учебу.

Завод эвакуируют в Уфу. Семьи комсостава вывозят на пароходах. На одном из них едем и мы: мама, Руфинка, я и Станислав2. С собой 5 кг мягкого груза, но мама в наш мягкий груз завернула швейную машинку, которая, собственно, и спасла нам жизнь. Мы же, как дураки, в эти килограммы взяли учебники и оказались на всю войну без всего: без зимней одежды, валенок и так далее. Оставленную в Рыбинске квартиру с остальными нашими вещами мы, как и все, в опечатанном виде сдали под расписку – скоро вернемся, и все будет по старому. А это скоро…

Выходили пароходы в начале октября: холод, ветра. До Горького к нам подсадили летчиков – молодых парней. В Горьком их формировали на фронт. При подходе к Горькому развернулись обратно – город бомбили. Привезли по воде до Белорецка. В Уфу не повезли. Рабочих селить было некуда.

Белорецк, Башкирская АССР

В Белорецке нас ждали сани колхозников из соседних деревень. Каждая выбирала себе семью и увозила. Потихоньку все наши спутники уезжают, а мы сидим «бесхозные»: нас трое малых с одной взрослой – кому нужна такая обуза! Взяла нас Аграфена Яковлевна из Калинников, самого захудалого колхоза района. Там и перезимовали зиму. А о папе – ничего.

Он был назначен начальником эшелона и отвечал за эвакуацию цеха. Пока они выломали все станки, погрузили на баржу и двинулись в путь, зима взяла свое. Баржа вмерзла в Волгу. 200 км везли они груз сначала по льду, затем на волокушах станки до ближайшей железнодорожной станции. Заново перегрузили все в поезд и приехали в Уфу уже в марте, все простуженные, голодные. Паек, данный в дорогу, кончился еще на барже. Когда добрались до станции, то первое, что сделали – взяли «на ура» буфет. Буфетчица только успела выскочить через верх. Папа приехал за нами в апреле – дистрофик, весь в чирьях от голода и простуды, и, подлечившись с неделю, увез нас в Уфу.

Уфа, Башкирская АССР

Поселились мы на квартиру по уплотнению. Хозяин был ничего, а хозяйка никак смириться не могла, что их уплотнили. У нас не было ничего кроме хлебных карточек: 800 г – рабочая, папина; 600 г – служащая, мамина; 500 г – учащаяся техникума, у Руфы; 500 г – детская, у Станислава; 300 г – иждивенческая, моя. Итого: 2700 г. Хлеб был клеклый, тяжелый. Это – буханка с довеском. И за ним мы ходили со Станиславом каждый день, кварталов за десять. Идешь, идешь, сам себя уговариваешь: «Вот дом с зелеными ставнями, а там дом с белыми, а там…»

Принесешь хлеб домой, и смотришь на него до вечера, пока не придут с работы папа с мамой, которые разрежут этот хлеб на пять равных частей. Съедаем, и до следующего вечера. Днем же, со Станиславом, идем на Воронки за хворостом, а это 5 км, если не больше.

Однажды хозяин дал нам со Станиславом тыкву. Вырезали мы из нее треугольник, как это делают на арбузах, попробовали – ничего. И оставили до прихода мамы с папой. А вечером, только мы подали маме с папой эту тыкву, ворвалась к нам хозяйка со своим хозяином, обвинила нас, что мы украли эту тыкву (хотя хозяин ей тут же говорил, что это он дал). И унесла.

А еще было так: принес папа однажды с работы каустической соды неочищенной. Она похожа была на куски халвы. Ведь надо стирать одежду. Положили на тарелку и спрятали. Видел эту соду Станислав, решил – халва. И как только папа с мамой ушли на работу, он подбежал к тарелке, да засунул кусок в рот. Я проснулась от рева. Бегала с ним по всем больницам, сжег он себе все во рту.

Осенью 1942 года я стала искать себе место в жизни. Поступила на курсы медсестер – благо девочка я была рослая, а документы проверяли не сразу. Начались занятия. Я уже научилась писать рецепты, но в это время с документами разобрались и меня выгнали. Хотела стать донором, ответили, что кровь у детей не берут. Иду мимо училища, увидела громадный плакат: «Объявляется дополнительный набор добровольцев в железнодорожное училище №1, в группу токарей».

Вот я и доброволец!

В первый же день в ночную смену. В октябре вступила в комсомол – взяли до 14 лет. Я – комсорг группы, лучшей во всем училище. Мы работаем, учимся, ходим в госпиталь, что рядом, в школе, занимаемся в художественной самодеятельности. Пою в хоре, читаю стихи… Зато кормят три раза в день, выдали б/у шинель, форму! Ботинки брезентовые на деревянном ходу выдали по особому распоряжению директора училища, так как при морозе в 50° ходила в калошах на босу ногу…