Валерий Хайрюзов - Болотное гнездо (сборник)

• Название: Болотное гнездо (сборник)
• Автор: Валерий Хайрюзов
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-4444-8401-2

Новая книга известного писателя-сибиряка Валерия Хайрюзова – это яркая, объемная, захватывающая и поразительная по своей глубине панорама жизни сибирской глубинки.

Герой повести «Болотное гнездо» Сергей Рябцов, отслуживший срочную и успевший получить «печать войны» в Афганистане, возвращается в родные места, в притаившийся среди иркутских болот, богом забытый поселок, – и узнает, что жить отныне ему негде. Родственники решили, что он погиб, и продали дом, в котором Сергей вырос. Неожиданно для себя парень оказывается перед непростым выбором: попытаться вернуть прежнюю жизнь или начать новую с чистого листа?..

В повести «Луговой мотылек» люди, вынужденные всеми силами бороться с нашествием прожорливого вредителя, оказываются в ситуации, когда нужно решать, готов ли ты пожертвовать собственным добрым именем ради спасения общественного урожая?

А пронзительная, берущая за душу история дружбы и беззаветной преданности собаки и человека в новелле «Нойба» не оставит равнодушным никого!

---

– Илья Захарович, как можно все это объяснить? – спросил Русяев. – Я приеду к себе, приду в детский дом, меня ведь спросят. Что им говорить?

– Кое-кому, – подумав, ответил Зарубин, – захотелось поиметь собственную хоть и маленькую, но победоносную войну. Поиграть мускулами. Что вышло – видели сами. Нас можно втянуть в любую авантюру, спрашивать разрешения никто не собирался. Обманули здесь, будут обманывать и дальше, на этом все построено. Ну а мы, чтоб выжить, должны были добросовестно делать свою военную работу. Да, да, именно работу. Кое-кто из начальства думал, кочевники испугаются одного вида наших танков и вертолетов. Чего они могли нам противопоставить? Религию, фанатизм? А оказалось – это немало. Столкнулись с древней культурой, которую ни понять, ни рассмотреть не успели. А по-моему, и не захотели.

Перед тем как раздеться, Сергей спросил капитана, нельзя ли завтра взять еще одного человека. Ему пришло в голову пригласить Тамару – медсестру из кабинета реабилитации.

Сергей часто заходил к ней, просто так сидел и смотрел на нее – тихо становилось ему, покойно. Она приносила ему книги, за те два месяца он прочитал столько, сколько не читал, наверное, за всю жизнь. А как она рассказывала про Москву!

Колька поначалу сватал к ней Сергея, а потом и сам приударил.

– Приемы ближнего боя не для нее, – жаловался он. – Культурная. Чую, отец у нее не меньше полковника. С ней я себя ослом чувствую. Тамарка – девка серьезная, на таких женятся. Только не такие, как я, – вздыхал он. – Да и что за муж из меня – с дырой в голове. Мне, может, жить года два осталось. Не врачи, лежал бы уже глубоко-глубоко в цинковом бронежилете.

Утром Тамара стояла возле дома в голубом платье, в светлых босоножках, волосы перехвачены сзади лентой, в руках букет цветов. И все, увидев нарядную девушку, вдруг поняли: для того чтобы день стал настоящим праздником, не хватало именно ее – Тамары.

– Куда поедем? – спросил шофер. – В ГУМ, ЦУМ, Лужники?

– Давайте к Новодевичьему, – вдруг сказала Тамара. – И вообще, давайте посмотрим старую Москву. Будущим историкам это знать полезно.

Сергей как-то вскользь упомянул, что до армии учился на историческом. Оказывается, Тамара это запомнила.

Согласились без слов, если бы даже она предложила возвратиться в госпиталь, они бы пошли – Тамаре невозможно было не подчиняться в этот день!

– Монастырь основан в честь взятия Смоленска, – начала рассказывать она, когда подъехали к Новодевичьему. – Сюда была пострижена в монахини царевна Ирина. Здесь похоронена царевна Софья, генерал Брусилов…

Зашли во двор, постояли у могилы генерала Брусилова, на минуту заглянули в собор, нашли нишу, под которой покоились останки властолюбивый царевны Ирины, затем пошли на кладбище. У Тамары туда был специальный пропуск.

Чистые, посыпанные песком аллеи, тесно, вплотную друг к другу, как на последней поверке, стоят пышные, ухоженные надгробия.

У могилы Шукшина сидела старушка и смотрела на них, и они почему-то подумали, что, наверное, это его мать, но постеснялись спросить, постояли немного. Тамара положила на могилу цветы, и они пошли дальше.

– «Даром любви священным только избранные правят», – на одном из надгробий прочитал Сергей. Он подтолкнул Русяева, показал глазами на надпись. Тот остановился, долго смотрел, шевеля губами, читал, затем посмотрел в сторону Тамары. Она что-то объясняла Зарубину.

– Нет, Серега, это не для моего понимания, – наконец сказал он.

После осмотра Новодевичьего поехали в Донской монастырь. Вырвавшись из стада спешащих, рычащих, как борзые на охоте, машин, они проскочили мост через Москву-реку и свернули налево к монастырю, у стены вышли из машины и вслед за Тамарой двинулись к выходу. И вдруг будто попали за город. Трава по пояс, птички поют, на куполе и по карнизам вороны. В этой огороженной стенами заброшенности и тишине физически ощущалось время. Там и сям, вперемежку с молодыми и зелеными, стояли наполовину высохшие старые деревья. Под ними грелись на солнышке белые головки одуванчиков. И совсем не верилось, что рядом бежит, торопится куда-то огромный город.

– Сейчас в храме филиал музея архитектуры Щусева, – сказала Тамара. – Пытаются сохранить то, что осталось.

По широким, полуразбитым ступенькам они поднялись в храм, осмотрели выставку. На пути из храма свернули к заброшенному кладбищу. Сквозь траву выглядывали холодные серые плиты, стертые временем, солнцем и дождями, потрескавшиеся мраморные кресты, темно-серые монолитные в виде гробов памятники – маленький скорбный уголок давно ушедшей жизни.

– Здесь похоронен Чаадаев, – тихо сказала Тамара. – Царь Николай считал его опасным сумасшедшим.

– Если бы не стены, наверное, давно бы сровняли бульдозером и залили асфальтом, – заметил Зарубин.

– Кажется, Карамзин сказал: «Не уважаешь себя, чего ждать, что тебя уважали другие». А ведь это наша история.

– Пойдемте, я вам что-то покажу, – сказала Тамара и повела их вдоль стены.

И тут они увидели вмурованные в кирпичную стену белые горельефы, куски порталов и стен.

– Все, что осталось от храма Христа Спасителя. Был построен на народные деньги в честь избавления России от Наполеона. Более пятнадцати миллионов рублей золотом. Сейчас на его месте бассейн «Москва». Какие-то куски мрамора использовали для облицовки стен метрополитена, иконостас купила жена американского президента Элеонора Рузвельт. Что можно было продать, за бесценок продали, что невозможно было вывезти, – взорвали. Эти горельефы с изображением библейских сюжетов и сцен из русской жизни остались как укор всем нам.

– В честь кого был основан этот монастырь? – спросил Сергей.

– Донской? – Тамара наморщила лоб. – В честь избавления Москвы от крымского хана Казы-Гирея. Монастырь этот мужской, а Новодевичий – женский. Бабушка моя рассказывала: раньше Донской монастырь звонит, точно в гости приглашает, ну а Новодевичий в ответ: как отслужим, так приедем.

Что-то далекое и забытое послышалось Сергею в словах Тамары. Подобное он слышал в детстве на Релке от бабки Марьи. Увидев эти обломки, он вспомнил разрушенные мечети там, в Афганистане. Казалось, разрушили их одни и те же люди, которым все равно: что и где, лишь бы взрывать. Наверное, в утраченном Россией звоне колокола и крике муэдзинов было что-то общее: знак людям, чтобы они могли отключиться от земной суеты, хоть на секунду задуматься о вечном.

– У нас тоже был монастырь – Иннокентьевский. Говорят, знаменитый на всю Сибирь. Взорвали перед самой войной, – разглядывая стену, сказал Сергей.

– Я предлагаю в честь нашего освобождения из госпиталя заложить монастырь, – предложил Николай.

– Опоздал, уже есть, – улыбнулась Тамара. – Церковь Николы в Хамовниках и Троице-Сергиева лавра в Загорске… Давайте съездим в Архангельское. Место удивительное, за городом, недалеко. Лес рядом. Ребята хоть воздухом подышат.

В отличие от Донского монастыря Архангельское было прибрано, вылизано, вход по билетам. Трава подстрижена, деревья ухожены.

– Раньше имение принадлежало Голицыным, потом князьям Юсуповым, – рассказывала Тамара. – Во дворце картины Ван Дейка, декорация Гонзаго. В парке памятник Пушкину. Говорят, он любил бывать здесь.

В специальных тапочках, которые они натянули на сапоги, шли из одного зала в другой. Желтые, под слоновую кость, колонны овального зала, мраморные скульптуры античного, голубые вазы, напомнившие им купола афганских мечетей, древнеегипетские барельефы, зеркальный паркет столовой – нет, это было чудо.

Пообедать решили в ресторане «Русь», находившемся неподалеку от Архангельского, но их не пустили, шло спецобслуживание иностранцев. Конфликт пошел улаживать Николай.

– Куда они, шкурники, денутся? – с веселой злостью сказал он вернувшись. – Будут обслуживать как потомков князей Юсуповых. Когда мне говорят «нельзя», меня так и подмывает спросить: сколько будет это слово стоить?

Лишь позже, когда они остались одни, Колька признался: сунул официанту скопленные во время службы в Афганистане чеки, считай, полгода службы отдал, чтобы в своей стране пообедать рядом с заморскими гражданами.

Вечером они пошли в Знаменскую церковь слушать хор Воронина, знаменские распевы, канты. Как сказала Тамара, попасть туда почти невозможно, и билеты она достала по счастливой случайности, кто-то заболел и не смог пойти на концерт.

Ансамбль состоял всего из четырех человек: один бас, два баритона и тенор. Еще одно чудо, которое подарила им Тамара. Только сейчас, отсюда, он мог по-настоящему оценить все, что она им показала.

Что-то древнее, строгое и печальное наплыло на Сергея, и он сидел тогда оцепеневший, боясь пошевелиться и вздохнуть. Гулкие своды церкви, уносящиеся куда-то ввысь, в пространство, в вечность: голоса певцов, тишина зала – разве он мог мечтать об этой нежданной награде? Как повезло им с Колькой, что они остались живы, что именно им выпал день, который запомнился на всю жизнь.