Влад Касторный - Отличники. От других…

• Название: Отличники. От других…
• Автор: Влад Касторный
• Издательство: ЛитагентРидеро78ecf724-fc53-11e3-871d-0025905a0812
• Жанр: Русское современное

Эта книга о тех молодых людях, кто по тем или иным причинам считает, что отличается от окружающих. Только, преодолев себя, свою неуверенность, поверив в свои силы, они находят друг друга, поняв, что любая, даже кажущаяся непреодолимой проблема оказывается просто еще одним обстоятельством в жизни.

---

Отличники От других… Влад Касторный

Каждый человек имеет право быть таким, каков он есть.

Дизайнер обложки Владимир Касторный

© Влад Касторный, 2017

© Владимир Касторный, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4483-8306-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вместо предисловия: О детстве

В городе, где я родился, самыми большими мне казались деревья. Они, пронизанные лучами теплого осеннего солнышка, были первой яркой вспышкой и первым, навсегда запомнившемся мне впечатлением в жизни. Еще не осознавая, что это, я бессознательно тянулся к ним ручками и улыбался. Родители радовались вместе со мной и говорили мне что-то ласковое, чего я тогда еще не понимал. Природа наполняла мир вокруг меня яркими красками и впечатлениями. Мне хотелось смотреть, узнавать, издавать новые звуки и наслаждаться новыми ощущениями движения непрерывно. И сон в перерывах между познанием Мира помогал мне закрепить в памяти, полученные наяву впечатления. Иногда во сне меня осеняло осознание какого-то явления, и, проснувшись, я стремился проверить это самостоятельно. Сны тоже были яркими, воздушными, в которых я мог летать между ветвями деревьев и смотреть вниз на землю.

Наша квартира была тогда почти свободной от мебели, светлой, и казалась мне практически бесконечной. Начав ползать, я мог это делать в любом направлении, не встречая никаких преград. Упираясь головой во что-то, я рассматривал препятствие, а затем, поворачивал в понравившуюся мне сторону. Наверное, этот навык заложен в современные автоматические пылесосы. Ввиду постоянного изобилия вокруг меня любящих родственников, я мог беспрепятственно получить возможность переместиться в любую понравившуюся мне точку практически без усилий. Мне достаточно было похныкать и показать ручкой, куда именно мне нужно. После этого, волшебная сила родственника поднимала меня, удобно устраивала на себе и перемещала в нужное место, при этом еще спрашивая, понравилось ли мне путешествие. «Конечно же, понравилось!» – всем своим видом показывал я и, вращая головой, выбирал следующую точку, чтобы сразу же заказать туда рейс. Ходить я начал, по словам мамы, поздно, и как мне кажется сейчас, именно из-за выше сказанного. Зато, когда окрепли мои ноги, ходить пешком стало для меня самым любимым способом исследовать окружающий мир. Я не завидовал детям, гордо выходящим из папиных и маминых автомобилей и идущим 20 метров до детского сада или школы. Ведь они не понимают, как здорово ходить и бегать самому не только между комнатами и во дворе, а совершать настоящие путешествия за многие кварталы и километры, исследуя местность вокруг, и запоминая путь к понравившимся местам, чтобы завтра снова вернуться туда. Автомобиль не только отнимает это удовольствие, но и скрадывает направление, вынуждая ребенка, видеть оторванные друг от друга образы окружающего мира, и не понимать, как они друг с другом связаны в пространстве, порождая стойкую топографическую дезориентацию.

Говорить я тоже начал поздно. Молчал до последнего, пока мама не забила тревогу, предположив, что я – немой. Ну, какой я – немой? Как произносить слова – я про себя сто раз уже отработал. Просто, все родственники вокруг меня понимали и предупреждали все, что я только мог пожелать. Так зачем им еще что-то говорить? Ученых учить – только портить. А, молча мне проще было обдумывать и осмысливать тот поток информации, который я получал ежеминутно. Ну, разве что, иногда приходилось капризничать, выражая недовольство, для непонятливых…

Взрослея, я все больше хотел все делать и рассматривать сам. Но, по инерции, за меня все делали окружающие, даже ложку в рот засовывали (А мне ведь, было интересно самому чему-то научиться, а потом гордо показать всем, что я умею), да еще форточки постоянно закрывали там, где я играю или могу потенциально прийти поиграть. Таким образом, во всех четырех окнах нашей квартиры они были всегда закрыты, ну, в крайнем случае, оставалась щелочка на кухне, где всегда колдовала над приготовлением вкусной еды бабушка. Недостаток свежего воздуха сыграл со мной злую шутку. Я постоянно болел простудой. Родители не понимали, почему, и плотнее закрывали источники сквозняка. А я считал их источниками свежего воздуха. Естественный механизм терморегуляции моего организма развивался замедленно, не используя в полной мере заложенные природой защитные силы. А нетренированные силы быстро становятся слабостью. Так что, приходилось досадливо потеть дома, одевать на себя теплую одежду, ожидая выздоровления, глотать лекарства и пропускать интересные моменты в познании, замещая их рассматриванием папиных книг и малоподвижными играми. Хорошо, хоть удавалось сопротивляться попыткам взрослых заставить меня лежать в постели. Уж это совсем было бы грустно. Я на всю жизнь приобрел антипатию к постельному режиму; считал унизительным, так откровенно казаться слабым среди сильных. Мама решила с этим бороться, закаливать нас с сестрой силами природы, и мы каждое лето стали ездить на море в пионерский лагерь. Чтобы поехать на море, я всегда хотел быстрее выздороветь, каким-то простым для себя усилием подстегивая эти самые слабые мои защитные силы организма. Мама, удивлялась, каким это образом ребенок с высокой температурой вдруг, через несколько часов уже становится бодрым, а следов температуры нет и в помине?

В детский садик «Красная шапочка» меня начали водить в четыре года. Смутно помню, как я туда попадал, потому что это заведение находилось на центральной улице Города, а наша квартира – в спальном микрорайоне. Пешком – ну, никак не находишься. Чужие помещения, взрослые, которые мной командуют, незнакомые сопливые дети, которые требуют с ними играть в непонятные игры, да еще по их правилам. Какой-то «режим дня» на стене висит. Для меня, домашнего ребенка, такая социализация сразу принесла стресс. Терпеть все это я не мог настолько, что родители вынуждены были после настойчивых истерик и скандалов перевести меня в садик поближе, где персонал и дети были другими, и куда можно уже было ходить пешком. Весной и летом бабушка водила меня туда по тихим солнечным улицам с одноэтажными домами мимо старого особняка с громкой собакой и вкусной малиной, которую можно было, если не обращать внимания на лай, собирать с колючих ветвей, пробивающихся сквозь щели в деревянном заборе. Здесь я ходил в старшую группу, и, даже запомнил несколько имен своих ровесников, которые играли со мной больше остальных. Нас возили на экскурсии в Ботанический сад и в ближайший парк кататься на каруселях и в миниатюрных дребезжащих вагончиках детской железной дороге. Поезд, ведомый маленьким, пыхтящим клубами пара голубым паровозиком, вмещал за один рейс вокруг парка всех детей нашего сада, вместе с воспитателями, излучая какую-то романтику дальних странствий, и стал для меня первым серьезным увлечением, вылившимся в коллекционирование игрушечных железных дорог и в страсть к поездкам в настоящем поезде. Из поездки в городской ботанический сад я запомнил прогулку по душной теплице, попытки собрать гербарий из листьев коллекционных деревьев и тот факт, что в нашем городе, оказывается, могут произрастать настоящие пальмы, такие же, как та, что у нас в квартире, только значительно более высокие. Еще одна «экскурсия» была в больницу – медкомиссия перед школой. Врачи в белых халатах с серьезными лицами осматривают меня, берут анализы и что-то пишут в толстой тетради. Оказалось, зрение на одном глазу моем недостаточное (последствие одной очень давней, тяжело протекающей болезни). Разговоры о необходимости лечить слабо видящий глаз и носить очки с заклейкой приобрели императивный характер. А когда мне закапали в здоровый глаз атропин, я вообще потерял четкие очертания всего вокруг на целую неделю, и нехотя признался себе, что в очках с заклейкой лучше видно мультики и текст в книжках слабым глазом, чем без них вообще не видеть ничего. Повышенное внимание окружающих ко мне в очках, как к больному, претило, и я закрывался в своей комнате, тренируя свой «ленивый» глаз. Режим посещения детского сада для меня установили льготный, с учетом пропусков суббот (тогда папа был выходной, и мы с ним гуляли пешком, познавая город), и двух дней среди недели, когда мама или бабушка приходили за мной и вели на процедуры. А, после этого, я приходил домой раньше и мог делать все, что мне нравится.

В выходные для меня был праздник – гулять с папой, и не во дворе или по ближайшим кварталам, как с бабушкой, а настоящие походы далеко в центр города, поездки на трамвае или автобусе, и даже за реку по высокому длинному мосту. Там за рекой был настоящий лес, по которому здорово было пробираться, устраивать привалы с кострами и печеной картошкой с яблоками, плавить свинец на костре (который я добывал во дворе, предварительно растерзав оболочку обрезков толстого электрического кабеля, оставшихся после стройки) и находить «находки». Эти «находки», как материальные следы окружающей цивилизации, мне помогали понимать, что, из чего и как устроено вокруг, применить найденные гайки, шарики, механизмы в своих играх. Это привило мне интерес к машинам, технике, направляло мою фантазию в попытках разобраться в их устройстве и на изобретение новых приспособлений. Мы, даже, с папой нередко играли в изобретателей, а он всерьез написал в патентное бюро описание моей идеи, и мне прислали значок ВОИиР.