Эльдар Ахадов - Книга странствий. Том второй

• Название: Книга странствий. Том второй
• Автор: Эльдар Ахадов
• Жанр: Путешествия и география

В новой книге Эльдара Ахадова, написанной в лучших традициях Русского географического общества, в художественно-публицистической форме освещаются реальные события многогранной жизни автора на Крайнем Севере и в Сибири, в Азербайджане и Пензенской области, а также его путешествия по Азиатскому и Южноамериканскому континентам.

---

Девушки в махровых халатах с большими выпирающими животами тем временем накурились, намерзлись на осеннем ветру у порога роддома и, разговаривая друг с другом, вальяжно зашли обратно. Им-то не слышно…

В роддоме номер четыре обычного сибирского города, в котором служил врачебную службу главврач Лапшин, пусть было также бедно, как и везде у бюджетников, но, по крайней мере, чисто и ответственно по отношению к роженицам и малышам.

Здесь невозможны были ситуации, чтобы женщину в предродовой оставили одну, чтобы кому-то сделали кесарево сечение и забыли убрать послед, чтобы шов на матке нечаянно подшили к тканям мочевого пузыря, чтобы кого-то случайно заразили лишаем или чем-то ещё, чтобы родившую вывезли в коридор и оставили там на полдня зимой под открытым окном, чтобы кормящим матерям давали гороховый суп или салат с огурцами, чтобы посетители проходили прямо в палаты в верхней одежде и грязной уличной обуви…

Вроде бы так и должно быть, но если честно, без вранья: всегда ли и везде ли у нас по жизни есть то, что должно быть?

Да, Лапшин матерился, да, устраивал жуткие разносы персоналу, если находил за что. Да, в райздраве он вырывал «свое» для роддома, за каждую бюджетную строку боролся до последнего, и потому всегда был «неудобным» для любого начальства. Начальство его, естественно, не любило, но, хотя придраться, чтобы уволить, у нас можно и к забору, Лапшина не увольняли, потому что охочих на его место почему-то всякий раз не находилось. А ещё потому, наверное, что у роддома Лапшина были самые низкие показатели детской смертности и заболеваемости во всем регионе.

Лапшин любил порядок на своём «корабле». Однажды, по какой-то сантехнической причине поздно вечером сломался душ. Ну, как в роддоме без душа? И работники районного ЖКХ, попытавшиеся сопротивляться отговорками про то, что «давайте, утром разберемся», познали на своей шкуре смысл выражения «вальпургиева ночь». Слово за слово и – Лапшин учинил им драку. В самом прямом смысле. С приездом милиции и прочими разборками. Тут уж все думали, что его уволят…

И случилось-таки два чуда. Первое: к трем часам ночи душ работал как часы. Второе: Лапшина оштрафовали, лишили премий, дали строгий выговор, сделали наипоследнейшее предупреждение, но главное… всё-таки оставили на работе.

А вот он коллег щадилне всегда. Раз довелось ему услышать в операционной, как молодой ассистент смачно называет кричащего, только что родившегося красного младенца кусочком мяса. Через два часа мрачный, как осенняя туча, Лапшин в своем кабинете нарочито вежливо предложил юноше написать заявление об увольнении по собственному желанию. Никакие извинения приняты не были.

– Молодой человек, нам с Вами не по пути, у нас тут есть только люди. Большие и маленькие. А мясо ищите, юноша, в мясных лавках. Мы не сработаемся. Прощайте…

У главврача, который кроме всего прочего еще и сам частенько принимает роды и делает операции, свободного времени не бывает. Но если каким-то чудом оно возникало, то помимо общения с семьей, где его с радостью ждали жена, дочка и маленький внучок, любил Лапшин подремать с удочкой где-нибудь на озерке или речке, коих в сибирских краях превеликое множество.

Ну, и выпить дома, как всякий русский, он мог, конечно. Иногда. И закусить, естественно. И неплохо закусить, поскольку и жена, и дочка готовили отменно. С годами, к сожалению, стал одолевать лишний вес. Перешел на диету. Шутил, что вместо ожидаемого похудания живота первым похудело то, что поправилось последним – лицо. Из спиртного в кабинетном сейфе всегда имелся хороший коньячок. Нет-нет, сам Лапшин на работе никогда не употреблял, исключительно для гостей…

Никто ни разу не видел его плачущим. Лишь однажды, после многочасовой борьбы за жизнь новорожденного, когда врачам пришлось всё-таки отступить, из операционной громыхая матами на всю больницу, вышел в коридор усталый Лапшин с еще неснятой повязкой на лице. Он кричал и грозил неизвестно кому, потрясая немытой окровавленной перчаткой… а глаза его над повязкой как-то странно влажно блестели и такая неизбывная боль в них была, словно ушел из жизни не маленький безымянный чужой человечек, а кто-то очень родной и близкий.

Что могло стать последней истинной причиной его ухода – так и осталось неизвестным, может быть, вся эта дёрганная, взбалмошная, какая-то неправильная жизнь, но в пятьдесят три года сердце Лапшина остановилось…

Прощание с доктором Лапшиным проходило в огромном зале местного Дворца культуры при громадном стечении народа. Пол возле покойного был покрыт алыми цветами вровень с гробом, в котором лежал вроде он, а вроде уже и не он, черты лица его заострились, и исчезло с них то, что делало его знакомым громыхающим Лапшиным.

Более же всего поражало воображение количество детей, пришедших на прощание со своим первым в жизни Главным Врачом. Их были многие и многие тысячи, их невозможно было сосчитать и даже увидеть всех сразу… Кого-то вели за ручку, кого-то везли в колясках, но были и те, кого просто несли на руках…

– Мама, а кто это такой там лежит?

– Дяденька Лапшин, сынок.

– А зачем мы здесь, мам? Тут так тесно, столько народу…

– Сейчас пойдём, сынок. Попрощаемся с доктором и пойдем, потерпи.

– А он что: уезжает куда-то?

– Да, сына, уезжает…

– И куда? В Африку?

– Дальше, сынок, далеко-далеко, там его ждёт много-много детишек, которым он должен помочь. Он уходит для того, чтобы они появились на свет… и пришли к нам…

Игнат

– Игнат! У тебя когда отпуск в этом году?

– В октябре, я же говорил!

– У, всё как не у людей, – Ольга, жена Игната, надула губы и пошла в спальню к дамскому столику.

В матче Россия – Камерун, который смотрел Игнат, наступил перерыв между таймами. Он убавил у телевизора звук и, чтобы скоротать время, пошел к супруге.

В начале матча наши умудрились пропустить мяч в ворота. Пиво кончилось. Настроение – соответствующее.

– Мы в прошлом году ездили в июне в Таганрог на Азовское море. Помнишь? В позапрошлом году у матери в деревне всей семьей когда были? В августе! На меня и так косо смотрят на работе, если б на октябрь не согласился, то в декабре бы в отпуск выпнули.

– В Испанию хочу.

– Что?

– Хочу, говорю, в Испанию!

– Я не понял.

– Ну, если не понял, иди свой второй тайм смотри, начинается уже.

– Нет, ты погоди. Какая Испания? У нас на нормальную машину денег нет, «шестерка» скоро совсем сгниёт, а ты…

– А я что?! Жизнь проходит, ни я, ни ты, ни дочь твоя ничего в этой жизни не видели, что другие видят. Мне уже четвертый десяток пошёл, а что я в жизни знала? Ну, что? Таганрог твой любимый? Или коровники деревенские? Дочь бы пожалел! Мир, Игнат, он – большой! В нём столько интересного! А деньги? А что – деньги? Сейчас можно под отпуск взять кредит, съездим, да рассчитаемся потом как-нибудь потихонечку. А? Я – бухгалтер-экономист, ты на стройке своей шабашку найдешь, было бы желание.

От неожиданности Игнат не знал что сказать: постоял, потом, молча, махнул рукой и, как был в тапочках и в трико пузырями, так и отправился за пивом в киоск через дорогу. А наши-то так проиграли: ноль – один.

Лена – дочка-первоклашка за маму – горой. Тоже в Испанию собралась. Игнат поначалу их всерьёз не воспринимал, дразнил даже. То, говорит, в вашей Испаньи все мужчины- испанцы ходят в эспаньёлках, это, мол, такие испанские ёлки специальные, а женщины-испанки и того чуднее, потому что испанкой называется страшный грипп, от которого скончались некоторые вожди мирового пролетариата, Яков Свердлов, например. А уж если сойдутся вместе испанцы да испанки, то сразу начинают плясать танец падэспань.

Ольга от его шуточек печально опускала глаза и замыкалась. А Ленка шумно уходила в свою комнату и вскоре вывешивала на двери объявление «Папе не входить!»

И вот однажды ночью Игнат из долгих всхлипываний жены, вдруг, узнал, что весной у них будет ребенок, а это значит, заветная Ольгина мечта так и останется мечтой теперь уже если не на всю жизнь, то на долгие годы… И сломался мужик. Согласился на Испанию, сердце не камень, особенно, когда плачущая беременная жена спрашивает: «Ты меня любишь?» Спрашивает, а сама, не дожидаясь ответа, опять заливается слезами. Маленького тревожить нельзя. Испания – так Испания. (Стой, стой, стой. Погоди целоваться!) Но с условиями!..

Условия были экономические и медицинские. Первое: сам Игнат никуда не поедет, Во-первых, дорого, во-вторых, должен же кто-то зарабатывать на гашение кредита. Второе: учитывая положение Ольги, по Испании никуда не шастать и не шарахаться, вести себя подобающе.

В общем, оформили кредит, купили билеты, путевки, и улетели счастливые. У радостной Ольги перед отлетом в мыслях кастаньеты, гитары, фламенко, короче, ни о чем думать не может. Только прилетела в Испанию, как выяснилось, что денег на сотовом телефоне практически нет. А как без связи две недели в чужой стране? Ужас. Хватило только на смс-ку панического содержания.