Е. Аквилонов - Иудейский вопрос

• Название: Иудейский вопрос
• Автор: Е. Аквилонов
• Издательство: Типография М. Меркушева. Невский пр., №8
• Жанр: Религия
• Год: 1907

О невозможности предоставления полноправия русским гражданам из иудейского народа.

---

Е. Аквилонов

Иудейский вопрос

О невозможности предоставления полноправия русским гражданам из иудейского народа.

Об имени «иудеи». – Их происхождение. – «Избранный народ» не «лучший». – Библейская характеристика иудеев. – Их положение в Римской империи, в средне– и нововековой Европе. – Вольтер, Ренан, Наполеон об иудеях. – Иудеи в России. – Их посольство к кн. Владимиру. – Неосновательность религиозного высокомерия иудеев. – Христос – не «иудей». – Талмуд о Христе и христианах. – Ученые иудеи. – Вера и национальность в иудействе. – Ибрагим и Шмуль. – Отношение иудеев к гражданским обязанностям. – Отзыв Достоевского. – О вреде для России от полноправия иудеев – Лучшее решение вопроса.

В тщетном старании припомнить имя слепца Квазимодо, один из героев гениального В. Гюго, капитан Феб, знает только одно, что «имя у него какое-то странное: не то страстная пятница, или вербное воскресенье, не то заговенье, одним словом, название какого-то праздничного дня, когда полагается звонить во все колокола» [1]. Я нахожусь в совершенно обратном положении: имя того народа, который следует Моисееву закону, начертано в моей памяти неизгладимыми буквами; как нельзя более точно обозначается им самый народ, но вот беда: теперь принято говорить о «семитах», об «евреях», или если угодно, об «израильтянах», только не об «иудеях» или, по искони установившемуся у русских произношению, не о «жидах». Феб не мог назвать имени слепого звонаря по запамятованию; я же, хотя и в твердой памяти, затрудняюсь говорить о жидах, чтобы не прослыть «старовером». Не с «провокаторской» целью делаю настоящую оговорку, а в интересах взятой темы. Ведь, надо-ж знать, о ком речь, и не называть вещи не принадлежащими им именами. В самом деле, рассуждая, например, о поляках, никто не станет заменять точного этнографического определения другим, более общим,-славянами, так как польская народность относится к славянам в качестве вида к роду. Почему же, не допускаемое в одном случае, исключение должно быть сделано в другом? Оно тем не менее допустимо, чем более с неточным названием предмета, как это само собою понятно, не может не привнестись только вредной путаницы в такое дело, развязаться с которым едва ли под силу нашим, хотя бы и «лучшим», людям. Одно из двух: или имеет в виду неотразимый для всех факт – существующих иудеев, со всеми типическими особенностями, свойственными этому народу, и, сообразно с ними, рассуждать об его правах в Российской Империи; или же, в погоне за каким-то бонтоном, иметь дело с бесплотным призраком, потому что израильтяне и евреи, в смысле определенного народа, представляют собой теперь один только этнологический фантом: некогда были, а ныне нет их: fuissent!

Да и в самом деле: кто и что такое «семит»? На это не так-то просто ответить. Назад тому сто лет наука воображала, что располагает солидными данными для искомого ответа: семиты – это сыны Сима. Теперь она отвечает более сдержанно. Одно время решающим критерием считался язык, – опять ошибочно. Хотя понятие «семит» такое, без которого обойтись нельзя, потому что им обозначается многосторонний комплекс исторических явлений в их взаимной связи, однако, ему не достает строго очерченной пограничной линии, а на периферии такое этнографическое представление сливается с другими. В конце концов, семит, в смысле расы, как и ариец, походит на те разменные денежные знаки, обойтись без которых невозможно, но за то нужно и остерегаться, чтоб не принять их за чистую монету.

Раса – не первоначальный феномен, а имеет свое особое происхождение. Если бы мы захотели спросить иудея: «кто ты?», то должны прежде всего исследовать: не лежит ли в основе этой ярко выраженной индивидуальности некоторая примесь чужеземной крови, и, далее, как дифференцировалась эта, таким образом, происшедшая, своеобразная природа? Что перешло из священных иудейских книг в христианскую религию, то родилось не от дряхлого иудейства, но отчасти от более экспансивного и одаренного, особенно в юношеском периоде, более смелым воображением «израильского» народа, частью же, в период зрелости, от еще не вполне обособившегося от израиля и высокомерно еще не превознесшегося над другими нациями иудея. Тот иудей, которого мы теперь так хорошо знаем, лишь мало-помалу вырастал на своей национальной почве, в продолжение своей многовековой и беспримерно-исключительной истории. Ни праотец Иаков, ни царь Соломон, ни пророк Исайя не признали бы, например, в раввине Акибе своего правнука, не говоря уже о других потомках.

В настоящей статье не хватит места для подробностей иудейской антропогении, за которыми отсылаю читателя к специальным сочинениям таких первоклассных ученых, как Штаде [2], Велльхаузен [3], Масперо [4], Ренан [5], Смоккер [6] и мн. др. Наука доискалась теперь до амморейско-хеттейской крови, текущей в иудейских жилах, и, даже, для столь типического «Judennase» окончились дни его печального сиротства. По тщательной диагностике Лушана [7], «иудеи произошли, во-первых, из подлинных семитов, во-вторых, от арийских аммореев, а, в-третьих, и главным образом – из потомков древних хеттеев, не говоря уже о других примешениях». Так, в сопутствии и под влиянием многоразличных обстоятельств, родился на свет тот «типический иудей, который, особенно после вавилонского плена, не интересовался ни политикой, ни литературой, ни философией, ни искусством. Он знал только одну библию, чтением которой исчерпывался весь его духовный интерес», как об этом свидетельствует не кто иной, как почтенный иудейский ученый Монтефиоре [8]. Твердо помня только одно, что они – «избранный народ», которому должны послужить все другие народы, иудеи сильно развили в себе узкий религиозный эгоизм, украшенный пышными цветами самого крайнего фанатизма и высокомерия.

Обыкновенно говорят, что история повторяется. Нет, она не повторяется. По крайней мере, «иудей» – это совершенно своеобразное явление, не допускающее никакой подходящей аналогии. Но без известных исторических условий он вышел бы не таким, каким его мы знаем. Особое этнологическое смешение, которому обязан он своим бытием, и последующая история сами по себе еще не произвели бы аномального явления – иудейства, если б этому не содействовали никоторые исключительные обстоятельства. Эти последние легко перечислить: их только пять, и они соприкасаются между собою подобно зубчатым колесам часового механизма: 1) национальная обособленность; 2) вековой, после падения израильского царства, период образования характерных особенностей; 3) разрыв исторических местных преданий, благодаря вавилонскому плену; 4) возвращение к ним со стороны родившихся в плену поколений и 5) политическая зависимость, в которой находились с той поры иудеи. В связи с этнологическими особенностями, перечисленные обстоятельства увековечили их, и с той поры, можно сказать, пошел гулять по 6елу свету неспокойный Картафил, в св. крещении Иосиф, он же и Агасвер, или, проще, «вечный жид». Его душа, его думы и вожделения – чисто – иудейские и в судьбе его символически изображаются необыкновенные судьбы родного ему народа.

По освященному веками преданию об иудеях принято говорить, как только об «избранном народе». Против этого возражать нечего: – взгляд библейский. Но другое дело – о причинах избрания их. Обыкновенно думают, что Иегова в Своем избрании руководился несравненным духовным «превосходством» этого народа пред всеми земными племенами. Поставленный тезис особенно приятен сердцу самих избранников и заботливо проводится ими, а, с их голоса, и другими в науку, в религиозную и мирскую жизнь. Вот уже в продолжение долгих веков он гипнотически действует на религиозное и политическое самосознание особенно христианских народов, понижая его подчас до нуля. Не позволительно ли, однако, думать наоборот, что избрание Божие простерлось на этот народ потому, именно, что он еще в отдаленном прошлом содержал в себе те отрицательные качества, которые вполне созрели только ко времени послевавилонского плена и, особенно, во дни земной жизни Спасителя, и что без особого водительства Божия «избранный народ» окончательно погиб бы в своих закоренелых грехах?

Пусть не указывают на видимую парадоксальность этих строк. Если угодно, ведь и все домостроительство человеческого спасения, по суду естественной мысли, – чистейший парадокс, блестяще формулированный еще Тертуллианом: Natus est Dei Filius, non pudet, quia pudendum est; et mortuus est Dei Filius, prorsus credibile est, quia ineptum est; et sepultus resurrexit, certum est, quia impossibile [9], в свою очередь чуть не на два века предваренный апостольскими словами: «понеже в премудрости Божией не разуме мир премудростию Бога, благоизволил Бог буйством проповеди спасти верующих» [10]. В устроении человеческого спасения Господь поступал весьма «экономно», подобно тому, как добрый домоправитель старается с наименьшими средствами достигнуть наилучших целей, почему и избрал Себе «особый» народ в проявление Своей, «в немощи совершающейся, силы» [11]. Не надо только забывать при этом об одном, что речь идет о народе, а не об отдельных лицах: между тем и последними – большое различие, ясно засвидетельствованное Самим Господом. Авраам – отец верующих, а в его плотских потомках Спаситель видит чад «диавола» [12]; Моисей пророчествовал о Месии, а последователи богоданного закона не веровали своему пророку [13]. Что делать? История гладка, ведь, только на бумаге, а в действительной жизни переполнена всякими злоключениями, обильно выпадающими особенно на долю великих деятелей.