Станислав Рем - Вкус пепла

• Название: Вкус пепла
• Автор: Станислав Рем
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-4444-8416-6

Петроград, лето 1918 года. Убит председатель Петроградской ЧК.

Главные герои романа, питерские чекисты, неожиданно приходят к выводу: убийца действовал не один, и, судя по всему, они имеют дело с заговором. Кто же организатор заговора?

Начинается расследование, но тут на пути следователей становится руководство Петрограда…

---

– И тогда бы нарушили закон, – тихо заметил Озеровский.

– Ой, вот только не надо мне палубу драить! – отмахнулся Доронин. – Контра она и есть контра! К нам с приветом – мы с ответом!

– Но если так подходить, с такой именно позиции, то любой мальчишка-форточник может стать контрой, – негромко проговорил следователь.

– А вот палку перегибать не надо. – Доронин заломил левую руку за голову, почесал затылок. – Мы тоже с понятиями. Разбираемся: кто ворует по голодухе, а кто из соображений обогащения. Так-то.

– По причине, как вы выразились, голодухи вовсе не обязательно воровать. Я вот к вам пришел именно из-за голода, но не воровать, а работать. Честно зарабатывать на хлеб.

– А мы вас за это и ценим. Только не все могут зарабатывать. Где, скажите, может честно заработать малец, у которого нет никакого опыта работы? То-то! Нигде! По крайней мере сейчас. Но ничего, мы и с этим справимся. Всему свое время. Так что вы там выходили?

– Простите, Демьян Федорович, с вашего разрешения, позвольте сначала взглянуть на протоколы допроса.

– Какого допроса? – Доронин раздраженно кивнул на бумаги. – Нашего? Или Сеньки Геллера? Или Шатова? – Чекист на сей раз не сдержался, зло выругался. – У нас сейчас сам черт не поймет, кто занимается этим делом. Все как с цепи сорвались.

– Если позволите, – Озеровский поморщился: он терпеть не мог бранных выражений. Тем более из уст официальных лиц, – протокол вашего допроса. С протоколами, составленными Шатовым, я уже знаком. С протоколом допроса граждан, задержавших Канегиссера.

– Товарищей! – с ударением произнес Доронин. – Товарищей, а не граждан! И запомните это на будущее.

– Хорошо. Товарищей.

– То-то! Вот, смотрите. – Отставной матрос протянул листы. – Отчего ж не посмотреть. Это ж ваша… Эта… Как ее… Все забываю слово…

– Инициатива.

– Точно. – Демьян Федорович тряхнул головой. – Ну и напридумывали слов. Нет чтобы по-простому, ясно, понятно. Так нет же, все навыворот, чтобы непонятно было, кто о чем говорит. Инициатива… Язык сломать можно.

А Аристарх Викентьевич мысленно ругался по иному поводу.

Точнее, по нескольким. Во-первых, он никак не мог понять, в чем и был солидарен с Дорониным, почему для расследования столь простого дела (убийца задержан, во всем признался) работали три следственные группы, когда достаточно одной, хотя бы той же Губчека? Во-вторых, непонятно: почему действия групп между собой никак не соприкасались? Точнее, почему Бокий приказал не контактировать с другими группами? Ведь допрашивали одних и тех же свидетелей.

Далее. Почему, по какой причине первый допрос убийцы произвели не Бокий или Яковлева, преемники Урицкого, чекисты, а комендант Петрограда Шатов? Причем допрос был проведен крайне бестолково и безграмотно. Почему убийцу сразу отвезли не в ЧК, а в здание Петросовета?

Вся эта туманность крайне нервировала опытного следователя.

Вдобавок ко всему Озеровского выводил из себя почерк матроса. Разобрать написанное Дорониным было все одно что с ходу расшифровывать древнеегипетские иероглифы. Буквы, написанные мозолистой рукой матроса, напоминали крючки, которые жили на бумаге самостоятельно, даже не цепляясь друг за друга. Между ними оставалось такое расстояние, в которое Озеровский при желании смог бы вставить целое слово. Оттого смысл не то что предложения, а одного словосочетания полностью терялся, исчезал в таинстве доронинской криптографии.

– Простите, не поможете? Что это за слово? – следователь протянул протокол чекисту. – Пре… При…

Указательный палец Озеровского ткнул в написанное. Демьян Федорович присмотрелся.

– Предупредительный выстрел. Шматко так сказал. Фролов сделал, после чего Канегиссер сдался.

– Понятно. – Аристарх Викентьевич едва сдержал недовольный выдох. – Фролов и Сингайло подтверждают слова Шматко?

– Сингайло ничего не видел, оставался внизу. Вместе с Андрушкевичем.

– А Фролов?

– Фролов подтвердил. А чего не подтвердить? Взяли, арестовали, вся недолга. А что не нравится?

– Да как вам сказать… – следователь аккуратно вернул листы на стол, после чего, по старой привычке заложив руки за спину, стоя на месте, принялся раскачиваться с носка на каблук, – неточности имеются, точнее, некоторые разночтения. В том, что рассказывают наши товарищи, – с трудом вытолкнул из себя последнее слово Озеровский, – и тем, что сообщили жильцы дома, в котором арестовали убийцу товарища Урицкого.

– Кто? Жильцы? – Доронин потер рукой щетину на щеке. – Какие жильцы? Вы что, опрашивали жильцов?

– Пришлось, – следователь пожал плечами. – Признаться, не думал этого делать, но так вышло, – осторожно добавил Аристарх Викентьевич.

– Вы зачем туда поехали? – Отставной матрос тут же мысленно увидел перед собой Яковлеву, услышал ее крик: «Ты каким местом думаешь, Доронин?» Отчего не смог сдержать эмоции. – Вы для чего туда вернулись? Что вы там вынюхивали? Что было непонятного, что вас потянуло на Миллионную? Не верите нашим товарищам?

– Простите, – поначалу голос старого следователя дрогнул, но потом в нем неожиданно зазвучали мужественные нотки, – я не вынюхивал! Хоть нас в незапамятные времена и называли «легавыми», и тем не менее… А искал я доказательства вины убийцы товарища Урицкого. По личному распоряжению господина Бокия! И если вы считаете расследование уголовного преступления вынюхиванием… Можете прямо сейчас закрыть дело.

Доронин несколько раз сжал и разжал кулаки. Полегчало. И с чего он накинулся на старика? Только с того, что на него самого наорала истеричка? Так ежели каждая баба будет вот так кипятком шпарить, то и житья не станет.

Демьян Федорович хмыкнул, слегка улыбнулся, ощерив практически беззубый рот:

– Обиделись? Напрасно. Простите, не сдержался. День сегодня такой… Неудачный. Так что вас насторожило? Или это слово тоже неприятно?

– Да нет. – Озеровский снова заговорил тихо, с придыханием. – Вы только что правильно заметили. Потянуло. Я вот сам себе задал вопрос: почему убийцу товарища Урицкого сразу после совершенного преступления потянуло именно на Миллионную? Именно в тот дом? Может, он там проживал? Ответ отрицательный. Канегиссер проживает в Саперном переулке, вместе с родителями. Кстати, довольно известная, зажиточная семья.

– Их уже арестовали.

Озеровский вздрогнул. Такого шага от ЧК он не ожидал.

– Думаю, напрасно вы так поступили, Демьян Федорович.

– Так поступил не я, а комендант Шатов. Нам только доложили. А что не так?

Озеровский нахмурился: еще одна странность. Не слишком ли много на одно по большому счету банальное уголовное дело?

– Семья преступника к нашему делу не имеет никакого отношения. Впрочем, – тут же быстро продолжил сыщик, – возвратимся к интересующим нас вопросам. А может, на Миллионной, в том доме, в той квартире, куда забежал Канегиссер, проживают друзья убийцы? Снова ответ отрицательный. Я прошел по соседям. Никто и никогда в том доме Леонида Канегиссера не видел. По крайней мере никто в том не признался.

– Могли соврать, – вставил аргумент Доронин.

– Могли, – согласился Аристарх Викентьевич, – только, думаю, вряд ли. Если Канегиссер заранее рассчитывал скрыться именно в этом доме, и если он с кем-то находился в сговоре, те должны были ему помочь, приготовить пути к отступлению. Потому как не в интересах сообщников арест убийцы. Проще либо впустить преступника, закрыв за ним дверь, а потом вывести из квартиры через черный ход или чердак. На крайний случай окно, а там по крышам в соседние дворы, а то и на соседний квартал. Либо убить на месте. В виде самообороны. И этим обрезать все следы. В нашем же случае мы не наблюдаем ни первого, ни второго.

– Думаете, убийца вбежал в дом случайно?

Следователь задумчиво покачал седой головой.

– Вот этого-то я и не думаю. На данной версии настаивает сам преступник. Что крайне подозрительно. Имеется один момент, на который я бы хотел обратить ваше внимание. – Озеровский перелистал лежащие на столе и уже изученные им ранее бумаги, извлек один из исписанных листов, поднес к глазам. – Вот, послушайте, что говорит Канегиссер во время допроса, который вел комендант Шатов. «Я, бывший юнкер Михайловского артиллерийского училища, студент Политехнического института, 4-го курса, принимал участие в революционном движении с 1915 г., примыкая к народным социалистическим группам. Февральская революция застигла меня …» Это пропустим. Дальше. «Утром 30 августа, в 10 часов, я отправился на Марсово поле, где взял напрокат велосипед и направился на нем на Дворцовую площадь, к помещению Комиссариата внутренних дел. В залог за велосипед я оставил 500 руб.». – Озеровский оторвал взгляд от документа. – Здесь мы имеем подтверждение. Далее: «Деньги эти я достал, продав кое-какие вещи. К Комиссариату внутренних дел я подъехал в 10.30 утра. Оставив велосипед снаружи, я вошел в подъезд и, присев на стул, стал дожидаться приезда Урицкого. Около 11 часов утра он подъехал на автомобиле. Пропустив его мимо себя, я поднялся со стула и произвел в него один выстрел, целясь в голову, из револьвера системы «Кольт» (револьвер этот находился у меня уже около 3 месяцев). Урицкий упал, а я выскочил на улицу, сел на велосипед и бросился через площадь на набережную Невы до Мошкова переулка и через переулок на Миллионную улицу, где вбежал во двор дома № 17 и, вбежав в подъезд, бросился в первую попавшуюся дверь. Ворвавшись в комнату, я схватил с вешалки пальто и, переодевшись в него, выбежал на парадную лестницу, где и был схвачен. Протокол был мне прочитан. Запись признаю правильной». – Озеровский аккуратно положил протокол на стол. – А теперь о том самом моменте, который мне не по душе. По какой причине убийца решил покинуть дом по парадной лестнице? Он что, не понимал, что его обязательно будут ждать и с черного, и с парадного хода? Повторюсь: намного проще и понятнее сделать попытку уйти по крышам, через окно. – Озеровский глянул на матроса сонными, уставшими глазами. – К тому же, обратите внимание, во время первого допроса Канегиссер ни словом не упоминает о шинели Сингайло. Почему? Запамятовал? Растерялся? Или злую шутку сыграла паника?