Виктория Чуйкова - Раз, два, три, четыре… Рассказать то, что так тщательно скрываешь всю жизнь, открыться, поделиться – исповедаться!

• Название: Раз, два, три, четыре… Рассказать то, что так тщательно скрываешь всю жизнь, открыться, поделиться – исповедаться!
• Автор: Виктория Чуйкова
• Жанр: Современные любовные романы

Как часто бывает, неожиданные мимолетные встречи оставляют за собой шлейф вопросов, ответы на которые ты ищешь всю жизнь.

---

Раз, два, три, четыре… Рассказать то, что так тщательно скрываешь всю жизнь, открыться, поделиться – исповедаться! Виктория Чуйкова

© Виктория Чуйкова, 2017

ISBN 978-5-4483-6520-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Раз, два, три, четыре, пять

Будем в прятки мы играть.

Небо, звезды, луг, цветы…»

Не люблю дожди. Нет, это мягко сказано. Дожди я просто терпеть не могу. Даже если льет за окном, а я в теплой квартире, у камина, пью горячий чай и кутаюсь в одеяло – НЕНАВИЖУ! Однако сегодня я надеваю яркое платье, эфирное и откровенное, набрасываю сверху плащ, прозрачный, с легким голубым оттенком, с большим капюшоном. Плащ закроет меня от льющейся с небес воды, но не спрячет фигуру, облаченную в яркое одеяние.

У самой двери я оцениваю свой вид в зеркало, наношу последний штрих – сочно-красную помаду, взъерошиваю волосы, чтобы прическа не выбивалась из моего сегодняшнего облика классическим консерватизмом, глубоко натягиваю капюшон и, прихватив с собою зонт-трость, выхожу за порог.

Все мое существо, каждая моя клеточка не переносит слякоть, но только так я смогу найти его.

Вечереет. Сегодня не будет яркого заката, окрашивающего небосвод, дома, окна… Как и уличное освещение не сможет отогнать мрак из-за падающей влаги с хляби небесной. Улицы рано опустеют, одинокие путники спешно разбегутся по своим обиталищам. Даже бездомные будут искать сухой уголок, чтобы укрыться от противной мокроты.

Терпеть не могу дождь, от этого неудержимо повторяюсь в мыслях и словах.

Под подъездным навесом я замечаю как фонари, не разогревшись, ленно бросают свет на мостовую, размыто копируясь в лужах, но не отгоняют мглу. Моторошно. Вот сидеть бы мне дома, так нет же, спешу покинуть свой район, тихий и привычный, где знаю каждого второго в лицо, где даже собаки обходят меня стороной, не попрошайничая и не оскаливаясь. Вздыхаю и направляюсь в центр ночной жизни, где гремит музыка, где неоновые витрины слепят глаза, где кучками молодежь, распивая непонятного происхождения напитки, гогочет над плоскими шутками, где на скамейках трутся парочки, где есть темные закоулки, в которых стынет душа…

Дождь уже не льет, барабаня по крышам и навесам, он мерзко моросит.

Освещенные мостовые остались за спиной.

Я, посев отскочить назад, чертыхаюсь вдогонку пронесшемуся мимо авто, фонтан брызг грохнулся у моих ног, зацепив носки туфель. Не успев оторвать взгляд от насмешливо моргающих фар, я делаю шаг вперед, и зонтик ударяется о бордюр, звенит наконечник и я, дергая руку вверх, кручу головой, надеясь, что никто не услышал. Никого! Это отвлекает мое внимание, и моя нога ступает в глубокую лужу, деваться некуда, становлюсь второй, и сердце щемит – мои туфли, от Карла Пазолини, намокают, кожа, тут же втягивая влагу, начинает чвякать. Мои туфли! Ах, как бы сегодня к месту были простые резиновые сапожки. Как бы мне в них было тепло и сухо. Как бы радовались мои ножки. Но именно в туфлях, в коротком, нескромном платье, у меня есть надежда, что он не пройдет мимо. Ему нужны незащищенные и в тоже время дорогие, словно случайно попавшие в непогоду. Да, не по погоде обута…. Опять же – любимые туфли… Тем не менее, именно так у меня есть надежда, что он не узнает меня.

ОН. Он всегда там, где много народа и есть укромный уголок. Он там, где играет музыка прошлых веков, где чистые голоса передают простые слова, а мелодии не гипнотизируют тебя однообразным ритмом. Он там, где обязательно прозвучит танго. Он прекрасно танцует, он легко двигается, он ослепляет улыбкой, он завораживает взглядом. А ты…, ты не в силах ему отказать.

Не многим удалось уйти от него после танго. Мне посчастливилось. Хотя, возможно, он просто решил поиграть. Вот сегодня я и спрошу его об этом.

«Утомленное солнце, нежно с морем прощалось…» – пел Утесов, поскрипывала заезженная пластинка, перенесенная на диск, создавая атмосферу давно прошедших лет.

И особняк, за высоким забором из железных прутьев, с толстыми колонами у ворот, в оны годы дворянская дача, прятался за мокрыми деревьями, маяча тусклой лампочкой у входа и льющимся светом из больших окон, свидетельствуя, что ресторан, разместившийся здесь, еще открыт.

Справа и слева грохочет современная музыка, яркие витрины разбрасывают режущий глаза ионовый свет, но я не спешу к ним, я медленно иду вперед, где белые, тканевые зонтики, над одинокими столиками, поникли от дождя. Где, скорее всего, внутри будет душно и накурено. В тот ресторан, с пожелтевшими фото, гамаками меж старых деревьев, диванами и стульями, покрытыми льняными чехлами.

На радость тут не многолюдно. Я, ответно улыбнувшись, молодому парнишке в длинном, белом фартуке, следую к дальнему столику на двоих, быстро вешаю на крючок вешалки-треноги зонт и закрываю его своим плащом. Приветственный чай уже дымится на моем столе и я, налив его в чашку, грею руки, не снимая тонких, шелковых перчаток, украдкой поглядывая по сторонам.

Смеются, кокетничают, держаться за ручки…

«Мне немного взгрустнулось, без тоски, без печали…»

Внутри все сжалось. Ком подступил к горлу, пальцы предательски трясутся, но вместе с тем, я радуюсь. Пролетевшая мимо стынь, покрыла мою спину мурашками, подсказав – наконец-то ОН рядом.

Я не успела протереть забрызганные грязью туфли влажной салфеткой, это ли не причина покинуть зал? Выпрямляюсь и следую в дамскую комнату. Две симметричные родинки на моем запястье заныли и посинели. Теперь бы любой заметил, что это не родинки, а крохотные шрамы. В глубине груди, между ребер, сердце сжалось и не решается исполнять свой привычный ритм. Еще глубже, где предположительно прячется душа, все застыло, замерло, затихло…

ОН здесь! Я нашла его, я дождалась. Я получу ответы. Ах, как же ломит руку. За мной наблюдают. Я чувствую это спиной. Открываю дверь, вхожу внутрь дамской комнаты. Тут полумрак, отлично. Стащив перчатки, долго держу руки под струей холодной воды, смотрю на себя в зеркало и ищу равновесие. Я никак не ожидала, что возникнет такое беспокойство. Смачиваю лицо водой и приступаю к обуви. Забрызгалась! Ах, нет, это же тот лихач, окатил меня. Мысли непреднамеренно убегают в прошлое, а я, автоматически приведя себя в порядок, спрятав руки в перчатки, проделываю путь обратно, к столику, уже полностью возродив картинку давно минувших лет собственной жизни.

Снова холод пробежал мимо, только теперь я готова к нему, я, как никогда, настроена к исполнению своей мечты.

Отбрасываю воспоминания, делаю глоток подостывшего чая. Ставя чашку, поглядываю по сторонам и, взлохматив прическу, беру меню…

****

Субботний день освежился пролетевшей майской грозой, разогнавшей людей в укрытие. Дождь был сильным, с огромными пузырями, покрывающими лужи, и коротким. Еще слышны отдаляющиеся раскаты, еще не прояснилось небо, достаточно плотные тучи скрывают солнце, а оркестр продолжает играть. Подруги смеются, шуткам новых знакомых, а я кручу головой, мне постоянно кажется, что на меня кто-то глазеет. Оглядываюсь в который раз, но никого не нахожу. Заиграл вальс и первые смелые пары, пренебрегая мокроту каменной мостовой городского сада, уже кружатся в танце. Потихоньку разгораются фонари. Замечаю, как высокий мужчина, в военной форме, следует к нам, заставляя пары отступить, давая ему дорогу.

– Юрий! – представляется он, ударяя каблуками хромовых сапог, отдавая честь, легко касаясь сверкающей кокарде на козырьке.

Мой взгляд падает на его пагон – три звездочки, на золотистом фоне, красная окантовка и гербовая пуговка.

– Лейтенант. – вырывается у меня и я спешу исправиться: – старший.

А он, чуть-чуть, лишь краешком губ, улыбнувшись, протягивает руку, приглашая следовать за ним.

– Нас не представили, – говорю я: – однако, я подарю Вам танец.

Мы плавно скользим по кругу, он едва касается пальцами моей талии, моя рука, в белой атласной перчатке, застыла над его ладонью, но не легла на нее, будто бы между ними есть препятствие, твердая тактичность, вживленная в меня с молоком матери. И, не смотря на это, я чувствую его. Проникаюсь к нему интересом, прикрыв глаза, вдыхаю его запах, но ничего не распознаю, кроме… свежести и… прохлады, исходящее от его тела.

– Разрешите Вас проводить домой. – подводя меня к подругам, запрокинув одну руку назад, он, склонив голову, даже не смотрит мне в глаза.

– Спасибо, – отвечаю я: – не стоит

– Ах, какой эндимион! – перебивает меня подруга Муся, и я облегченно вздыхаю, кокетливая напористость подружки не оставляет мужчин равнодушными, они мгновенно падают перед ней ниц. – Только Вы, голубчик, глубоко не воспитаны. Увели нашу Капу, даже не представившись!