Софи Вёрисгофер - Из Лондона в Австралию

• Название: Из Лондона в Австралию
• Автор: Софи Вёрисгофер
• Издательство: Паблик на ЛитРесеd7995d76-b9e8-11e1-94f4-ec5b03fadd67
• Жанр: Морские приключения

«Это было больше, чем сто лет назад. В одной маленькой грязной матросской харчевне, в Лондоне, за отдельным столиком сидели два человека и вполголоса разговаривали между собою. Они были вполне поглощены предметом своей беседы и не обращали никакого внимания на остальную публику. С первого же взгляда можно было догадаться, что это были отец и сын…»

---

Растроганный Антон протянул ему руку. – Благодарю вас, господин Романн. Право вы один отдаете справедливость моему отцу. Он невинен, это как Бог свят. Господь обнаружит позорный обман и восстановит честь опозоренного человека.

– Дай Бог! – сказал хозяин. – Это штука плохая.

– Я крепко уповаю на Бога, – вскричал Антон. – Он не может оставить, он не оставит невинных!

– А теперь о другом, – прибавил он решительно. – До окончания дела я, конечно, должен оставаться здесь, в Лондоне, и поискать себе заработок. Не можете-ли вы взять меня в услужение, господин Романн? Я удовольствуюсь сухим хлебом и соломенным тюфяком; я буду исполнять самые грязные работы.

Добряк глубоко вздохнул. Очевидно было, что он сильно боролся сам с собой. – Не могу, дорогой мой юноша, – сказал он, наконец, – перед Богом, не могу. Тут по всей улице, на каждом шагу по харчевне, и везде продают джин и грог; нам, немцам, соперничать с англичанами почти невозможно, и приходится благодарить небо, если детишки каждый день накормлены. А у меня, ведь ты знаешь, их восемь человек.

Антон кивнул головой. – Ну, так я пойду в другом месте поищу работы, – сказал он. – В гавани всегда требуется много работников, а теперь там как раз идет уборка снега. Если я найду какую-нибудь работу, то, до освобождения отца, займу комнату, у вас, господин Романн.

– Вот и прекрасно, прекрасно, – сказал с жаром хозяин. – Дай Бог, чтобы все сделалось по твоему желанию, мой мальчик.

А потом, когда Антон ушел, он обратился к своей жене и сказал, покачивая головой: – Ах, мать, если бы мы могли оставить бедного мальчика у себя и позаботиться о нем. – И он вздохнул до глубины души. – Что с ним будет? Он воображает, что в мире стоить только протянуть руку, чтобы получить сколько угодно работы.

Жена провела кончиком фартука по огорченному лицу.

– Но. мы не в состоянии прокормить его, старик, это совершено невозможно. Господи, Боже! наши собственные дети сыты с грехом пополам.

– Знаю я это, мать. Но как это грустно, что сердцу приходится справляться с кошельком.

И оба старика, опечаленные, вернулись к своей работе, между тем как Антон быстрыми шагами шел к гавани.

Он найдет себе какую-нибудь работу и будет жить очень экономно. Таким образом он заработает столько денег, чтоб нанять адвоката для своего несчастного отца; с помощью адвоката ему, может быть, удастся попасть в тюрьму, на свидание к отцу, или установить с ним переписку. Сердце это забилось сильнее и легче; сознание, что ему необходимо работать, облегчило до некоторой степени его тоску, отодвинуло ее назад, и он почувствовал прилив силы, искавшей выхода. Антон решил работать, вместо того, чтобы предаваться отчаянию.

В гавани царила та живая, кипучая деятельность, которая не вполне прекращается даже зимой. Тяжелые парусные суда, совершенно непохожия на наши теперешния, разгружались и нагружались, приходили и уходили, чинились и снабжались новыми снастями. Рабочие носили и возили самые разнообразные предметы торговли, катили бочки и тачки, между тем, как пассажиры отходящих и приходящих судов толпились на сходнях. Антон видел сундуки и чемоданы, которые эти путешественники имели при себе, он почтительно подошел к одному господину и предложил ему свои услуги.

О, радость! Джентльмен протянул руку, чтоб передать ему ручной чемодан, но прежде чем наш друг успел взять его, прежде даже, чем он успел собраться с мыслями, чей-то сильный кулак ударил его по затылку и отбросил на три шага назад. Поток бранных слов так и полился на Антона, раскрасневшееся от водки лицо смотрело на него со злобой.

Наш друг был в таком настроении, когда всякое оскорбление кажется невыносимым; все в нем заходило и закипело. – Чего вам от меня надо? – свирепо закричал он. – Какое вам дело, если я хочу честно заработать кусок хлеба?

– Хо-хо! – захохотал нападавший, – Мальчишка еще к тому же и иностранец, – небойсь, из тех чудаков, по ту сторону канала?

К нему присоединились многие другие. – Это немец, вскричал один.

– Зачем же он тут затесался? Чего ему надо? Урвать от нас последний кусок хлеба?

– Разве он состоит плательщиком в нашем союзе? Принадлежит к цеху гаванских носильщиков?

– Накласть ему хорошенько в загривок, так позабудет, как ходить сюда.

Из всех этих восклицаний Антон не понял ничего, однако кулаки его были сжаты, и глаза, задорно блестели. Страстный гнев так и подбивал его лезть на драку.

Но тут вмешался чужой господин. Он вынул из кармана монету и предложил ее нашему другу. – Вот, возьми, мальчик! – сказал он добродушно. – По-видимому, здесь право носить багаж принадлежит особому цеху, ты же не имеешь этого права.

Но Антон сильно покраснел и отвернулся. Взять подачку! Неть, лучше провалиться сквозь землю!

Господин пожал плечами: – Не желаешь, так, как хочешь! И с этими словами господин пошел дальше, а один из носильщиков понес его багаж. Остальные разошлись тоже, и Антон остался один, с сжатыми кулаками, с сердцем, переполненным отчаянием. Сколько вопиющих несправедливостей должен он выносить молча.

Тут Антону вспомнился приятель его отца, в которого старый, честный Кроммер слепо верил, за которого он поручился по векселю, чтоб избавить его от погибели, и который однако же обманул его, лишил его дома и крова и заставил бродить на чужбине бездомным скитальцем. Это было первое страшное преступление против того, кто был честен и добр, а потом второе, еще более гнусное, еще более возмутительное. Его, который никогда даже в мыслях не посягнул на чужое добро, обманом и коварством вовлеченного в преступление, бросили в тюрьму, как мошенника и грабителя.

И на все это небо спокойно взирало, все это оставалось безнаказанным, всего этого было еще мало, чаша страданий еще не переполнилась. Еще и ему самому становились поперек дороги, мешали работать и в самом зародыше губили слабые надежды…

Какой горечью, какой едкой, жгучей болью было переполнено его сердце.

Антону казалось, что все заволоклось тучами, и он безнадежно поник головой. Как, слезы? У него в глазах слезы? Нет, он жаждет мщения, он хочет драться, он готов все разметать, все обратить в дребезги. От злобы ему хотелось самый мир перевернуть вверх дном.

Антон бесцельно шел вперед, употребляя все усилия, чтоб заглушить внутренний голос, который безустанно нашептывал ему одно и то же. Но эти усилия оставались тщетными, и он опять и опять начинал прислушиваться к тому, что говорил этот голос: – «Тебе следовало с благодарностью принять великодушное предложение лорда Кроуфорда, и тогда ты получил бы возможность сделать что-нибудь для твоего несчастного отца. Лорд узнал бы подробнее об обстоятельствах обвиняемого, узнал бы, что за человек Томас Шварц, и стал бы ходатайствовать за отца. Да и сам ты не терпел бы нужды».

Он не в состоянии был заставить замолчат этот тихий голос, он мог только перекричать его.

«Хотел бы я убить этого лорда, задушить его собственными руками». Вот все, что он думал.

В самом мрачном настроении Антон продолжал свои поиски. Он останавливался у каждого судна, возле каждой кучки рабочих, везде предлагая свои услуги и везде, в той или иной форме, получая отказ. Здесь говорили, что всего скорее он найдет работу в другом месте, там замахивались на него палкой, или просто выталкивали прочь, в других местах над ним издевались.

Он подошел к барке с дровами и попросил работы. К нему обернулся громадного роста детина, прищурился и испытующе оглядел новичка, желавшего взяться за одну из самых тяжелых и утомительных работ; вдруг он схватил нашего друга за плечи и поднял его кверху, как поднимают маленьких детей.

– И такая-то муха, такой карапуз лезет в нагрузчики, – вскричал он.

Недружелюбный смех раздался вслед за этими словами. «Приходи лет через десять, – сказал кто-то, – тогда твои кости лучше будут годиться!».

Другой вытащил громадную флягу. – Хлебни ка малость, малыш, – сказал он. – Ты такой бледный, такой вялый, небойсь с утра маковой росинки во рту не было, а?

– Господи! у самих гнездо ребят дома.

И вслед за этими словами протянулась чья-то сострадательная рука, и кусок хлеба и добрый кусок сала полетели навстречу нашему другу. Как туча мух окружили его все эти слова, как лезвие ножа резануло дружелюбное предложение работников.

Итак, его принимают за нищего!

Он молча повернулся и пошел дальше.

У всех тут было свое дело, только он один был совсем лишний, у всех была цель, к которой они стремились; только у него не было ни отчизны, ни пристанища, где его встретило бы другое сердце тепло и любовно. Он почувствовал себя очень, очень несчастным.

Свинцовое небо низко нависло над покрытой снегом землей. Там и сям, в сером тумане, одна за другой летали и каркали вороны. И у этих было свое привычное место, куда они собирались вместе на ночлег. А он? У него не было ни друзей, ни надежд, ни опоры.