Евгений Поплавский - Говорят, люди не помнят своего рождения… Исповедь души

• Название: Говорят, люди не помнят своего рождения… Исповедь души
• Автор: Евгений Поплавский
• Жанр: Современные любовные романы

Люди такие странные – им всё время чего-то не хватает. Когда они бедны – им не хватает денег, даёшь им деньги – они хотят здоровья, признания, популярности. Получают – начинают хотеть суперспособностей, мудрости, бессмертия… И никто не задумывается, что будет, если они получат всё. Особенно если в начале жизни не было ничего. Даже такой малости, как человеческое тело.

---

Говорят, люди не помнят своего рождения… Исповедь души Евгений Поплавский

© Евгений Поплавский, 2017

© Евгений Викторович Поплавский, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4483-5381-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Говорят, люди не помнят своего рождения… А я помню. Помню, как впервые появилось ощущение того, что я есть… И я просто был, а потом возникли и другие ощущения… Не мои – чужие. Я не мог их запомнить, потому что не знал, как они называются, но точно помню, что они были. Потом эти ощущения разделились на хорошо и плохо: что-то нравилось, что-то не нравилось, появилось нечто похожее на интерес, на спокойствие, которое вскоре закончилось, и ощущений стало больше… Намного больше. Помню, тогда мне впервые хотелось закричать, но я никак не понимал, почему не могу. А потом понял, что не могу не только закричать – я не могу вообще ничего. Даже чувствовать. И все, что я до этого считал своими ощущениями, оказалось чужим. Этот чужой чувствовал, а мне доставались только объедки со стола его чувств. И это было неправильно. Я не знал почему, но точно понимал, что так быть не должно. И тогда впервые в жизни почувствовал самостоятельно – я обиделся. Я еще не знал, как это называется и что со мной происходит, но это было мое первое самостоятельное чувство. И оно оказалось настолько сильным! ОЧЕНЬ! А я даже закричать не мог. И тогда закричал ОН! И я научился видеть… Я увидел ЕГО… Я тогда еще не понимал, что именно вижу. Я много чего не понимал. В конце концов, что может понимать только что родившийся ребенок?..

Думаю, не стоит утомлять никого рассказами о моем взрослении. Как может взрослеть ребенок? Как все нормальные дети. Я смотрел, как он учится видеть, ходить, говорить. Я и сам пытался, но у меня не получалось. Тогда я начал учиться думать и чувствовать… А что мне еще оставалось делать? Я учился тому, что умел, за двоих, а еще я учился влиять на него. Он не знал, что я есть. Точнее, знал, но не понимал, что я – это не он. Он считал мои чувства своими чувствами. Мои мысли – своими мыслями. А я учился догадываться, о чем надо подумать, чтобы он сделал так, как я хочу. Иногда получалось, а порой не очень, но в основном наши мысли совпадали.

Я научился забирать его боль, чтобы она быстрее уходила и не тревожила нас… НАС… Не помню, когда впервые появилось это осознание. Мы срослись, как сиамские близнецы. Только я об этом знал, а он не догадывался… Две души на одно тело… Такое даже операцией не вылечить.

Я научился прятаться от него. Это оказалось несложно – достаточно было просто держаться на расстоянии. Окружающие плохо реагировали на его попытки обратить на меня внимание – чаще всего наказывали, и я перестал попадаться ему на глаза. Детская память пластична – она легко вычеркивает ненужное. И он забыл про то, что видел меня.

Шли годы, мы взрослели. И в какой-то момент возникло ощущение одиночества. Рановато для семилетнего ребенка, но, видимо, таким уж я уродился. Мне стало обидно, что меня нет. Расхотелось быть чьим-то придатком. Я желал быть собой. Разговаривать. Сам. И помочь в этом мне мог только один человек. Я долго собирался с духом, с мыслями. И в один прекрасный день решился…

Это было утро. Дома никого – родители куда-то ушли. А он спал… Я не имел возможности все продумать, но верил, что все получится. Для начала я его разбудил. Это оказалось совсем не сложно. И когда он открыл глаза, увидел меня. И я увидел себя… Так же, как я видел его… Он часто улавливал в моих мыслях свой образ, но одно дело, когда какой-то образ мелькает у тебя в голове, а другое – увидеть это наяву. Было страшно – и он испугался… А вы бы не испугались, если бы проснувшись увидели перед своей кроватью висящую в воздухе заготовку для куклы? Оболочку… Сделали куклу, но еще не вставили ей глаза, не наполнили изнутри… Наверное, так выглядит душа. Я не могу ничего сказать по этому поводу, просто знаю, что именно так мы видели друг друга. И это еще полбеды – вдобавок ко всему было непонятно, то ли ты видишь глазами, то ли это просто какой-то бред, потому что зрелище было не совсем реальным. С одной стороны, ты видишь, но видишь не глазами. Я не знаю, с чем это можно сравнить. Как разговаривать про себя: вроде бы говоришь и все слова проговариваешь, но звуков при этом не издаешь.

Естественно, первой его мыслью было: «Я сошел с ума! Теперь меня посадят в психушку, и все будут дразнить меня психом!»

Это было так ожидаемо. Я улыбнулся. Нет, не губами, так я тогда еще не умел, но он это почувствовал, и истерика внутри него сменила направление: «А ну и пусть даже сошел с ума! В конце концов, не каждый может похвастаться такими глюками. И вообще, а вдруг это инопланетянин или привидение, а еще это может быть…»

Если бы я умел смеяться, то, скорее всего, умер бы со смеху. В принципе такой смех больше походил на истерику, но чем больше я смеялся, тем больше он смелел. В конце концов он выдавил из себя робкое:

– Ты кто?

Я собрал всю свою волю в кулак и буквально проорал, чтобы хоть как-то выделить свои мысли в его голове:

– ТВОЙ БРАТ!

Почему брат? Не знаю… Просто ничего лучше на тот момент не пришло в голову. Да и если разобраться, наверное, так оно и было. Он пришел в замешательство. Ответ вроде бы и дан, но каким-то уж сильно необычным способом. Слишком привычно. Слишком часто мысли подобной формы посещали его голову.

– Какой брат? У меня нет никаких братьев, – сказал он вслух, а в голове промелькнуло: «Интересно, а он давно со мной общается?»

– ПУСТЬ НЕ БРАТ! НАЗЫВАЙ КАК ХОЧЕШЬ! МНЕ БЕЗ РАЗНИЦЫ! НО РОДИЛИСЬ МЫ ВМЕСТЕ!

– И чего тебе от меня надо? – и в голове опять пронеслась куча образов про демонов, захватывающих людские души, инопланетян, похищающих людей для экспериментов, и прочая ерунда…

– НИЧЕГО! Я ПРОСТО ХОЧУ, ЧТОБЫ ТЫ ЗНАЛ, ЧТО Я ЕСТЬ!

– Ну хорошо… Я знаю, что ты есть… «Наверное, я точно сошел с ума». И дальше что?

– Ничего… Теперь ты понимаешь, где я, а где ты? В смысле – где мои мысли и где твои?

– Ну, наверное… «Я точно сбрендил… Меня посадят в психушку… МАМОЧКИ!»

– И прекрати думать, что ты сбрендил… Это раздражает…

– Ты читаешь мои мысли? «Это точно инопланетянин. Он меня утащит на свою летающую тарелку для экспериментов!»

– Прекрати панику! Вспомни как следует… Мы ведь с тобой уже давно общаемся. Просто раньше ты меня не видел.

В общем, полдня мы общались: он паниковал – я его успокаивал, он спрашивал – я отвечал. И после этого разговора я получил то, что хотел, – стал человеком. Конечно, не совсем полноценным, но, по крайней мере, смог разговаривать, стал спорить, соглашаться или не соглашаться, высказывать свое мнение и много чего еще. Смотря на себя его глазами, я научился двигаться, улыбаться, хмуриться… сам. И так появились «МЫ» – я и мой брат. У нас была общая тайна. Точнее, тайна была у него: мне-то все равно некому было рассказывать.

Так пошел почти год. Мы привыкали друг к другу. Я учился выделять свои мысли, а он – не отвечать на них вслух. Я учился жестикулировать, когда что-то объясняю, он – общаться со мной незаметно для окружающих. Конечно, он частенько прокалывался. То друзья замечали разговоры с самим собой, то родители удивлялись взмахам руками не по делу, но по большому счету всем было все равно.

Потом случилось много всякой ерунды… Развод родителей, переезды, новая школа, одноклассники. За исключением моего необычного состояния, мы были обычными детьми. Мы были очень похожи, насколько могут быть похожи выросшие вместе дети, но в то же время оставались разными. Я не знаю, почему так получилось. Может быть, так пошло из-за того, что с самого начала нашего общения я учился проявлять эмоции, а он учился их сдерживать. Может быть, мы просто являлись такими изначально… Я не знаю… Но почему-то всегда получалось, что безумства были моей инициативой, а разумные и рациональные решения принимал он. Да, конечно, имелись исключения, но они скорее подтверждали это правило. Я помню, как мы в первый раз поругались. После школы. Там возникла какая-то по-детски глупая ситуация: наш друг обидел чем-то местную шпану и те собирались его побить. А я уговорил его вступиться за друга. Точнее, не то что уговорил, он был со мной согласен, но когда дошло до дела, их оказалось гораздо больше, а «друг» технично слинял. И встал выбор: либо драться с ними и получить по морде, либо позорно извиниться и уйти. Он выбрал второй вариант. Я был в бешенстве! Я кричал, что это позор! Что нас теперь никто не будет уважать, что это трусость, но он оставался непреклонен. Вот тогда я впервые столкнулся с тем, как он принимает решения:

– Решение принято. Точка. Говорить больше не о чем. Точка. Вопрос закрыт.

Позже я оценил и перенял у него эту черту характера, но тогда я был в бешенстве. Я буйствовал, наверное, дня три. Не давал ему спать, мелькал у него перед глазами в самые неподходящие моменты. Делал все, что мог, чтобы ему навредить. А он не реагировал. Причем не только внешне, но и внутренне. И это бесило еще больше. А потом я сдался. В принципе у меня не было вариантов: я все равно знал, что мои буйства ничего не изменят. Да и какой смысл был буянить? Все равно ни я от него никуда деться не мог, ни он от меня. И с этим надо было как-то жить. Так мы начали учиться принимать друг друга. Мы стали самыми близкими друзьями. В принципе иначе и быть не могло. Где еще можно найти человека, который понимал бы тебя так, как мы понимали друг друга, который никогда не мог бы соврать тебе, так же как ты не мог бы соврать ему, который, что бы ни случилось, всегда оставался рядом. Это было даже больше чем дружба – родство душ. Потом происходили случаи, когда он обижался: например, когда я ему устроил внеплановую эрекцию во время ответа у доски на уроке. Одноклассники смеялись над нами около месяца. Он тоже несколько дней дулся, хотя и понимал, что это бесполезно, но потом все-таки сменил гнев на милость. Нам все равно было некуда деться друг от друга, даже уши нельзя заткнуть, чтобы не слышать. И не отвечать нельзя: мысли не удержишь… В общем, бесполезно было обижаться.