Анатолий Кулик - Политическая наука № 4 / 2010 г. Политические партии, демократия и качество государственного управления в современном обществ

• Название: Политическая наука № 4 / 2010 г. Политические партии, демократия и качество государственного управления в современном обществ
• Автор: Анатолий Кулик
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2010
• ISBN: 2010-4

Для политологов, участников природоохранной деятельности и всех, кто интересуется политическим измерением экологических проблем.

---

When parties prosper: The uses of electoral success / Lawson K., Merkl P.H. (eds.). – Boulder, Colorado: Lynne Rienner publishers, 2007. – 365 p.

Wolf R., Morales L., Ikeda K. Joining political organisations: Institutions, mobilisation and participation in Western democracies. – Colchester: ECPR press, 2009. – 288 p.

Zeigler H. Political parties in industrial democracies: Imagining the masses. – Itasca, IL: Peacock, 1993. – 378 p.

Дюверже М. Политические партии. – М.: Академический проект, Трикста, 2007. – 544 c.

Перевод А. Кулика

ПАРТИИ И ДЕМОКРАТИЯ В ПОСТИНДУСТРИАЛЬНУЮ ЭРУ

П. ИГНАЦИВведение. Трудная жизнь политической партии

У политических партий долгая и трудная история. Как очень точно подчеркнул Джовани Сартори [Sartori, 1976], термин «партия» издавна имеет этимологически негативную коннотацию: он подразумевает разделение, отделение, конфликт, которые являются негативными понятиями в любой политической культуре. Только с приходом либерального политического мышления идея дифференциации с ее побочными продуктами, инакомыслием и критицизмом, смогла найти первоначальную легитимацию. Взаимосвязанная история гражданской либерализации и институциональной демократизации открыла перед людьми со сходными интересами и мировоззрением окно возможностей для объединения в общие группировки и затем партии. Ныне партии повсеместно рассматриваются как необходимые для существования и функционирования демократической политии. Однако они все еще несут на себе знаки своего трудного и мучительного пути к полному признанию. Хуан Линц [Linz, 2002] в остроумном и провокативном исследованиии перечислил противоречивые качества, которыми, согласно современному общественному мнению, должна обладать политическая партия. В этом смысле партии рассматриваются как необходимое зло: они служат инструментом, без которого нельзя обойтись в сборе и канализировании голосов и требований граждан, но в то же время воспринимаются как капризная и дорогостоящая машинерия, в которой нашли прибежище множество честолюбцев, паразитов и любителей наживы. В целом политические партии в консолидированных демократиях начиная с последней декады XX столетия стали терять свою привлекательность, антипартийные настроения усиливались [Poguntke, Scarrow, 1996].

Но так было не всегда. В конце Второй мировой войны отношение общества к партиям было совсем иным. Возрождение демократии выдвинуло политические партии на первый план. Подобно тому как в первой волне демократизации, когда свобода и всеобщее избирательное право превознесли роль политических партий, во второй волне, но уже по другим причинам, партии достигли своего апогея. Причина этого момента славы была двоякая: во-первых, в идентификации многопартийности с демократией: фактически многопартийность стала синонимом демократии, по контрасту с рухнувшими однопартийными авторитарными и тоталитарными режимами; и, во-вторых, в признании существенной роли, которую сыграли партии в борьбе против недемократических режимов во время войны. Многопартийные правительства в эмиграции или в подполье воспринимались как островок демократии, а в некоторых странах они действовали как национальные легитимные (фактически легитимированные вооруженными силами союзнических держав) правительства даже в разгар войны. Во Франции и в Италии, в частности, роль партий в движении Сопротивления сильно повлияла на участие партий в демократическом политическом процессе после окончания войны. Во Франции три партии, которые возглавили первые послевоенные правительства (Французская коммунистическая партия – PCF, Французская социалистическая партия – SFIO, «Народное республиканское движение» – MRP), пользовались таким уважением, что даже ставший мифическим героем сопротивления генерал Шарль де Голль, единогласно номинированный главой правительства Конституционным собранием в ноябре 1945 г., был вынужден отступить перед лицом партий и спустя несколько недель, в январе 1946 г., подать в отставку. В Италии партии также получили никогда ранее не виданное главенство в управлении государством. Когда государственная власть рухнула после перемирия в сентябре 1943 г. и страна раскололась на две конфликтующие части, антифашистские партии получили уникальную возможность выступить в качестве единственных представителей нации. Поскольку монархия дискредитировала себя, а государственный аппарат перестал существовать после прекращения военных действий, партии заполнили политический вакуум, прокладывая тем самым себе дорогу к гегемонии в итальянской политике в последующие годы [Scoppola, 1991].

В целом в первые две декады после Второй мировой войны партии per se (т.е. легитимность политических партий как таковых) и многопартийность (т.е. легитимность конфликта между различными партиями) получили широкое признание, сформировавшееся главным образом как реакция на однопартийные фашистские режимы межвоенного периода. Но теперь, даже в консолидированных демократиях, партии находятся под стрессом. Их имидж в общественном сознании сугубо негативный [Dalton, 2005; Torcal, Gunther, Montero, 2002]. В 15 старых демократиях Европейского союза партии получают позитивную оценку менее чем 20 % людей [Dalton, Weldon, 2004, р. 386]; уровень доверия им гораздо ниже, чем другим институтам и организациям [Ibidem, р. 385]. Около 30 % граждан считают, что партии далеки от простых людей, до которых им нет никакого дела [Ibidem, р. 383]. Еще более удивительно, что эти чувства не ограничиваются консолидированными демократиями, что позволило бы отнести их на счет своего рода эффекта усталости. Антипартийные настроения широко распространены и в новых посткоммунистических европейских демократиях [Kopecky, 2006, с. 266; Toka, 2006].

Недоверие партиям как институту («Parteinverdrossenheit»), «смешанное с острой критикой деятельности конкретных партий» [Dalton, 2005; Torcal, and Montero, 2006], было использовано антисистемными, популистскими и экстримистскими партиями [Abedi, 2002; Betz, 2004; Ignazi, 2006; Schleder, 1996]. Их агрессивная риторика нашла определенное одобрение среди наименее привилигированной части населения, но не настолько, чтобы составить угрозу демократическим политиям (за примечательным исключением Австрии и Италии). С другой стороны, приводились доводы, что такие «“партии антипартийной системы” (anti-party-system-parties) […] могут просто представлять собой следующий этап непрерывного процесса развития партий» [Katz, 2002, р. 118].

В какой мере это негативное восприятие современных политических партий влияет на их силу и роль? Чтобы получить ответ на этот вопрос, необходимо разобраться с тем, как измеряется сила партий, и обсудить их нынешнюю роль.

Стандартным индикатором, используемым в сравнительной оценке силы партии, является размер ее членства. Этот упрощенный индикатор широко используется, даже если с ним нужно обращаться очень осторожно: каждый, кто непосредственно исследовал партийные организации, знает, как «округляются», если использовать этот эвфимизм, числа. Грубо говоря, величина членства дает простой, совместимый в кросс-страновых исследованиях и исследованиях временной динамики индикатор для измерения «силы» партии, но этот индикатор недостаточно надежен. В одних странах больше, в других меньше. Например, во Франции [Billardo, 2003; Ysmal, 1989] и в Италии [Bardi, Ignazi, Massari, 2007] он приводил в отчаяние аналитиков и ученых, поскольку партии обычно предоставляли «неточную» статистику. Проблема надежности данных существует также и в других странах, таких как демократии Центральной и Восточной Европы [van Biezen, 2003].

Если даже принять во внимание эту проблему статистики и отнестись к данным с некоторой долей скептицизма, все равно можно сказать, что с 50-х годов, золотого века партий, наблюдается нисходящий тренд. Во всех 13 давно установившихся демократиях Европы число членов партии драматически упало: к началу 1980-х годов их потери даже превысили 50 % прежней величины [Mair, van Biezen, 2001]. Более того, если посмотреть на соотношение между количеством членов партии и электоратом в целом, масштаб коллапса становится очевидным [Scarrow, 2000, р. 86–95]: ни в одной стране это соотношение не оставалось стабильным, не говоря уже о росте. Мэир и ван Бизен [Mair, van Biezen, 2001] показали, что если в 1980 г. в среднем 9,8 % различных электоратов состояли членами партии, то к концу 1990-х средний показатель уменьшился почти вдвое, до 5,7 %. Проанализировав 10 демократий, для которых данные о членстве были наиболее надежными, Питер Мэир констатировал: «Средний уровень членства составлял 14 %; в большинстве стран – в шести из десяти – уровень был выше 10 %. Это означает, что в большинстве стран, по которым были доступны данные, больше одного в каждом десятке имеющих право голоса избирателей были членами политических партий. В конце 1990-х годов надежные данные о членстве можно было найти для двадцати демократий, одни из которых старые, другие новые. Средний уровень членства для всех этих стран был всего лишь 5 %, т. е. чуть больше одной трети от уровня, зафиксированного в 1960-х, и только в одной из этих двадцати стран – Австрии – было зафиксировано превышение 10 %» [Mair, 2005, р. 15–16].