Елена Сафронова - Вирь

• Название: Вирь
• Автор: Елена Сафронова
• Жанр: Научная Фантастика

Знаете ли вы, кто в недалеком будущем победит на выборах первого лица нашей державы? Задумывались ли, какой станет природа в конце XXI века? Ломали ли голову над загадкой, каким образом иные писатели выдают по десятку романов в год? Ответы на все эти вопросы ведомы писательнице Елене Сафроновой. Прочитав книгу «Вирь», тайны грядущего и настоящего постигнете и вы! А если прогнозы не оправдаются, что ж – это ведь просто фантастика!

---

Елена Сафронова ВИРЬ

Книга фантастических повестей и рассказовТВОРИ, ВЫДУМЫВАЙ, ПРОБУЙ!Повесть

Все имена вымышлены, все совпадения случайны.

* * *

– Презирать людей за их слабости – все равно, что плевать против ветра, – витийствовал модный писатель Роберт Гриф в ресторане, где приятнейшим образом завершалась презентация его новой книги «Мыло». Сама-то презентация, многолюдная, как кровавая Ходынская церемония, проходила в Доме Художника на Крымском валу, и доставила Грифу массу сладких ощущений – он, будто в энергетической ванне, искупался в восхищенных взглядах, хвалебных речах, признаниях в любви (в том числе и плотской, питаемой к любимому автору как к мужчине своей мечты) и рукоплесканиях. Но толпа, даже самая благожелательная к тебе, все же утомляет, – и вот, благополучно закончив мероприятие, распродав с автографами среднюю домашнюю библиотеку российского обывателя и испив до легкой изжоги чашу всеобщего преклонения, Роберт Гриф отправился в ресторан, название коего держалось в строгом секрете. С женой, издателем, представителем книготорговой сети и близкими друзьями, перед которыми можно было расслабиться, перестать на время корежить из себя демоническую личность Роберта Грифа, а побыть хоть чуть-чуть Романом Малиновкиным. Как в паспорте записано. А еще милее – почувствовать себя мальчиком Ромой. Одно время Гриф мечтал поменять паспорт и украсить его своим чеканным псевдонимом. Дело бы выгорело, так велика была его писательская популярность в обществе, в том числе и у работников паспортно-визовой службы, но воспротивилась – кто бы мог подумать! – старая мама, гордившаяся фамилией Малиновкина, будто она была Трубецкая. Рома послушался маму, и вдруг, спустя еще лет семь шального успеха и прогрессирующего обожания, понял, как старушка была права. В теплую, уютную личину Ромы Малиновкина, домашнего воспитанного ребенка, было так здорово «заныривать» временами, точно улитке в домик, отдыхая от инфернального Роберта Грифа, набираясь сил для своих новых романов.

Но сегодня в шкуру модного писателя, чародея, чей волшебный талант, возможно, был происхождения мефистофельского, растроганного Рому Малиновкина все время возвращала одна из участниц узкого застолья. Совершенно левая девица, очередная жертва душевного Роминого приятеля Пашки Сизова. Ветреный красавчик Пашка приводил в компанию приблизительно по девчонке раз в два месяца. Вопреки распространенному мнению, что мужчина, даже завзятый ходок, предпочитает один женский тип, Пашка устраивал такой калейдоскоп девичьих фигур, причесок, манер и стилей поведения, что тесный круг давно и безнадежно женатых товарищей исходил потайной завистью и смаковал под языком слово «свобода», употребляя его в самом запретном смысле. Неизменным было лишь одно – все Пашкины девицы слегка опережали интеллектом волнистого попугайчика, и про них его приятели снисходительно отзывались: «Прелесть, какая дурочка!». Всего один раз Пашка, не разобравшись, нарвался на несостоявшегося кандидата наук, и та испортила ближнему кругу славный вечер в ресторане, читая лекции по политологии – как она видела сию науку. Ей вердикт вынесли единодушно: «Жуть, какая дура!» – и случай Пашкиной промашки постарались забыть, как страшный сон.

Сегодняшняя пассия Сизова была прекрасна с виду – Пашка похвалился другу, что нарочно искал совершенный экземпляр для появления с ним на презентации, – но загадочна внутренним миром. На первый взгляд, обычная осветленная златовласка, досконально знающая все законы гламурной тусовки, правильно одетая и в меру напитанная банальной эрудицией, оказалась пугающе привязчива – и уже второй час посиделок в ресторане мучила героя дня вопросами, по сути, бесконечной вереницей вариаций одного и того же: «Как вы можете писать такую гадость?!».

Постепенно девушка Дашенька смертельно надоела компании. Она уже успела пять раз поведать, как ее затошнило посередине презентации, когда стали показывать слайды, и как она сбежала в туалет, но заблудилась в коридорах ЦДХ, и как вызывала своего кавалера навстречу себе по мобильнику, и как они сидели в коридоре, дожидаясь, пока прекратят демонстрацию «мрачных слайдов, реального трэша»… Никто не мог понять, она пробитая моралистка, или прикидывается таковой, или просто дура истероидного типа, которой жизни нет без привлечения к себе внимания. На осторожные «прощупывающие» вопросы Дашенька не отвечала, а с удвоенной энергией кидалась на Роберта Грифа (ее никто специально не предупредил, что Роберт – на самом деле Роман):

– Роберт, нет, ну вы скажите!.. Ну вы скажите, почему вы так страшно пишете! Роберт, это же улет реальный, это хуже грибов – то, что вы показали!.. Зачем оно вам?

Что Роберт Гриф преподнес доверчивой восторженной публике – о том следует сказать особо. Роман с лапидарным названием «Мыло» был очередным в цикле «Субстанции жизни», где уже фигурировали гордо «Плесень», «Жиры», «Сыры», «Молоко», «Сыворотка» и сборник коротких новелл «Антибиотики». Естественно, эти названия не следовало трактовать буквально. Разве что «Плесень», повествующая о буднях внутри склепа, более или менее прочитывалась по названию, а все прочие темы и сюжеты, интересующие Роберта Грифа, к гастрономии имели отношение примерно такое же, как несвежий продукт, невзначай проглоченный в кафе – к нормальному пищеварению; проще говоря, скорее рвотное. Антология детально рассмотренных и увлеченно живописанных Грифом мерзостей жизни близилась к концу, и «Мыло» стало ее достойным завершением. Кстати, Роберт Гриф опять позволил себе, как и в первом романе, говорящее заглавие. Речь в книге шла о трудностях однополого секса, сложностях педофилии, неурядицах скотоложства и, если можно так выразиться, птицеложства, а мыло играло важнейшую роль в преодолении этих препон. Слайды же, изготовленные по специальному заказу, иллюстрировали все процессы, затронутые Грифом, в подробностях. Гриф втайне очень гордился этими слайдами, художнику долго жал руку и отвалил нехилый гонорар. Публика стонала от счастья приобщиться к таким более чем интимным, к таким тщательно скрываемым тягам отдельных представителей человечества. Многие зрители – обоего пола! – высказывали Грифу благодарность за то, что он не побоялся выставить такую любовь на всеобщее обозрение, а то, мол, они бы из ложной скромности, граничащей с ханжеством, и не познали бы самого сокровенного…

Гриф был доволен единодушием аудитории (хотя и тщательно скрывал свое удовольствие под нахмуренным вечно, согласно имиджу, челом). В бурлящем котле положительных эмоций он не уловил ни одного голоса «против». И вот вам пожалуйста! Какая-то блондинка, оказывается, выскочила из зала, потому что ее замутило!.. Могла бы испортить презентацию! Вот ведь дура! И Пашка хорош со своим гаремом! Не успел, что ли, предупредить свою красотку, на какое мероприятие они идут?.. Друзья и их интересы должны быть на первом месте, девушки – потом. А теперь выяснилось, что Пашка, из-за слабых нервов и желудка своей спутницы, пропустил самую интересную часть презентации, слайды до конца не просмотрел…

Впрочем, решил писатель, это поправимо: через месяц-полтора (если не раньше!) Дашенька утомит Пашку, а в промежутке между нею и какой-нибудь брюнеткой, шатенкой или даже бритоголовой Рома пригласит друга домой одного и покажет ему все слайды тет-а-тет на своем домашнем кинотеатре. Роберт Гриф негодовал, потому что в его стадо прокралась – с помощью лучшего друга! – паршивая овца, а мягкосердечный Рома Малиновкин искал оправдания любвеобильному Пашке и даже чувствительной Дашеньке. Именно «Ромина» ипостась писателя побуждала его вести сейчас затяжную разъяснительную беседу, адресованную непробиваемой Дашеньке – но делать это приходилось под маской Грифа, для солидности. Его, впрочем, радовало, что, кроме Дашеньки, у него был целый стол благодарных слушателей, и речь его не пропала бы втуне.

– Ну что вы, милая Дашенька, – самую чуточку свысока, как и положено маститому писателю, вещал Гриф, – то, что мы показывали на презентации, – вовсе не страшно. Это как раз те маленькие слабости людей, о которых мы уже говорили. Понимаете, есть люди, предпочитающие во всем традиционализм, в том числе и в этой сфере – мы же не ханжи, Дашенька, мы же понимаем, что все люди делают это, верно? Другой вопрос, как они это делают и с какими партнерами. Но если человеку нравится делать это, допустим, с козой, то мы, хоть и не разделяем его убеждений, неужели имеем право дискриминировать его по этому признаку? Нет, конечно, он такой же, как мы, и даже немного более интересный, потому что в его жизни есть яркие страницы, которых мы с вами, дорогая Дашенька, лишены. Так почему бы не удовлетворить любопытство тех, кто хочет «проследить» за этим процессом, не принимая в нем непосредственного участия? Это – прямая задача писателя – показать читателю то, что он без нас, писателей, никогда бы не узнал. А более всего люди хотят узнать, уж поверьте моему опыту, дорогая Дашенька, о тайнах своих ближних, о деталях их частной жизни. Это маленькая слабость большей части человечества! И опять же – можем ли мы презирать их, отталкивать их, за то лишь, что они обладают такой слабостью – любопытством? А может быть, это уже не любопытство, а его следующий уровень – сопереживание, сочувствие?.. Может быть, мой читатель хочет мысленно перевоплотиться в человека, одержимого слабостью… ну, допустим, к маленьким мальчикам… или к трупам… зачем же мне, большому, без ложной скромности писа…