Тимур Максютов - Ограниченный контингент

• Название: Ограниченный контингент
• Автор: Тимур Максютов
• Жанр: О войне

Наше время надвое разорвала война в Афганистане.

Вводил ограниченный войсковой контингент в непокорную горную страну могучий Советский Союз. А через девять лет возвращались мы совсем в другое государство. Которое до сих пор не знает –  какое оно на самом деле?

Каждый из нас, рожденных  в весенние шестидесятые и самодовольные семидесятые – из воевавшего поколения. Независимо  от того, где пришлось получить свой осколок в грудь или в мозг – в Панджшерском ущелье или у взбесившегося телеэкрана.

Моя огромная держава даже не погибла в неравном бою. Вдруг просто сама развалилась на рваные куски, харкая кровью и давя прогнившим телом своих детей.  Смысл всей жизни исчез в угаре перестройки, золотые офицерские погоны были заляпаны дерьмом оскорблений, а инвалиду – «афганцу» жирный чиновник блевал  в обожжённое лицо: «Я тебя ТУДА не посылал»…

Тогда  наше,  преданное властью,  поколение  умерло где-то там, внутри. Между ворочающимся в темноте сердцем и оболганной душой.

Умерло – и возродилось. Мы на ходу учились проводить деловые переговоры, форсить полуанглийским  новоязом  и забивать «стрелки».  Восстанавливать брошенные заводы и кутить на заморских курортах.

Нас убивали на тех же «стрелках» и в переполненных тюремных камерах, куда пихали по сфабрикованным рейдерами делам. И у порезанных на металлолом прокатных станов, с таким трудом возвращенных.

Только  мы  – живы.  И с нами  офицерская честь, сшитая душманскими пулями дружба и алогичная вера в свою страну.

Мы умеем любить по-настоящему. И счастливо смеяться по-детски.

Мы. Контингент…

---

Танк внезапно останавливается. Марат от неожиданности влетает лбом в броню.

– Блядь! Чего там, почему встали?

Насмешливый Витькин голос трещит в наушниках:

– Всё, первый рубеж обороны взяли, тормоз.

– Чего-то быстро.

– А танковые войска – это натиск и стремительность. Теперь отражение контратаки противника. Сколько снарядов осталось?

– Последний зарядил. Витя, вруби воздушку. Ни хрена не видно из-за газов.

Загудел, набирая обороты, вентилятор, но легче не стало. Дым становился только гуще и вроде бы изменил запах и цвет.

– Мы чего, горим, что ли?!

Почти сразу вызвал Бородин по рации:

– «Береза», я первый! Почему дымите?! Доложите обстановку!

Витька чертыхнулся и приказал:

– Так, осмотрелись все! Что горит?

– Внутри чисто. Блин, сзади дым валит, с моторного отделения вроде.

Счастливо хихикающий Игорь Прухин полюбовался на чадящую дымовую шашку, уложенную на крышу трансмиссии.

Вытер слезящиеся красные глаза, спрыгнул на землю и пошел к передней части танка, бормоча: «Сейчас я вас с обоих концов подпалю. Назначили во враги – так получайте теперь…»

Все заговорили одновременно:

– «Берёза», блядь, что там у вас? Ответьте первому!

– Шляпин, там кто-то у танка бродит!

– «Берёза»!!! Приступить к отражению контратаки противника!

– Наводчик, стреляй!

– Витя, ё-моё, там человек перед танком! Я в триплекс вижу.

Довольный собой Пруха положил большую дымовую шашку у переднего катка «шестьдесят двойки» и начал разбивать автоматным прикладом запал.

Наводчик нащупал электроспуск и нажал кнопку.

Прогрохотал выстрел, танк присел на катках…

Витя, матерясь, открыл люк и выскочил из башни.

Перед машиной, раскинув руки, лежал на спине крепко контуженный Пруха, идиотски улыбаясь небу.

* * *

Первое на выпускном курсе теоретическое занятие по тактике начиналось необычно. Для начала секретчик группы приволок опечатанный фанерный чемодан, вскрыл его и раздал под роспись прошитые суровой нитью секретные тетради.

За спиной полковника Бородина висел большой самодельный плакат, склеенный из четырех листов ватмана. Курсанты жадно впитывали глазами надписи: «Совершенно секретно», «План-схема боя 1-го мотострелкового батальона 682-го мотострелкового полка 30 апреля 1984 года»…

Полковник постучал указкой по столу.

– Товарищи курсанты! Схему в тетрадь перерисовывать категорически запрещаю! Положите ручки и карандаши на стол.

Мы украдкой бросаем взгляды на план. Беззащитные красные ленточки ротных колонн наших мотострелков идут по извилистым тропкам ущелья. К ним хищно тянутся синие стрелы огня «моджахедов», занявших господствующие высоты.

Распахнутые пасти вражеских секторов обстрела не оставляли нашим никаких шансов. Внизу перечислены причины разгрома батальона, в глаза бросаются «отсутствие полноценных разведки и боевого охранения», «слабое руководство боем», «отсутствие авиационной поддержки»…

– Требую внимания, товарищи курсанты. В Министерстве Обороны на основании опыта боевых действий в Демократической республике Афганистан принято решение о внесении изменений в планы тактической подготовки.

Гораздо больше внимания уделим тактике боя мотострелковых подразделений в горных условиях. Наши коллеги с кафедры огневой подготовки и преподаватели матчасти и эксплуатации машин сейчас занимаются тем же – дополняют учебные планы.

Скачек поднял руку:

– Товарищ полковник, разрешите вопрос! Так нам, танкистам, зачем усиленная пехотная подготовка? Да ещё и горная?

Полковник молчал и смотрел куда-то в стену, над нашими головами. У него было явно хреновое настроение. Ни прибауток, ни анекдотов…

– Садись, сержант. Тут такое дело… Война, которая идёт в Афганистане – совсем не то, к чему мы готовились последние сорок лет. Никаких танковых прорывов линий обороны, ядерных ударов и масштабных фронтовых операций на половину Европы… Где место, силы и цели противника предельно понятны. Наши боевые действия в ДРА – это, по сути, контрпартизанская борьба. Без линии фронта. Без правил и в необычных условиях. В горах против «духов» танкам делать особо нечего. Как и зенитчикам, химикам, стратегическим ракетчикам и бомбардировщикам… И колоссальное военное превосходство Советского Союза тут не поможет. Скорее, наоборот. Как не помогло американцам во Вьетнаме. Поэтому вся война там, в Афганистане – это действия небольших подразделений, от взвода до усиленного батальона максимум. Причем война – пехотная. Пешком, по горам. Все мы там, по сути, мотострелки. Или даже скорее – горные стрелки.

Лучших из вас скоро будут отбирать в элитные войска – в ВДВ, в морпехи, в пограничники. Так вот, боевые в Афганистане продлятся ещё долго, многие попадут туда. И там все вы станете пехотой, независимо от цвета петлиц, берета и тельняшки. Самым древним родом войск. Там вообще всё как-то по средневековому…

Над аудиторией висела мёртвая тишина.

* * *

Суббота. Взводные маются в канцелярии. Колчан привычно ноет:

– Вот я самый старый капитан в Вооруженных Силах, может быть. А от вас никакого уважения, блин. Ты, Цаплин, тоже капитана получил, а разве ж можно сравнить наши заслуги? Красавкин второй год уже в Академии бронетанковых войск учится, так хотя бы вспомнил, что через бывшего моего курсанта Прухина себе такое счастье поимел.

– Кончай, Миха, Толик сам поступил.

– Это неважно! Не перебивай меня, не мешай мне страдать и требовать любви и почтения!

Писарев смеется:

– Ну давай, этого, мы тебе пятую звездочку на погоны пришпандорим. И обзовем «старшим капитаном».

– Лучше отпустите меня домой пораньше! У меня ревматизм, который не позволяет исполнять службу. А ещё воспаление среднего уха, загиб пальца…

Цаплин перебивает:

– Напоминаю, что офицер может быть освобожден от службы только по двум медицинским причинам: отрыв головы и прободение матки! Головы у тебя и так никогда особо не имелось, а как насчет матки? Ха-ха-ха!

– Смейся, смейся! Я сейчас тебе быстренько настроение испорчу. Ты в курсе, что Прухин из окружного госпиталя возвращается?

Цаплин грустнеет.

– Блин, это как, Миша? Он же полгода лежал с контузией… Комиссовать обязаны!

– Ну-ну. Саня, ты давно журнал «Коммунист Вооруженных Сил» читал?

– Давно. С самого рождения не читал. Это здесь с какого боку?

– Партийная пресса всегда с правильного боку! Вот смотри. На тридцать второй странице.

Ничего не понимающий Цаплин берет из рук Молчанова журнал, читает вслух:

– «… на партийной конференции представителей тыловых организаций КПСС обсуждали передовой опыт по осеменению коров и опоросу…» Тьфу ты, ну молодцы тыловые коммунисты, своевременно осеменяют коров и поросятся без задержки – причём тут наш придурок контуженный?

– Ты, Саня, поосторожней с формулировками. Подпись глянь под статьёй.

– Ну подпись, и чего? «Начальник политуправления Тыла Вооруженных Сил генерал-майор Прухин»… Ёксель-моксель! Папашка наш! Генерал уже.

– Вот именно! Так что теперь даже если твой Игорёк подорвёт училище и сожжет Боевое Знамя – всё равно до выпуска продержится. Ну что, настроение я тебе испортил, Саня? Пошел я домой?

– Да валите оба. Писарев, ты тоже иди, я посижу. Мои всё равно в культпоходе на Химмаше, на танцульки, небось, завалились. Дождусь уж. Пострадаю…

* * *

Сашка Ершов подождал, пока веселые Колчанов и Писарев скроются за поворотом, и проскочил в дверь казармы. Поднялся на свой этаж, капая кровью на ступени.

Дневальный ахнул:

– Санька, ты чего! В крови весь.

– На Химмаше отоварили гражданские, в «полтиннике». Ещё четверо наших там, заперлись в туалете. Зови сержантов. Только тихо, чтобы офицеры не просекли.

Сигнал «Наших бьют» в уставах не прописан, но исполняется в военном училище свято. Все, кто был в роте, в пять минут добежали до ворот.

– Открывай, молодой!

Второкурсники из наряда по КПП мгновенно распахнули створки. Вытянулись, отдавая честь.

Витька Шляпин выскочил на проезжую часть, остановил троллейбус. Испуганный водитель открыл переднюю дверь.

Витька проорал с площадки:

– Товарищи гражданские! Транспортное средство немедленно поступает в моё распоряжение. Приказываю покинуть салон. Водитель, гони на Химмаш без остановок, до Дома культуры имени пятидесятилетия Октября.

Забились в салон, тронулись. Испуганное мирное население на остановках провожало растерянными взглядами пролетающий мимо троллейбус.

Подлетели, выскочили, построились повзводно.

Шляпин командовал:

– Первый взвод остаетесь здесь, на приеме и сортировке. Второй и третий – внутрь, выгоняйте всех. Ершов, бери своё отделение, вытаскивайте наших из гальюна. Упавших не добивать, аккуратно. Баранов! Юрка, ты поосторожнее, убьёшь ещё кого-нибудь.

Полутяж Юрка хмыкнул.