Катерина Дмитриева - Птичьи фамилии

• Название: Птичьи фамилии
• Автор: Катерина Дмитриева
• Жанр: Любовное фэнтези

Эта история расширяет общепринятые понятия и временами выходит за рамки традиционной морали. Здесь плотское влечение и животная страсть усиливают внеземной обмен энергий и мудрости, а попытки героев найти подлинное счастье приближают к постижению секретов безграничной и безусловной любви. Действующие лица носят птичьи фамилии, и это неслучайно – так проще находить друг друга в земных воплощениях. Птицы-вестники всегда прилетают, стучатся в окна, чтобы предостеречь, намекнуть, о чем-то напомнить. События не случайны, ведь мы сами выбрали сценарии своих судеб, перед тем как отправиться на землю… Основное место действия – крупная нефтяная корпорация, главная героиня – воспитанная строгой матерью перфекционисткой в духе пансионов благородных девиц и непривычная к уменьшительно-ласкательным суффиксам, целеустремленная, упорная, и при этом тонко чувствующая натура. Сильная характером борца, Анна, к уменьшительно-ласкательным суффиксам не привыкшая, с детства добивалась своего, не просто мечтала, как сверстницы, о чем-то абстрактном, а ставила перед собой конкретные цели и уверенно шла к ним, если приходилось – то прямо «по головам». Переехать с окраины в центр мегаполиса, вырваться из небогатой семьи и заработать свой первый миллион, сделать успешную карьеру. Легко не было, но задуманное почти всегда сбывалось и ситуация была под контролем, пока не пришло наконец время для испытания любовью и дружбой…

---

Катерина Дмитриева

Всем Воронковым, Соколовым, Коршуновым, Сорокиным,

А также Синицам, Аистам, Беркутам, а также Поползням

посвящается

«Птичьифамилии»

История на простом языке

Тот, кто посеял, и тот, кто пожнет –

Не один и тот же человек,

Но он и не другой.

-0-

Ноябрь перевалил за середину, но сухое, бесснежное и безжизненное межсезонье из последних сил упиралось, игнорируя положенную природе смену сезонов. Бесцветная осень остывала, отдавая земле последние соки, жалобно всхлипывая на холодном ветру. Самое время прикрыть все это серое безобразие аккуратным белым покрывальцем до лучших времен, да зима видно где-то припозднилась.

Только что наступившее утро плавно перетекло в хмурый день, что, так по-настоящему не занявшись, уступил права вечеру – было темно и над городом словно стоял какой-то мутный купол из выхлопных газов и невысказанных атмосферных явлений. Московское безвременье, как черная дыра, казалось, проглотит, и не заметишь. Промозглый ветер отчаянно завывал, хаотично меняя направление и, не оставляя шансов увернуться, вынуждал ежиться и ускорять шаг немногочисленных прохожих, которых не иначе как нелегкая заставила выйти из дома. Все как один были одеты в темное. И все, словно из последних сил сдерживая обиду на несправедливый мир, хмурились и отворачивались от ветра.

Семья Орловых – муж, жена и их восьмилетняя дочь Агата – наблюдала недружелюбный пейзаж из окна старенького японского внедорожника. Трое одновременно думали уютную мысль о том, как им повезло, что они вместе, в тепле, в безопасности. Измученные, они проделали порядочный путь из глухой деревни под Нижним Новгородом в Москву для того, чтобы выбрать недорогое жилье в аренду на первое время. Главе семьи Орловых предложили высокооплачиваемую по нижегородским меркам работу в столице и им предстояло переехать, быть может, и навсегда, «как пойдет», но главное – вместе, как они твердо-натвердо решили.

Не было ни снежинки, и оттого свету было решительно не за что зацепиться. Уже к пяти вечера над городом сгустилась суровая ноябрьская тьма, смешивая черное небо и серый асфальт и создавая идеальное полотно для городской иллюминации и ксеноновых огней чужих дорогих автомобилей.

Агата всю дорогу смотрела в окно, и ее не покидало чувство, будто ей здесь все знакомо, хотя это и был ее первый визит в Москву. Мегаполис наводил на девочку печаль – ей было так жаль грустных прохожих, и лысые унылые деревья, жалобно вздрагивавшие на ветру, и оттого казавшиеся совершенно несчастными, и эти равнодушно глядящие своими холодными глазами-фарами большие машины.

Первой смотрели «однушку» в Химках. Внутренне чертыхаясь, отец семейства с трудом втиснул машину на единственное свободное место. Некогда перспективный и жадно растерзанный застройщиками, этот город в городе, Химки, теперь считался «пожилым» и скоро должен был отметить свое первое столетие, но никаких улучшений за это время в него не вносилось. В частности, парковочный вопрос так и бросили нерешенным, так что многие жители отказались от машин и пересели на маршрутки. Благо этого добра хватало – кооперативы жадно дрались за каждого клиента.

Агата как будто узнала облупившийся, несмотря на недавний косметический ремонт, семнадцатиэтажный дом. Девочка безошибочно угадала, в какой они войдут подъезд и на какой поднимутся этаж. Обогнав родителей и остановившись перед нужной квартирой, Агата уставилась на табличку с цифрами – «двенадцать-двенадцать». С раннего детства Орлова-младшая везде замечала повторяющиеся цифры и принимала их за особые знамения, как будто кто-то передавал ей важную информацию с помощью этих знаков. Родителям она просто объясняла, что «ровные цифры приносят ей удачу», и они не видели в этой детской игре ничего необычного. Остановившись перед дверью, как зачарованная, всегда скромная и молчаливая Агата яростно выпалила:

– Мы не будем здесь жить!

– О чем ты говоришь? Почему? – в один голос изумились родители. Девочка понесла совершенную на взгляд родителей чушь о каких-то воспоминаниях. Желая доказать свои слова, она в деталях описала родителям убранство комнаты, ремонт в которой не делался по меньшей мере пятнадцать – двадцать лет. Главная деталь – размытый акварельный портрет – должна была венчать массивный итальянский стол, покрытый дорогой, но устаревшей тяжелой фиолетовой скатертью. На портрете, по словам девочки, была изображена красивая молодая женщина, по-видимому, хозяйка квартиры.

Когда вошли в квартиру, там действительно все было точь-в-точь, как описала девочка. И в глазах красавицы на портрете читалась глубокая печаль. По замыслу художника, красавица как будто исчезала, испарялась, неуловимо растворяясь на холсте, и проявлялась вновь, но все так же не до конца.

Встречала потенциальных квартиросъемщиков точеная немолодая женщина, которая представилась Агнией. На вопрос о том, кто изображен на картине, Агния ответила, что это ее мать, которой уже нет в живых.

– Тут давно никто не живет. Мы с мужем переехали жить в Италию. Вы случайно застали меня в Москве – я тут проездом. Вот, решила сама показать вам квартиру по такому случаю, а так у нас этим риэлтор занимается. Я оставила тут все как было при жизни мамы, по крайней мере, этот стол и этот портрет она просила не трогать. Это был дорогой для мамы подарок одной ее знакомой. Тут никто не живет уже почти двадцать лет, но мы регулярно наведываемся, следим за состоянием, да, и коммунальные платежи оплачиваем. Вот, решили сдавать, и, если договоримся, вы будете нашими первыми квартиросъемщиками.

Эту квартиру родители Агаты не выбрали – одной комнаты, на половину которой важно громоздился массивный итальянский стол, было явно мало на троих. Не последнюю роль сыграл и категорический протест Агаты, которая ощущала в квартире необъяснимые беспокойство и тревогу. В Москву Орловы все же переехали – правда, в диаметрально противоположный конец города, на Каширку.

Оставался месяц до наступления Нового две тысячи семидесятого года, когда Агата, всей своей девчачьей душой жаждавшая чуда и волшебства, загремела в больницу с «огненной горячкой». Дружно борясь с редким заболеванием всеми доступными и недоступными средствами, врачи и родители буквально вытащили Агату с «того света». После чудесного выздоровления Агате стали сниться знакомые люди, которых она никогда раньше не видела наяву. Засыпая, Агата всякий раз видела перед собой ту молодую красавицу с портрета, которая желала поведать ей историю своей жизни. Девочка жадно слушала, а по утрам записывала все услышанное слово в слово. Странно, но ни одна подробность от нее не ускользнула, не была забыта спросонья. Ровно через год после последнего сна Агаты в книжном магазине «Москва», что на Тверской, прошла презентация книги, которую родители девочки издали под загадочным псевдонимом Анны Беркут. Повествование в ней ведется от третьего лица, как будто героиня доверила близкой подруге сделать то, на что сама так никогда и не решилась бы.

-1-

Жаркое лето две тысячи десятого заканчивалось серой пеленой дождя и низкой для московского августа десятиградусной температурой. Подходил к завершению монтаж крупной нефтяной конференции, которую на этот раз решено было проводить в вечно строящемся, однако вовсю и давно функционировавшем комплексе на окраине Москвы. К началу конгресса решили заново отремонтировать дорогу вокруг промышленного вида зданий комплекса и расширить парковку, отчего строительная жижа вперемешку с глиной текли по тому, что должно было являться проезжей частью. Коричнево-желтую липкую кашу жадно месили грузовики, газели и легковушки тех, кто вкалывал за кулисами крупнейшего съезда самых главных нефтяных и газовых корпораций.

«Хорошо хотя бы, что у меня внедорожник» – Анна Беркут печально улыбнулась своему отражению в косметическом зеркале, на секунду перестав реветь и жалеть себя. Она переживала трагический разрыв романтических отношений с коллегой по работе. И заодно развод с бывшим уже теперь мужем Игорем, случившийся собственно из-за этого коллеги, звали которого Никита. Служебный роман с Никитой не только разрушил брак Анны, но и сильно поранил ее нежное девичье эго.

По всем меркам и стандартам современного общества, Анна была девушкой красивой и вполне успешной. Но в личной жизни, как она сама считала, не везло, и оттого, особенно в последнее время, ей стало резко не доставать уверенности в себе.

К приятной внешности прилагался живой ум и заводной, веселый нрав. Анна была невысокого роста, с аккуратной стройной фигуркой идеальных параметров «90-60-90», с натуральными, никогда не знавшими красителя темно-русыми волосами почти до самой талии. У нее были большие зеленые глаза и от природы крупные, всегда как будто немного припухшие ярко-алого цвета губы. Косметикой она почти не пользовалась, ну разве только по особым случаям. Из обуви чаще всего носила каблуки, но в машине всегда переодевалась в балетки. Отдавая дань моде, любила кеды, куда же без них. Щедро одаренная природой, Анна, тем не менее, нуждалась в постоянном доказывании себе и всем вокруг того, что она «самая лучшая» ну или как минимум уж точно «не хуже других».