Василий Рожков - Заметки на полях. Поэтический сборник

• Название: Заметки на полях. Поэтический сборник
• Автор: Василий Рожков
• Жанр: Поэзия

В книге представлены не все, но многие и, по мнению автора, довольно спелые плоды предыдущих 20 лет стихотворчества, а также одноактовая пьеса в стихах на десерт.

---

Одиссея

Смейся, море! Земля, резвись!
Ходуном проходите, штормы!
С донных впадин взмывайте ввысь,
Корабли идеальной формы!

Старый кракен, лихой жонглёр,
Вас смешает со звёздной дробью
И щербатой расчёской гор
Локон облак взобьёт над бровью.

В небо-зеркало загляни,
Двойнику пожимая руку.
В ветви рёбер вплелись ремни,
Изгибаясь подобно луку.

Смотрит космоса Полифем
Из-за края бесстрастной бездны,
Как в бутоне раскрытых ферм
Поднимается жезл железный,

Как искатель былых побед
Рвёт ногтями остервенело
Атмосферы тугой послед,
И пронзает нагое тело

Метеоров толчёный лёд,
Растрепав океаны лёгких.
Так стрела зажигает влёт
Маяки островов далёких.

Май

Золотая глазунья солнца
Шепеляво шкворчит на небе,
Где чужая душа пасётся
После опытов в «Аненербе».

От расплавленной позолоты
Мы легли под забрало крыши,
И терзаем согласно КЗОТу
Мятый коврик убитой мыши,

И, гуляя трусцой усталой
Лабиринтами байт и битов,
Расцветаем молитвой-тайной
Над каньонами мегалитов.

«Дыханьем белого цветка…»

Дыханьем белого цветка
Повеяло на озеро и всё
Оно в лучах затрепетало.

Кто видел моложавого оленя,
Из серого утёса на бегу
Ретиво добывающего искры?

Зелёной веткою прильнув
К косматой гриве солнца,
Скачет день.

Живите, братья!
Прискорбием осенних холодов
Покроется вода ещё не скоро…

Почему – Потому что

– Почему ты всегда молчалив, как последний тупица?
– Потому что глухим самый громкий ответ – пантомима.
– Почему ты не спишь по ночам? – Я пытаюсь добиться
Декадентских кругов под глазами без помощи грима.

– Почему ты медлителен, словно боишься быть первым?
– Первый раньше уйдёт, я хотел бы помучиться дольше.
– Почему же от мира себя ограждаешь барьером?
– Это мой эшафот, порождённый причиною той же.

– Почему ты стоишь на вершине того эшафота,
На виду у народа себя самого колесуя?
– Там не будет меня – так притащат другого кого-то
Да извне позовут чужака, палача-рукосуя.

– Почему бы не стать с человечеством целым единым
И поведать что должно понятным умеренным слогом?
– Потому что, идя от краев к золотым серединам,
Я устану быть тем, кто меня развлечёт диалогом.

Кошки

Кошки – животные странные,
Ни на кого не похожие,
Мягкие, но многогранные,
Ранимые, но толстокожие.
Они существа фантастические,
Возможно, инопланетные,
И взгляды у них саркастические,
И шубы у них разноцветные,
И когти у них под подушками,
И рты широко разеваемы,
И щупальца завитушками
(Усами их называем мы).
Ещё у них лапы парные,
Чтобы планету исследовать,
И речи высокопарные —
С самими собой беседовать.
Но кошки – не аутисты.
Но кошки – не интраверты.
Они иногда артисты,
Поскольку дают концерты.

И где-то на белом свете
В секретном кошачьем центре
Проводятся эксперименты
Со всем, что есть на планете.

Бывает, что кошка сядет
И станет как бы не кошка.
Значит, она в засаде
И занята немножко.
Ведь ей абсолютно, в принципе,
Всё равно на кого охотиться.
Главное – вовремя выцепить
То, что вблизи находится.
А если есть что-то не наше,
Зловредное и плохое,
Кошка придет и ляжет,
Пузо уткнёт меховое
В трансцендентальную дырку,
Закупорит злые потоки
И будет во сне мурлыкать,
Слагать неземные строки.

(Главное – не пытаться
Понять её замысел тайный.
Мы тоже ведь, может статься,
Объекты её испытаний…)

Белый лаборант

Там, где один коридор с другими пересекается,
Песню тусклых плафонов затянув, как на шее бант,
Бродит ночным феноменом, странной фигурой мается
Из дыма полупрозрачного сотканный лаборант.

Вот уже много лет в дебрях НИИ захудалого,
Лишь на часах электронных вспыхнут четыре ноля,
Является из ниоткуда, как пригоршня снега талого,
Тот, кого отказалась носить на себе земля.

Казённый халат на вырост саваном развевается,
Под мутными окулярами бледная впалость щёк;
Всё это с белым кафелем в единый поток сливается,
И скепсис на пару с иронией пускаются наутёк.

Чушь практиканты мелют, губами трясёт уборщица,
Что-то нечленораздельное сторож под нос бурчит:
Стоит его увидеть – и кожа от страха морщится,
И в животе предательски взрывается общепит.

Слухи по лабораториям и по аудиториям
Распространяются разные, одна мрачнее другой —
То ли это учёный, душу отдавший теориям,
То ли он сам Лукавый, с наукой вступивший в бой.

И даже седому профессору, адепту марксизма научного,
Порою невольно хочется перекрестить чело,
Когда он идёт за портфелем, забытым по воле случая.
Но о своём видении не скажет он ничего.

В храме естествознания, в логове чистого разума
Бродит феноменальное, словно в глазу бельмо,
Хотя по всем показателям бродить не может ни разу, но
Здание нашего знания впустило его само.

Бродит во тьме коридорами, Орфеем за Эвридикою,
Белый, как на подоконнике недопитый кефир.
И снисходительно в сторону
                                                 с портретов глядят великие,
И из таблиц Менделеева мироточит эфир.

40 000

Жизнь матросская мне приснилась
В полосатом своём белье.
Забери меня, «Наутилус»,
Бороздить 40 000 лье.

Мало-мальская в сердце ранка
Щипет солью чужих морей.
Капитанам любого ранга
Не найти моряка верней.

В бескозырке с помпоном красным
Атлетичен, чумаз, усат,
Я подводным путям опасным
По-младенчески буду рад

И мятежным сипайским флагом
По-отрочески буду горд,
По танцующим скользким лагам
Безмятежно всходя на борт.

Капитан Очевидность, где ты?
Где твой взгляд из густых бровей?
Я не жду от судьбы вендетты,
Как коллега твой – Воробей.

Мне бы вольницы беззаботной —
Полный ход да фонтаны брызг.
Дай напиться воды забортной
До дельфиньего визга – вдрызг.

Где ты, Немо? Но море немо,
И железная клеть глуха.
Видно, дизельная трирема
Растеряла все потроха.

И команда, встав утром рано,
Удалилась сухим путём,
Бросив заживо капитана
В одиночества острый тёрн.

Без оглядки ушли – куда, блин?
Кто-то в Dublin, а кто-то в Kiel,
Рассудив, что мятеж подавлен
И за отмель цепляет киль.

Кто скоблит небоскрёбам ставни,
Кто на сцене торгует ртом,
Кто устроился на «Титаник»,
Не задумываясь о том.

«Наутилус» уже не хочет
Бороздить 40 000 лье.
Я проснулся средь тёмной ночи
В полосатом сыром белье.

И точка

Воспоминания, от которых выглядишь так сутуло,
Отбрасывая от себя движением резким,
Как, сняв, бросают одежду на спинку стула,
С опаской глядя на полуоткрытые занавески
(Не смотрит ли кто? твоей наготы не заметит ли?)
Ты подходишь к краю своего надлома,
И точка отсчёта, пробившаяся в свидетели,
Над пропастью распластана невесомо,
Продолжаясь вектором, телескопическим указателем,
Волшебной палочкой, призывающей идти вперёд.
Но прежде, чем отдаться пропасти, обязательны
Вкус её губ и ладоней надменный лёд,
Её объятия неимоверно бездонные,
Сжимающие до темноты под покровом век.
И, ощутив сполна эти тяготы многотонные,
Только тогда ты погружаешься в воды рек,
Текущих через надлом, смывающих напрочь
Всё твоё прошлое, всё существо твоё.
И точка мерцает, по циферблату прыгая за полночь
Клубком по дороге, помогая найти её.
Обессиленный, вконец залюбленный темнотой,
Посвятившей себя тебе,
                                         позабывшей про стыд и гордость,
Из надлома наружу ты выходишь совсем пустой,
Под грузом воспоминаний уже не горбясь,
Раскинув веером руки своих надежд,
Душу свою нагую подставив ветрам удачи
И предложений былых обвинительный злой падеж
Оборвав чёрной точкой, которая что-то значит.

Лицо самурая

Не каждый доверяет древним сказкам,
Коль жизнью заповедано терпеть.
Простой рыбак, судьбою не обласкан,
Привычным жестом бросил за борт сеть
И смотрит в пламенеющее море,
В игру алмазов и драконьих шкур,
Прислушиваясь к отзвукам историй
(Мастак же врать напарник-балагур!):

– Вот здесь – ты видишь? – в этом самом месте
В далёкие былые времена
Была морская битва. И бесчестье,
И гибель принести была должна
Правителю ослабленного клана.
Бесчислен враг, и силы не равны.
Вот так же и правитель утром рано
Смотрел на берег брошенной страны.

Всё было в прошлом – смена поколений,
Твердыни замков, слава и почёт.
Но ждать, когда поставят на колени
И голову противник отсечёт —
Немыслимый позор для самурая,
Тем более для правнука богов!
– Откуда же история такая
Могла сойти на судно рыбаков?

Конец ознакомительного фрагмента.