Виталий Кривонос - Лемминг Белого Склона

• Название: Лемминг Белого Склона
• Автор: Виталий Кривонос
• Жанр: Морские приключения

В Северных Землях случилось небывалое: сын короля карликов-двергов при помощи колдовства соблазнил дочь конунга Западных Заливов! Когда от их связи родился ребёнок, его вынесли на скалы умирать, но родичи со стороны отца подобрали его и воспитали при дворе подгорного короля. Когда ему сравнялось четырнадцать, он ушёл из дому, чтобы испытать себя на дороге чайки, стать настоящим викингом и скальдом и вырастить свою судьбу. На родине соплеменников своей матери, в суровой Стране Заливов, он обрёл друзей и врагов, познал и унижение, и славу, попал под покровительство легендарного вождя викингов Арнульфа Седого и под его руководством сделал первые шаги на китовой тропе, как на Севере называют Море. Этого парня назвали Хёгни, но в Стране Заливов он прославился как Хаген сын Альвара по прозвищу Лемминг. И так начинается сказание о его судьбе, тесно сплетённой с судьбой всех Северных Земель, известное как «Дорога чайки».

---

Кривонос Виталий Лемминг Белого Склона

По своей воле в море не отправится ни один дурак.

Артуро Перес-Реверте. «Осада»

На небе только и разговоров, что о море да о закате…

Х/ф. «Достучаться до небес»

Ходить по морю необходимо; жить не обязательно.

Латинская поговорка

Сага о Хагене, сыне Альвара

Перевод с языка Скельде, примечания, комментарии и эпиграфы – Виталий Кривонос

Часть 1 Лемминг Белого Склона

Взмах весла, ветер

И брызги холодных волн.

Слёзы на щеках.

Мацую Басё[1]

Зимовка на хуторе Лисья Нора

Был уже поздний вечер, когда в усадьбу Рэфсхолль пришёл гость.

Первым делом залаяли собаки. Сторвальд узнал резкий, напористый голос Лисички, затем – глухое ворчание Чёрного и заливистую брехню молодняка. Усмехнулся в усы: по весне будет славная охота! Но лай оборвался вмиг, как обрывается нить в руках пряхи. Сторвальд не успел насторожиться – раздался стук.

Стук сердца в костяной тесноте груди.

– Это не дикий зверь, – донеслось из тёмного угла за очагом, – но и не человек.

Астрид, мать Сторвальда, беззубая старуха, нечасто подавала голос. Но когда говорила – ошибалась редко.

На пороге заднего покоя молча возникла Герда дочь Люнгви, супруга Сторвальда, молодая лицом, но уже почти полностью седая. В широком шерстяном подоле заворочался сосунок Флоси, сын Эрика и его жены Соль Веснушки, внук Сторвальда бонда.

Стук повторился – негромко, но настойчиво.

Трое сыновей хозяина – крепкие бородатые парни, все в отца – стали по обе стороны от двери, поудобней перехватив топоры и ножи.

– Отворить? – Эрик, первенец и гордость, наклонил рогатину.

– Поглядим, кто пришёл в такую пору, – кивнул Сторвальд.

И вышел к двери – безоружный, бесстрастный.

Эрик открыл, наставил остриё во тьму…

– Славно же встречают путника в этом доме! – насмешливый хриплый голос ворвался в усадьбу с порывом леденящего ветра, бросил лёгкое презрение горстью снежинок в лицо.

– Кто из живых может странствовать в этих краях в канун Йолля? – отразил выпад хозяин. – Выйди на свет и назовись, чужеземец! Эрик, убери своё полено.

Эрик отступил – отцу виднее – но оружия не выпустил.

Скрипнул снег. Странник ступил на порог.

– Можете звать меня Гест сын Мовара.

Человек шёл на лыжах. И, похоже, из самого Нибельхейма, туманного Края Мёртвых. Облепленный белой наморозью, заиндевелый, сжимал он окоченевшими пальцами лыжные палки. Из-за спины виднелся горб: это намело снег на сумку за плечами. Бледное, цвета сыворотки лицо, перечёркнутое шрамом и суровое, синие губы, усы и щетина сверкали инеем. Верно, устал и замёрз как собака, но на ногах держался твёрдо.

Однако более всего Сторвальда встревожил взгляд пришельца. Тёмный, холодный, глубокий. Серо-зелёные глаза не моргали, не щурились на свет, не улыбались, в отличие от губ – тянули в морскую пучину, в промозглую бездну, где нет ни света, ни надежды.

Но – это был гость.

Никто не скажет, что в Лисьей Норе не приветят странника!

– Что же, – Сторвальд с улыбкой сделал приглашающий жест, – входи, Гест Моварсон, и располагайся со всеми удобствами.

– Гость, сын Чайки! – насмешливо бросил Эрик. – Будь я проклят, если такого твоё настоящее имя! Надобно думать, не один охотник идёт по следу этого волка!

– Не по нраву мне твои слова! – резко бросил Сторвальд.

А странник рассмеялся.

– Никто не идёт по моему следу, сын добрых родителей, – сказал он, – а тех псов и охотников, что шли, давно уже привечают предки. Но я хотел бы знать, – обратился к хозяину, – могу ли задержаться здесь до конца праздника Йолль?

– Дивлюсь я твоим словам! – развёл руками Сторвальд. – Думается мне, больше проку тебе остаться в Рэфсхолле до самой весны.

Гест вновь рассмеялся, теперь – грустно:

– Благодарствую, добрый хозяин. Однако нет на то моей воли. Весной мне следует быть уже в Равенсфьорде.

Скафтар Сторвальдсон, второй сын бонда, присвистнул:

– То неблизкий путь!

– Чайка летит быстро, – проскрипела из угла Астрид старуха, – коль ветер – встречный.

Все слышали, как снег скрипнул на зубах пришельца.

– Не стой в сенях, гость, – обратился хозяин к путнику, – проходи да садись, где пожелаешь. Эй, Скегин, – обернулся к третьему сыну, почти юнцу, – сходи за дровами, баню истопи. Герда, растолкай Соль – пусть сама нянчит, и разогрей бобы: думается, сын Мовара не откажется поужинать. А ты, Скафтар, не стой как камень на кургане, принеси пива. Или ты выпил бы чего покрепче, Гест?

– Не надобно так хлопотать, добрые хозяева, – проговорил гость, снимая и отряхивая плащ – совсем ветхий и дырявый, как отметил Сторвальд, – пусть бы спала себе ваша Соль, ибо всякий скажет, что молодой матери надобен покой. Но ещё сказано: «сильно торопится сесть у огня, кто пришёл издалёка, и колени замёрзли».

С этими словами Гест взял протянутый Скегином чурбачок и примостился на нём у самого камина, протянув руки прямо в огонь. Герда передала младенца Эрику, приняла плащ и котомку странника и повесила сушиться. Гест потёр руки, провёл по лицу, стирая иней и усталость, и обернулся к хозяевам с блаженной полуулыбкой:

– Огонь – это славно для рода людей!

– Здравие крепкое и жизнь, коль без лиха! – нашёлся Скегин, опередив отца, который тоже помнил «Поучения Высокого».

– Это верно, – кивнул Гест. – Пользы большой от пива не будет, особенно в лютый мороз.

– Тогда ты, думается, не откажешься от горячей ежевичной настойки с мёдом, раз уж не желаешь ни есть, ни попарить кости? – спросил Сторвальд.

– Не откажусь! – тихо засмеялся пришелец.

Скегин подкинул дров в очаг и помешал жар кочергой, Скафтар притащил запечатанный кувшин, но распечатывать и разливать не посмел, доверив это дело отцу. По гостиной поплыл тёрпкий пьянящий запах, когда котелок ставили на огонь. Все расселись у камина, даже старуха Астрид пересела поближе в своём кресле-качалке, облепленном обрывками пряжи. Только Эрик расхаживал по комнате, качая сына. Повисло напряжённое молчание, которое никто, однако, не смел прервать. Наконец Гест виновато улыбнулся:

– Не найдётся ли здесь трубочного зелья? Или в этом доме сей обычай не в почёте?

Скафтар молча протянул гостю кожаный мешочек. Отец бросил на него неодобрительный взгляд, ибо недолюбливал привычку дымить трубкой, почитая её «моряцкой дурью», хоть сыну и не запрещал. Сам нахлебался запретов от собственного батюшки, славной памяти Стормира Скафтарсона. Когда же гость задымил, как гейзер на сопках, Сторвальд заметил:

– Экая у тебя старая трубка! Ты из горцев или с побережья?

– С чего ты взял, добрый хозяин? – уклончиво отвечал Гест.

– Нетрудно сказать, – едва заметно ухмыльнулся бонд, – у нас только в этих краях курят.

– «У нас», вот как, – покачал головой Гест.

– В Хлордире, в Стране Заливов, я имел в виду, – уточнил Сторвальд. – Или ты из-за моря?

– Даже и не знаю, как тебе ответить, – молвил Гест, глядя в огонь. – Я действительно вырос в горах и действительно за морем. Но было бы неправдой сказать, что я не жил на побережье и не ходил на вёслах и под парусом. Я, как ты уже, верно, догадался, Сторвальд бонд, был викингом, и останусь им, какие бы там указы не издавал наш добрый король Хруд…

Не скрылось от Сторвальда, как странно дёрнулось лицо гостя при словах «наш добрый король», и как холодный взгляд на миг исполнился дикой, волчьей тоски. Такие же глаза были у старого верного волкодава Трюма, когда он совсем одряхлел и отец прогнал его в лес со двора – подыхать. Сторвальд бонд был тогда совсем мальчишкой – зим семи или восьми. Но даже спустя целую жизнь его сердце всё ещё хранило тот обречённый собачий взгляд…

А Эрик ничего не заметил и пробормотал:

– Хорошенькое дело – викинг у нашего очага!

– Не ори, – бросил отец, – засранца своего разбудишь. А ты, добрый человек, поведай-ка нам, как это тебя занесло так далеко от моря.

– Поверь мне, добрый хозяин, – криво усмехнулся Гест, – это долгая и скучная история, в которой ни у кого из нас нет нужды. Подобных историй сто на сотню. И можешь быть уверен, что по весне никто не заявится сюда выспрашивать о сыне Мовара – или о каком другом сыне. Впрочем, – добавил бродяга, немного помолчав, – я не хочу казаться неучтивым. Вы приютили меня, я же могу отплатить только словом. И, поскольку вечера нынче долгие, могу нелживо поведать вам сагу об одном человеке, которого не так давно не стало в мире живых. Его сага занимательнее моей и позабавит вас куда больше.

– Кто же этот великий муж? – насмешливо спросил Эрик. – Некто из героев войны Пасти и Длани? Мало их теперь ходит под небом!

– Воистину так, – кивнул Гест. – Хотя и не назвал бы я великим мужем Хагена сына Альвара…