Эдуард Диа Диникин - Манифестофель

• Название: Манифестофель
• Автор: Эдуард Диа Диникин
• Жанр: Русское современное

В творчестве автора уникальным образом сочетаются авантюрный хоррор-трэш и глубокая экзистенциальная драма с тонким ироничным привкусом, смягчающим безжалостную серьезность цепочки оборванных, запутанных и не связанных, на первый взгляд, случайностей, которые приводят к фатальным последствиям.

---

Манифестофель Эдуард Диа Диникин

© Эдуард Диа Диникин, 2016

ISBN 978-5-4483-5028-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Манифестофель

Ад невозможно сделать привлекательным, поэтому дьявол делает привлекательной дорогу туда.

Св. Василий Великий

«… actually it is not important

what color is the hand

searching in the darkness

when we get under the blanket

telling each other sweet horror tales

but it is important that

it will not grab us at the moment

when we believe them»…

Natasha Bazhenova

«The problem of Resurrection»

Куры, несущие зайца, вот, что примерно было в сознании Бориса Кортонова, когда он ехал утром домой на Елизавет после ночной смены на азотно-кислородной станции. То есть, в его сознании была всякая ерунда. Маршрутка была полной, как какая-то беременная дура, залетевшая на подножку микроавтобуса на улице Восьмого марта, а потом вставшая перед Борисом. Он вначале не заметил, что она беременная – подумал, что просто полная. Но тут ей уступила место женщина, которая, как выяснилось из короткого диалога между ней и беременной, все равно выходила.

Народу было много. В конце восьмидесятых, помнил он, так же много набилось на концерт «Иваси» в местном клубе на «Вторчике». Тогда этот дуэт был популярен, как сейчас Киркоров с Аллой Пугачевой или любой другой эстрадный мужчина с «бородой». Борис не особенно сильно интересовался российской поп-музыкой. Настолько не особенно, что вполне можно было сказать, что скорее российская поп-музыка интересовалась Борисом. Хотя бы потому, что он был потенциальным слушателем FM.

Кортонов подергал наушники. Никакого звука. Хоть чем-то отгородиться от этого постылого первого дня мая. Вчера днем было тепло – тут боженьке можно поставить плюс в виде крестика. А к вечеру стало прохладно. Конечно, температура не опустилась ниже нуля в тот последний вечер апреля, хотя, он бы не удивился – в этом мире все уже давно или опустившееся или опущенное. Почему вдруг температуре еще держаться приличий?

Кортонов ехал в маршрутке «зайцем». Войдя на остановке в микроавтобус, он просто прошел назад и сел. Так костюмы садятся после стирки – костюмы ведь никому и никогда денег не платят. Дело было не в деньгах – он просто забыл про них. Вообще. Он даже не думал о Мальгине, слесаре с АКС, который на днях выиграл двести тысяч рублей. В другое время он вспомнил бы слова матери об их семейной невезучести, но не сегодня….

В его голове было много мыслей. Так много, что как будто – ни одной. Как какой-то кавардак с ералашем: смесь сухого варенья, виста, предпочтения, картошки, говядины, орехов и сваренной головы Бориса Грачевского.

Чëрт! Чёрт! Чëрт! Он опять и опять вспоминал события сегодняшнего утра и вчерашнего вечера. Почувствовав, что кто-то смотрит на него, Борис поднял глаза. Справа от него – по диагонали – сидел молодой парень, худощавый блондин с волосами до плеч. На нем была черная майка с какими-то надписями и опущенным на спину капюшоном, на ногах джинсы. Он кого-то напомнил Кортонову. Попытавшись вспомнить, он, вероятно, пристальней, чем следовало по правилам этикета «маршруток» вгляделся в юношу, которому явно было лет шестнадцать-семнадцать. Черные глаза…. Странно для блондина, если он, конечно, не крашенный. Парень посмотрел на него. И Борис, мужчина, которому два дня назад исполнилось ровно сорок, почувствовал смущение. Этот шестнадцатилетний сопляк смотрел на него открыто, не отводя взгляда и самое неприятное, что смотрел он на него с каким-то пониманием.

Кортонов отвел глаза. «Гомик, что ли», подумал он, «они сейчас все „гомадрилят“ друг друга. Наслушаются „Тату“ и без всякого стеснения»….

Он вдруг понял, что думает так, как примерно говорила его мать. А также бабушка. Он рос в семье, отличной от этой «маршрутки». Неполной.

А ему ведь только двадцать девятого исполнилось сорок. Два дня назад. Он родился в год, когда «Пинк Флойд» выпустили альбом «Темная сторона Луны», над Синаем был сбит «боинг» ливийских авиалиний, а именно в день его рождения открылся Всемирный торговый центр в Нью – Йорке…. 1973 год.

Когда, через двадцать восемь лет, в 2001 году, «близнецы» рухнули под выверенными ударами неба и земли, он испытал чувство досады. Как будто в детстве отобрали игрушку. Например, «железную дорогу».

Кортонов пошел к выходу. Стоя у двери, он почувствовал взгляд справа и повернул голову. Юноша, с уже накинутым на голову капюшоном, смотрел на него. Кортонову показалось, что он увидел в глазах парня какую-то насмешку. «Да он меня, что ли, „голубым“ считает!», возмутился Борис про себя. Ему хотелось крикнуть этому сопляку:

– Ты, овца, дуло залепи, пидор!

Но, конечно, он не крикнул. Это вообще было бы смешно. Какое там «дуло залепи?» – парень рта не открывал. Да и вообще – Кортонов никогда ни на кого не орал. Исключая разве мать и покойную бабку. Порой они выводили его, конечно, тут трудно было не сорваться. Хорошо, что сейчас мать опять уехала в Челябинск – к его старшей сестре.

«Маршрутка» остановилась, но не там, где думал Кортонов. Каким-то образом, он перепутал остановки, встав раньше своей. Он посторонился, пропустив невысокого усатого мужчину в очках. Его плешь была прикрыта джинсовой кепкой. Кортонов сразу понял, что у мужчины плешь, потому, что сам носил кепку, которая грела и прикрывала лысую часть его головы.

Микроавтобус не трогался. Более того – с их водителем, азиатским мигрантом, затеял ссору другой такой же – из «маршрутки», оставшейся позади. Водители громко и с акцентом орали друг на друга. Кортонов понял, что причина их ссоры связана то ли с вождением (он сам никогда не ездил за рулем, и не имел прав, поэтому не понимал все точно), то ли с тем, что «их» водитель каким-то образом «ворует» пассажиров у первого.

Перепалка продолжалась. «Маршрутка» не трогалась с места.

– Да ты з… ал уже! – заорал «чужой» в который раз.

– Да ты сам з… ал! – в очередной раз ответил водитель их маршрутки, который ни разу не стал «своим» для Кортонова за весь этот путь Елизавет.

Какая-то вдруг неведомая ярость охватила его неожиданно, мощно, неукротимо и он заорал, хриплым басом, перекрывая крики водителей:

– Хватит орать матом… бл… скоты!!!!

В микроавтобусе наступила тишина. Через секунду водители обменялись уже гораздо более тихими ругательствами, а еще через три или четыре «маршрутка» тронулась.

Сердце Бориса быстро стучало, от щек отлила кровь. В нем клокотало бешенство. Это чувство было хорошо знакомо ему, но впервые он так явно его выразил. Даже голос у него прозвучал как-то странно – чересчур низко. А эта хриплость в нем? А эти два мигрантских урода, устроившие перепалку так, будто кроме них тут не было ни кого?!! А этот парень еще тут который?! Блондинчик этот самый. Кортонов наконец понял, кого он ему напоминает – соседа. В одном с ним подъезде жил один гаденыш – лет пятнадцати, наверное, не больше. Дом Кортонова был, возможно, самым плохим домом на Елизавет, Вторчермете и Ботанике вместе взятых. Его уже было пора сносить при Хрущеве, при котором его и построили. А гаденыш этот: Борис понял теперь, почему парень в «маршрутке» напомнил ему его – из-за капюшона, тот тоже всегда был в нем полностью головою – гаденыш разрисовал весь подъезд всякими надписями и рисунками. Надписи были – один мат практически. А рисунки…. Было нельзя смотреть на них без омерзения.

Кортонов спохватился – он же так переедет свою остановку! Он быстро пробрался к выходу.

– Будьте добры, остановитесь здесь, пожалуйста, – несколько извиняющимся тоном обратился он к шоферу.

Тот бросил быстрый взгляд на Кортонова и резко остановился. Бориса сильно мотнуло в сторону, и он вспомнил, что секунд двадцать назад орал на этого водителя, уроженца Средней Азии, хрипло и уверенно.

Борис вышел из микроавтобуса. На улице было не так уж прохладно. А когда он ехал в «маршрутке», казалось, что чуть ли не минусовая температура.

Он шел домой довольно быстро. Когда-то он так же быстро шел домой из школы. Пацаны в классе, за редким исключением, не любили его. Что, в общем-то, можно ожидать от быдла? Все это давно забылось, но привычка ходить быстро, чтобы лишний раз не наткнуться на одноклассников и вообще на пацанов, знакомых и незнакомых, осталась. Вот привычку быстро есть, приобретенную в армии, он, вернувшись домой, оставил почти сразу. Наверное, потому, что, призвавшись весной девяносто первого, осенью девяносто первого он уже был комиссован. Его ударило упавшим бревном, чудом не размозжившим ему голову. Мать примчалась из Свердловска в Забайкалье быстрее поезда, на котором ехала. Или ехала бы. Он уже не помнил – на поезде она приехала или прилетела на самолете. Или в ступе, как он думал уже теперь, увлекшись буддизмом, и зная, что ступа в буддизме – это полусферическое сооружение, изначально бывшее в Индии просто могильным курганом, сооружавшимся для погребения царей или вождей. Ступа, знал он, это куча камней и земли. То есть стопка, по-русски. Эта мысль – насчет стопки – пришла ему в голову месяц назад. Она и сейчас ему пришла, но под алкогольным углом зрения. Не выпить ли шесть-семь стопок водки?