Владимир Немцев - Вопросы о России. Свободная монография

• Название: Вопросы о России. Свободная монография
• Автор: Владимир Немцев
• Жанр: Прочая научная литература

С помощью обращения к творческому наследию русских литературных критиков, писателей, мыслителей автор обобщает комплекс вопросов, связанных с особенностями российской истории, национального самосознания, а также предлагает видение некоторых подробностей. Как образовалась страна под названием Россия, какие идеи питают её, что позволяет жить и помогать другим.

---

А вот люди рангом пониже могли накинуть на себя мятль – еще один вид безрукавного плаща, но колоколообразного вида. Мятль был вполне добротной, хотя и простой, одеждой. Есть сведения, что устанавливался даже штраф в три гривны для того, кто в драке разорвет чей-то мятль (по другим летописным источникам, стоимость мятля составляла полгривны). В летописях упоминаются рудавые (красно-бурые) и чёрные мятли.

Старинный русский костюм был весьма многослоен. Если сорочица надевалась в начале, то кожух завершал композицию. Этот верхний покров был самым тёплым слоем, для его отделки использовались козлиные и овечьи шкуры. Кожухи носили как женщины, так и мужчины. Богатые кожухи были сделаны из хорошо выделанной мягкой кожи, расшивались жемчугом и украшались драгоценными нашивками из дорогих тканей. В духовной грамоте Ивана Калиты (1339 г.) можно встретить такие описания: «кожух черленый женчюжный», «кожух желтая обирь», два «кожуха с аламы с женчюгом». Кожу для этого наряда красили в разные цвета, но чаще всего использовали красный: «кожух чермничный», «кожух черленый». Люд попроще носил кожухи из грубо выделанной кожи.

Ещё крестьяне и небогатые горожане носили вотолу (или волоту) – кусок толстой посконной материи или грубой шерстяной ткани, который накидывали на плечи в сырую и холодную погоду. Длина вотолы была до колен или икр. Она застегивалась или завязывалась у шеи и иногда имела капюшон. В таком наряде пойти на церковный обряд было, конечно, неудобно, но вот собирать в ней яблоки в дождливый октябрьский день – самое уместное (см. «Русскую семёрку», russian7).

Как видим, историческое жилище русского человека вполне сопрягается с его одеянием, в соответствии с бытовыми традициями и сезонными условиями, но изба представляет более универсальное явление, стилистически укоренённое и потому постоянное. Кроме того, вид жилища в суровых климатических условиях наиболее полно демонстрирует трудовую этику хозяина, полностью вовлекая его в социально-трудовой процесс, и тем самым в восприятие окружающего мира. Устройство жизни у восточных славян породило и богатую лексику, и самобытный фольклор, и образ мышления, которые стали не всем ясными и необходимыми. Например, большой словарь названий из быта крестьян и мастеровых в ЖХКЗ, определяющий мир труда и вселенной, ушёл из употребления.

Ныне такая гармония уже утрачена. Но готовы ли мы подобную гармонию понимать?

Глава 3. Становление России

У Великого княжества Московского имелось и более короткое название – Московия, которым обычно иностранцы долго обозначали Россию. Менее распространено в истории название Московская Русь, но так называли свою страну только великороссы – русские, живущие на северо-восточных землях восточных славян40. Многие языки мира вообще не различают Русь и Россию, русских и украинцев с белорусами, да и вообще русских от россиян.

Отчего мы семью, куда входят разные поколения, не признаём неизменным во времени родовым образованием – не потому ли, что семья развивается у всех на глазах: личности разных возрастов и поколений сменяются относительно быстро, – а страну и нацию привыкли считать неизменными? Но ведь это совершенно устарелое представление! В цивилизованных нациях понятие родов – атавизм. И нация здесь выражает отнюдь не неизменный в веках организм. Действительно, американцы США, уничтожившие более двухсот лет тому назад десятки миллионов индейцев в ходе покорения Северной Америки, сегодня считают постыдным показывать свою агрессивность в любых проявлениях. А попробуйте назвать современного шведа или норвежца викингом – они улыбнутся. И в самом деле, разве они похожи на средневековых «рэкетиров», отбиравших товары у купцов?

Нет, нации перманентно меняются, как люди, как их семьи, чередуя предков с потомками, обновляя разные поколения. Только семьи меняются медленнее людей, а нации – ещё незаметнее. И утверждения о ныне существующих «древних нациях» есть миф, в котором чаще всего нуждаются политические силы, и особенно самодержавия.

И поэтому русская нация, формирующаяся при царе Алексее Михайловиче и созданная при Петре Великом, а осознавшая себя при Николае I – это совсем не Российская федерация, которую порой сегодня поспешно называют «великой». Это определение ещё надо заслужить, как титул, осторожно опираясь на славу предков.

И нельзя по-славянофильски считать образцовыми русскими людьми кочевническое племя московитов времён Ивана Грозного, облачённых в восточные халаты персидского покроя. Да и образцовых наций вообще не существует. Это такой же миф, как «идеальный мужчина», «лучшая собачья порода», «красивейшее место на земле» – всё понятия из области личных предпочтений.

Поэтому обратимся лучше к почётным званиям, которые выбирали себе разные правители Руси, Московии, России. В титулах русских царей хорошо отражены изменения государственного устройства. Иван III называл себя «Великим князем» и «Государем всея Руссии», а также «Божией милостию Государем всея Руси». Василий III в основном повторил этот титул, а вот Иван IV уже зовётся «Великим Государем Царём и Великим Князем Иваном Васильевичем всея Руси». Фёдор Иоаннович повторяет титул, заменяя только «Русь» на «Россию», что было первым употреблением нынешнего названия государства. Борис Годунов возвращает «Русию», а Лжедмитрий I – «Россию». Борис Годунов, правда, ещё вводит определение «Самодержец», Василием Шуйским и Михаилом Фёдоровичем Романовым возвращённое уже окончательно. Василий Иванович Шуйский делает свой краткий титул даже более «старомодным»: «Божиею милостью Великий Господарь Царь и Великий князь Василий Иванович всея Руси самодержец». Алексей Михайлович возвращается к России, а с императорского титула Петра Первого появляется тоже окончательное самоназвание «Император и Самодержец Всероссийский». Под Всероссийским имелись в виду «Великие и Малые и Белые России», как в титуле его отца41.

Таким образом, ныне ещё существует, в традиционном их понимании, три России: Российская Федерация (Великая Россия), Украина (Малая Россия) и Белоруссия. Сам Пётр утвердил разговорное и обычное именование своей страны, как Россия, значит, страна россов.

А если говорить о самом начале Российской империи, то в XVIII веке видятся четыре события, способствующие началу становления русского общества граждан: а) обращено внимание царя на светское образование подданных; б) появилась периодическая печать в 1703 году; в) возникла Академия наук, члены которой, в первую очередь М.В.Ломоносов, стали переходить на написание своих трудов с латыни на русский; г) Екатерина II провозгласила вольность дворянства.

Всё это несло как положительный, так и отрицательный потенциал обществу и культуре. Впрочем, первого, по счастью, было больше. Прежде всего, возникла примитивная общественная жизнь. Вот как описывает её признаки в 1795 году мемуарист: «Модный московский свет, наряду с петербургским, размежевался на два отделения: в одном отличались англоманы, в другом галломаны. В Петербурге было более англоманов, то есть, любителей поверий английских; в Москве было более галломанов. В модных домах появились будуары, диваны, и с ними начались истерики, мигрени, спазмы и т. д. Из обветшалой Франции XVIII столетия нахлынуло к нам волокитство <…>. Как будто бы для сбережения своих сердец, щеголихи большого света надели золотые цепи. Это, однако же, была не парижская мода, а своя – московская. В утренние разъезды и на обеды ездили с гайдуками, скороходами, на быстрых четвернях и шестерных.

Вечером – домашние театры, где большею частию играли французские комедии, балы, и маскарады, по воскресеньям и в праздничные дни под Донским были кулачные схватки, пляски, хоры песельников и санный бег. В честь победителя раздавались рукоплескания. По ночам кипел банк. Тогда уже ломбарды более и более затеснялись закладом крестьянских душ. Быстры, внезапны были переходы от роскоши к разорению. И у нас в большом cвeте завелись менялы. Днём разъезжали они в каретах по домам с корзинками, наполненными разными безделками, и променивали их на чистое золото и драгоценные каменья, а вечером увивались около тех счастливцев, которые проигрывали свое имение и выманивали у них почётное подаяние. <…> Москва пировала в полном разгуле жизни весёлой. В заграничном европейском мире гремело оружие республиканских легионеров и на полях Италии, и на берегах Рейна, а в пределах древней Батавии развевались знамёна трёхцветные; но для нас всё это было на краю какого-то другого света…»42.

Эти живописные картины словно бы прокомментировал Константин Аксаков, публицист-славянофил, поэт, критик, который в 1857 году в газете «Молва» опубликовал саркастичный «Опыт синонимов»: «Было время, когда у нас не было публики <…>, а был народ. <…> Публика – явление чисто западное, и была заведена у нас вместе с разными нововведениями. Она образовалась очень просто: часть народа отказалась от русской жизни, языка и одежды и составила публику, которая и всплыла над поверхностью. Она-то, публика, и составляет нашу постоянную связь с Западом; выписывает оттуда всякие, и материальные и духовные, наряды, преклоняется перед ними, как перед учителем, занимает у него мысли и чувства, платя за это огромною ценою: временем, связью с народом и самою истиною мысли. Публика является над народом, как будто его привилегированное выражение; в самом же деле публика есть искажение идеи народа. <…> Публика подражает и не имеет самостоятельности: всё, что принимает она, чужое, – принимает она наружно, становясь всякий раз сама чужою. Народ не подражает и совершенно самостоятелен; а если что примет чужое, то сделает это своим, усвоит. У публики своё обращается в чужое. У народа чужое обращается в своё. <…> Публика и народ имеют эпитеты: публика у нас – почтеннейшая, а народ – православный. Публика, вперед! Народ, назад! так воскликнул многозначительно один хожалый»43.