Александр Кормашов - Комбыгхатор

• Название: Комбыгхатор
• Автор: Александр Кормашов
• Жанр: Русское современное

Роман «Комбыгхатор» – сложное многоплановое произведение, где юмор, мелодрама, философия, трагедия, сказка, фантастика поочередно вплетаются в историю человечества, в ту новую историю, которая началась на Земле вскоре после того, как земляне массово покинули родную планету.

---

– Какой! Вы смотрите, какая шляпка – наполовину бурая, наполовину белая! Пегенький!.. Теперь он будет моим самым любимым!

– Посмотрите вокруг внимательней, Тесла Григорьевна. Там будут еще. Ощупайте мох.

Теся вертелась вокруг себя на коленях, нажимала ладонью на мох, и вдруг нащупала твердость. Сдернула мох и застыла. Снова был белый. С той же пухлой, мясистой ножкой, но шляпкою совсем маленькой и совсем белой.

– Он совсем белый! – закричала она. – Он совсем настоящий белый! А я думала, отчего они белые, если все коричневые? А этот совсем чисто белый! Ма-аленьки-ий, – заворковала она и поглаживая грибок мизинцем, как новорожденного котенка. – Игнатий Игнатьевич, а, может, его оставить? Он совсем еще маленький и весь белый, а?

– Шляпка на воздухе все равно побуреет.

– Так что, его резать его, да?

– Ну, решайте.

– Я снова закрою мхом.

– Как хотите. Слишком маленьких я сам не беру.

– Да он и не слишком. Он даже большой. Нога толстая.

– Ну, тогда режьте.

– Жа-алко, ведь такой малипусенький, – Теся заглянула в корзину и посмотрела на предыдущий, только что целованный гриб. Шмыгнула носом. Игнатий Игнатьевич стоял уже за спиной. Она осторожно прикрыла мхом этот белый белый, набросала сверху сухих сосновых иголок, встала с колен и опять, но теперь уже с высоты роста, глянула в свою корзину. Нет, этот пегий, с прожилочками на шляпке от сосновых хвоинок, он был, осень красив, но ей уже не хотелось целовать снова. Она шмыгнула носом и опять посмотрела туда, где прикрыла грибок.

Все еще держа в руках нож, все еще чувствуя жалость – и к себе даже больше, чем к оставленному грибу, совсем вся расстроившись, она обернулась за помощью к Игнатию Игнатьевичу, как два черных зрачка уперлись ей в лоб.

– Зачем вы приехали?

– Я не при… – машинально проговорила она, а во рту отчего-то стало шершаво и сухо. – Простите, – кашлянула она, отведя глаза в сторону.

Игнатий Игнатьевич тоже отвел глаза и кончиком палки пощупал под ногой мох. Теся спустила из груди воздух, но неожиданно поперхнулась, закашлялась и, кашляя, ничего не могла поделать с трясущимися руками, в которых лихорадочно прыгал нож.

– Извините, Тесла Григорьевна. Это вы простите меня. Но все-таки будет лучше, если мы внесем некоторую ясность в наши отношения. Нет, я вас не тороплю. Но поговорить надо. Вы согласны?

Теся чуть не кивнула и внутренне даже кивнула, но спохватилась, взяла себя в руки, и все-таки пару секунд прислушивалась к своей голове: кивнула та или нет. Этих секунд замешательства ее спутнику хватило вполне.

– Ну и прекрасно. Давайте тогда отметим наше первое взаимное понимание. Пообедаем, я хотел сказать. Уже время.

– Нет-нет, я не буду, я не хочу, – испуганно замотала головой Теся, отступила назад и почувствовала под ногой хруст. Она обернулась и сдвинула сапогом лоскут мха, под ним оголилась земля – очень твердая, гладкая, черная и осклизлая. Белый раздавленный гриб-малютка лежал теперь на боку. Как ребенок, выпавший из коляски на что-то невыразимо мертвое. На чужую, покрытую гудроном планету.

Они еще походили, молча, в отдалении друг от друга. Потом Игнатий Игнатьевич. Она безрадостно подошла, думая, что гриб, но он уже достал из кармана широкую полиэтиленовую пленку, встряхнул и расстелил на земле. Сам сел на краешек пленки и заставил Лясю сесть на другой. Затем достал из другого кармана газетный сверток и развернул: два куска хлеба, пересыпанных солью, яйцо, огурец. Огурец он разрезал вдоль, яйцо так же. Положил половинки того и другого на два куска хлеба и протянул один Тесе.

– Угощайтесь!

Она отнекивалась и уверила, что есть совершенно не хочет. Но попила бы воды.

– Ну, тогда огурец. Он будет вместо питья.

Она взяла свою половинку. Держала ее на кончиках пальцев, как зеленую лодочку, на которой хотелось уплыть, даже не домой, а куда-нибудь, где ее не знают, потому что она ничего не сделала, чтобы ее узнали.

Осторожно вернула свой огурец обратно на хлеб.

– Нет, в действительности… Спасибо. Я не хочу.

– Ну что же, была бы честь предложена. Я закурю, если не возражаете?

Теся полноценно кивнула. Игнатий Игнатьевич стряхнул с колен крошки и достал из портсигара самодельную папиросу.

– В космополиях, слышал, ваши давно не курят, – с нарочито незавершенною интонацией сказал он, вытряхивая из гильзы лишние табачные крошки.

– Я курю, – тихо сказала Теся. А потом, помолчав и чувствуя, что краснеет: – Я хотела…

– Не предлагаю, – сухо сказал Игнатий Игнатьевич. И, прикусив папиросу меж крупных желтых зубов, достал из кармана спички и прикурил.

Он курил и молчал. Теся молчала ему в ответ. В то утро она даже не вспомнила, что забыла взять сигареты. С тех пор, как разрешили работать в школе, она старалась курить только дома, одна, и это не казалась ей интересным. Интересного ей хватало в другом. Вот хотя бы поехать всем школьным автобусом по грибы.

Вверху понемногу светлело, облака поднимались и разрывались, бор протяжно шумел, сосны тихо качались, внизу пробегал ветерок. Теся невольно ловила его лицом, пыталась подставить то лоб, то щеку, то подбородок, как внезапное солнце плеснулось сверху в глаза и залило весь бор. Будто в кружку вливалось пиво. Солнце и хмелило, как пиво. Все: и белая пышность мха, и литые, коричневые и ровные, как церковные свечи, сосны, и зеленые клубы хвои над головой, и сам свет, и лежащие на земле тени… – все это словно всплывало и плыло куда-то в небо…

Игнатий Игнатьевич давно что-то говорил. Она слушала и не слышала.

– И только потом я понял Пабло Неруду, его слова: «Кто не видел чилийского леса, тот не знает нашу планету». Для меня же чилийский лес – это наш бор. И я бы еще немного поправил Неруду: «… тот не знает нашего бога». В детстве я серьезно считал, что лес – это бог. А бог – это лес. Я вот так же ходил по грибы и вот так же, как вы сейчас, целовал каждый гриб, а когда забывал какой-то поцеловать, доставал его из корзины назад, чтобы все же поцеловать, иногда даже лишний раз, потому что боялся какой-нибудь гриб пропустить. Так я благодарил бога. Мама всегда мне клала в корзину хлеб, но я весь его не съедал, а кусочек прятал под мох. Для бога. Я делал так постоянно. Вы думаете, смешно?

– Наверное, нет.

– Наверное. Хотя и язычество. Впрочем, если позволите.

Кряхтя, он встал на колени, отделил от земли коврик мха, подождал, пока Теся положит туда кусок черного присоленного хлеба, половинку яйца, огурца, а затем опустил мох на место и поднялся с колен.

– Я знаю, у вас уезды часто развиваются на основе брошенных съемочных площадок. Кино сняли, а разбирать и утилизировать декорации дорого. Вот и получаете средневековую Англию или Дикий Запад. У нас здесь не так. Здесь вы не найдете никого вроде наших староверов-бегунов или американских амишей-меннонитов. Если вы приехали заниматься литературой, занимайтесь. Историей? Пожалуйста. Я и сам хотел изучать историю и литературу. Но пришлось преподавать физику. И мне все более очевидно, что вас тоже больше интересует физическая сторона жизни нашего уезда. Так бывает. Да. Но не стоит слишком сильно пытаться жить с нами одной жизнью. К хорошему это обычно не приводит.

Все это он проговорил, глядя ей в прямо глаза, но потом, словно не желая показаться чересчур строгим, сухо улыбнулся:

– Впрочем, извините. Будьте, как дома. Может, я ошибаюсь. Не знаю. Вы для меня загадка. Но и весь уезд тоже тьма.

Он вздохнул, отвернулся, подхватил на локоть корзину и пошел, направляясь на поиски грибов дальше. Он и дальше продолжал что-то говорить, но само начало этого продолжения она совершенно прослушала, потому что еще долго стояла на одном месте, сведя брови к переносице. Потом все-таки очнулась и посеменила за стариком. Нагнала, пошла сбоку и стала прислушиваться. Он вовремя обернулся и резко перегородил ей палкой дорогу, иначе бы она споткнулась о совершенно огромный гриб, со шляпкой размером в половину кожаного футбольного мяча.

– Не спните. – предупредил он. – Хотя он перестоявший. Но все равно оставьте на развод. Кстати, вы никогда не задумывались, сколько энергии выперло словно ниоткуда? Вот и наши предки без конца удивлялись, откуда всё вырастает? Так быстро и без всяких корней. Тут снова задумаешь о боге, когда что-то появляется из ничего. Сейчас мы, конечно, знаем, но вы все же попробуйте представить, какая энергия скрыта у нас под ногами! Сколько сотен и тысяч тонн должен весить весь этот мицелий, вся эта невидимая глазу грибница, чтобы вот так, всего за несколько недель, выбросить на поверхность земли сразу несколько тонн этих белых грибов. И только в этом лесу. Вот это энергия! Порой мне даже кажется, все умершие и умирающие на земле люди передают свою энергию мицелию. И лишь так потом возвращаются на землю. На поверхность земли… Тела богов, одним словом. И даже если люди сейчас улетают с Земли, они все равно будут на нее возвращаться. Как-нибудь в виде спор, или не знаю чего… Гринька! Эй! – не делая паузы, прокричал он куда-то в лес. – Гринь! Григорий Лексеич! Пойди-ко сюды!