Валентин Терешин - Протосеанс

• Название: Протосеанс
• Автор: Валентин Терешин
• Жанр: Детективная фантастика

В то самое время как Предписание, исходящее от Наружных Сил в порядке управления эвергетовской сплоткой, твердо возглашало в них Ubique daemon (дьявол повсюду), мы, «соболя», душа гражданства и всех порядков добрых, с врожденной страстью к охоте на хищников делаем свое дело без фраз и шума. И тем одним уже готовы доставить отечеству торжество над ненасытным врагом. Воздаяние за зло равным злом! – в этой точке зрения, на пункте исторической атаки, лежала наша страсть, а за нами – пехота, выстроившаяся в тонкую линию для стрельбы батальонным огнем…

---

     В этом городе из сна всюду дискриминация (почему – не понятно) по признаку пола. Всё женское проявление в нем мужчины отождествляют с натурой, и только с чувственно-патологическим. Активный же видеоряд с экранов телевизоров с утра и до ночи вколачивает сознанию населения представление о женском теле как об объекте  сексуального потребления, и мужики-сограждане превратились в такие неистовые «машины похоти», что женщины просто дичь для вседозволенных охотников. Но и молоденькие женщины и девочки – тоже не промах. Большинство сами принижают возможности разума и доверяются только созерцанию и практикованию низменных сексуальных инстинктов…

     Мы подумали, что, видимо, Те Начала, которые учредили в этом городе такой странный порядок, раскрутили до таких немыслимых скоростей карусель смертей и самый процесс надлома общества, что, собственно, путь от генезиса до распада стал отчетливо виден и не вооруженным глазом; даже гостю города, такому, как она, Уманцева, это только и вменялось. Колесо рождения приостановилось. Страх покинул людей, словно относились тут все по отношению к друг другу скорее к растительному, чем к животному миру. Кажется вожделение, поголовно прочитываемое в глазах встречных, упрямо подсказывало Наталье, что они тут есть плод подозрительного творения, и через слияние друг друга блудники не завещают городу ничего – ни жизни, ни надежды. Это был город – обреченных. Краткий период цветения заканчивался, и люди с красотой и энергией навсегда утратили и свою последнюю жизненную силу.

     Более подробно это выглядело так.

     …Уманцева вышла на ресторан. У него не было внушительного запоминающегося фасада, зато внутри отделка искрилась, как шампанское. Это и подманило Наталью. Она очутилась в огромном зале и заняла первый попавшийся ей на пути столик, определенно за черным искристым сукном… Поверх него стоял английский свинцовый хрусталь, богато декорированный алмазной гранью, а в конфетнице, с клеймом сатанинской канцелярии в гравированном серебре, виднелась бесхозная, сверченная в трубку, записка. Наталья распустила ее. Там был изображен какой-то  непонятный знак и надпись на русском языке: «На выходные двери, где стоят безносые привратники, буду указывать вам только Я». Она вздрогнула и выкинула записку под стол.

– Что это, простите, за кабак такой? – остановила Наталья семенящего мимо набриолиненного человека, исполняющего роль официанта.

     Он что-то промурлыкал, она ничего не разобрала, только гмыкнула и разглядела перед собой, на месте хрусталя, будто она давно тут лежала, папку-меню, в желтой добротной коже, поверх которой золотился буквенный знак из трех букв «Э» в плену окружности. Она раскрыла ее и близко поднесла к лицу.

– Хотите мясо морского черта или пресноводных креветок?.. – всплыл невесть откуда впереди нее мужской голос, кажется, тоже из местного персонала. – Только чтобы закуска хорошо усвоилась, позвольте посоветовать в качестве фермента – исключительно водочки.

– Не надо никакой водочки! – Наталья твердо запротестовала.

– Не хотите, как хотите! А может быть омлет с лисичками? – не оставлял её в покое тот же самый голос.

     Наталья до сих пор не поднимавшая на источник звука головы, робко выпрямила шею, а… на противоположенном  крае стола не увидела никого. Только какой-то локальный сгусток тумана, маскирующий, видимо, тело, перетекающий и мерцающий странными радужными цветами, а на месте лица – о, боже! – была знакомая до боли мозаичная полумаска, главным содержанием которой выступали пресловутые серо-перламутровые глаза! Да, те самые!..

– Чу! – совсем с не присущим ей сельским выговором вытеснила она из груди, напитав свой рассудок действительно испуганным недоумением.

– Лезь в парчу! – Овальный разрез глаз полумаски неожиданно сузился, и от него в разные стороны по залу покатился гомерический хохот – длинномерный, и только тогда, когда на этом самом месте, во сне то есть, ближе к рассвету, самый накал кошмара возвращал ее в реальность, Наталья испытывала подлинный страх, провоцируемый постоянством и авантюрным смыслом. Сон был одинаковый, наступал под утро, и проходил в считанные минуты; но после, как ни странно, не давал ощущения тяжелой головы. Но зато – Наталья это поняла – был чреват для одинокого, пережившего жуткое над собой преступление человека. И самое удивительное еще было то, что те же самые сны пережили, оказывается, и остальные – те, правда, пока не говорили нам об этом, но, надо сказать, именно поэтому мы отнесли это дело к разряду загадочных, к категории так сказать «СС» – суперсложное.

     Что же происходило?

     Почему так было?

     Что еще за бесстыдный полис?

     Словарный язык жителей города показывал, о чем думал народ – ни о чем.

     Ибо не было будущего.

– То, что вы страшитесь неизвестного, это нормально, – возобновил нужную роль утешителя Завражный после того, как мы выслушали Уманцеву. – Начитан, этому есть веская причина. Ведь при близком рассмотрении ее мы увидим, что она распадается на обстоятельства. Вот возьмем – если противник есть (то это будет – обстоятельство), и если он вооружен, а в данном случае он был вооружен невидимостью, – то это будет условие. То есть я хочу сказать голой причины-то не бывает. Вы сегодня и жертва и обстоятельства, и условия, и действия. Поэтому вы сметены, удрученное сознание пускает все ваши ночи под откос. Жутко, правдиво естественно.

– Ничего не поняла, но так или иначе – спасибо, – неохотно отблагодарила Уманцева.

– Некая сущность взяла вас всех под начал, – встрял Шувандин тоже с убеждением. – И вот что я скажу. Как охотник-бушмен метким броском закручивает бола вокруг шеи страуса, так и вы – в крепком надежном плену сейчас у своего птицелова. Поэтому хорошо бы умозрительно перерубить эту веревку. Да.

– Но мы не страусы, – вяло отозвалась над неудачными словами портретиста Уманцева. Она все поняла и обреченно вздохнула. – Все-таки почему  с нами? – тихо начала возмущаться она, когда краткая пауза стала для всех временем тишины для достаточных размышлений. – Ведь после того, что с нами произошло, я не в состоянии больше жить с прежним аппетитом. Я разбита в щепки и в свою очередь мобилизуюсь мстить. Улюлюкать над собой не позволю никому!

– Это слишком деликатная тема, – блистал сегодня на своей обычной высоте Завражный. – Сначала нужны обстоятельные анализы…

– Какие к лешему еще анализы?! – вскипела Уманцева.

– Вы возьмите себя, пожалуйста, в руки, – предложил негромко Соболев.

– Ваш страх заставляет действовать таким образом, – я точно понимаю, – еще больше самоувереннее сказал еще раз Завражный.

     Соболев вежливо попросил Прижимистого рассказать ей и ее подругам свою точку зрения об Эвергетове, исключительно ради осторожности и разборчивости в данном аспекте.

     Прижимистый был несколько удивлен, почему именно он, он не был готов и придал этой теме остановочный темп, и как он это умел один делать подпустил довольно много мрачных красок. (А что делать – у нас в агентстве не было принято отказываться от предоставляемого права говорить.)

– Объект описания не может заранее дан, – сердито сказал он. – И все-таки дело небезнадёга. Этому шалуну не пропишешь, конечно, как лекарство – ижицу. Моя бы воля…

     Соболев помог:

– Видите ли, пока мы подозреваем фрагментарность его существа, разорванность…

     Завражный огладил свою насандаленную до блеска лысую голову. Полковник заметил это и кивнул ему как можно незаметнее – говорите.

– С позиции популярной сегодня паствы субъект элементарно не чтит соборный разум и готов нацелено и дальше срывать чувственные сладострастия, как плоды для необходимости своего животного насыщения. У меня не было бы и желания пристегнуть к этой истории его психофизические параметры, как основной проводник его прегрешений…

– Ваши догадки могут быть и ошибочны и… преждевременны, – холодно ответила Уманцева, вовсе не впечатлившаяся от наукоемкого выступления. – В безнравственности Эвергетова есть что-то отвратно-нечеловеческое, чуждо-дьявольское мне. Это я знаю точно.

– Не знаю, что он себе там внушил, кого вывел себе в идеал… Но в конце концов, если всё так даже и обстоит, то я думаю всё равно – это лишь продукт индивидуально-мозгового зачатия. Личные так сказать завихрения. – Это сказал я.

– Может быть. Знаю одно, он в ответе за себя, за каждый свой шаг, как всякий за себя, и рано или поздно вы обязаны будете достать его.

     Я увидел, что Уманцева однозначно и всерьез готовила клятву.

– Наследил он довольно, да, – цыкнул громко зажигалкой Завражный и так же громко вернул ее в свой карман и пыхнул дымком «Честера».

– Что касается избирательности… – Он с определенным акцентом в своем живом взгляде оглядел красивую шевелюру Натальи. – Тут я затрудняюсь сказать что-нибудь определенное. Вы хороши дамочки, ничего не скажу… Может быть тут только в этом дело?