Александр Герасин - Диссиденты. История двух «дураков»

• Название: Диссиденты. История двух «дураков»
• Автор: Александр Герасин
• Жанр: Русское современное

Рассказ о судьбах двух друзей, которые часто говорили и поступали не так, как было принято в окружающем их мире, но героями не стали.

---

Диссиденты История двух «дураков» Александр Борисович Герасин

© Александр Борисович Герасин, 2016

ISBN 978-5-4483-4595-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Школа

Обстановка на уроке истории накалялась.

– Они же дети. Их нельзя было убивать, – сказал я.

Учительница истории Ирина Георгиевна, в школьном просторечье Историчка, тоже стала «заводиться».

– Ты не понимаешь, что если бы к ним пробились белые, то царская семья в целом, или любой, даже самый маленький её член, могли стать знаменем в борьбе с Красной Армией и тогда гражданская война затянулась бы, унеся в могилы значительно больше людей, чем их было в царской семье, – попыталась она мне объяснить.

Обычно Историчка в общении с нами использовала короткие, «рубленые» фразы. Произнеся же такой длинный текст, она, возможно, с непривычки остановилась передохнуть, чем сразу воспользовался Вовка.

– Убийство детей всегда считалось преступлением, – уверенно, назидательно и, как будто вколачивая гвозди, отчеканил Вовка, – а те, кто их убивал и те, кто отдавал приказ на убийство – преступники и должны быть наказаны. Здесь не может быть исключений.

– И даже для Ленина? – Раздался тихий, интеллигентный голос отличника Иосифа с передней парты

– Что для Ленина? – Не поняла сразу Ирина Георгиевна.

– Ну, если бы это Ленин приказал убить царских детей, – осторожно пояснил Иосиф.

Ирина Георгиевна, собираясь с мыслями, начала багроветь. Мы с Вовкой не были отличниками, и, соответственно, не были такими же умными и осторожными, как Иосиф. Долго не думая, для окончательной победы над Историчкой я добавил огонька вопросом: «Если, вот, преступниками оказались люди, которые тогда руководили нашей страной, и вся эта история рассматривалась бы на Нюрнбергском процессе, могли бы этих руководителей там назвать преступниками?»

Поднялся шум. Ирина Георгиевна решила восстановить контроль над классом.

– Та-ак, мне это всё надоело, я предупреждала… Сейчас три минуты до перемены класс сидит тихо, а Гаранин и Бекетов, – она указала пальцем на меня и Вовку, – идут со мной к Валентине Фёдоровне. Пусть она вам расскажет, кого считать преступником, а кого нет, пока вы сами ещё не стали преступниками. Хотя, думаю, что не долго осталось ждать: преступная дорожка у вас в головах уже наметлась.

С первых шагов на пути к директорскому кабинету Ирина Георгиевна стала нам рассказывать про наш аморальный облик, который в политическом плане, по её мнению, не соответствовал моральному облику строителя коммунизма, про школьную комсомолию, которая не справляется с нашим воспитанием и поэтому должна рассмотреть вопрос о нашем дальнейшем пребывании в комсомоле.

Историчка шла широким шагом, быстро и решительно. Для нас было очень трудно понять, какого она возраста. В нашей школе для учительниц той поры туго закрученный пучок волос на затылке, очки на носу и одна из двух или трёх тёмных костюмных пар из прямых пиджаков и юбок были типичным, как бы сейчас сказали, прикидом. Ирина Георгиевна вполне подходила под этот типаж. У некоторых других учителей такая одежда была чем-то вроде маскхалатов для фронтовых разведчиков. Пиджачки же Ирины Георгиевны полностью соответствовали её внутренней сущности. У нас с Вовкой уже начали расти бакенбарды и, соответственно, нам становилось интересным определение возраста представительниц женского пола и качественных показателей их фигур, но в отношении Исторички всё это было очень трудно. Мы тогда сошлись на возрасте от двадцати пяти до сорока пяти лет, что по нашим представлением можно было считать где-то рядом с глубокой старостью. Не вызывало также сомнений, что она была чуть выше среднего для женщин той поры роста, не толстой, а, даже, скорее жилистой. Увидеть большее под упомянутыми пиджаками, совершенно скрывавшими женские формы, было невозможно. Под ними была не фигура – там была Историчка. Историю СССР Ирина Георгиевна всегда доносила до нас с лёгким трепетом. Когда же темы касались Ленина, ЦК КПСС, роли товарища Никиты Сергеевича Хрущёва в боях за Мамаев Курган и, вообще, его выдающейся роли в победе советского народа над немецко-фашисткими захватчиками, её речь становилась очень волнительной и весомой, а сама Ирина Георгиевна, можно сказать, на глазах превращалась в пламенного трибуна.

Примерно в таком же наряде и находясь примерно в таком же неопределённом возрасте в школе появлялась учительница английского языка Татьяна Алексеевна с крепко привязавшемся к ней прозвищем Тыча. Прозвище не только было созвучно английскому слову teacher, но и вполне соответствовало оригинальной манере поведения Тычи на уроках. Она была пониже Исторички, но существенно подвижнее. Более того, её передвижения по классу напоминали непредсказуемые движения вихревых потоков в центре смерча: никогда не знаешь, куда с бешенной скоростью они ринутся в следующий момент. Отвлечься от темы урока и её передвижений по классу даже на мгновение было очень опасно потому, что именно в это мгновение с самого неожиданного направления перед тобой возникала Тыча, тыкала в соответствии с её кличкой в тебя пальцем и, уставившись своими огромными очками в ошеломлённую её внезапным появлением жертву, задавала какой-нибудь вопрос, как правило, на этом мало знакомом инглише. Надо было успеть понять, что она там спрашивает, и успеть ответить, обычно на том же чёртовом инглише. Если отвечал неправильно или медлил с ответом, то она быстро отскакивала в направлении следующей жертвы, а в своём блокнотике напротив твоей фамилии ставила минус. Если успевал пролепетать что-то с её токи зрения путное, то ставился плюс. В конце урока на базе этой «арифметики» иногда выводилась оценка. Те, к кому она так подскакивала, обычно здорово напрягались. Доходило до того, что даже у самого физически сильного в нашем классе и довольно жёсткого в драке человека Лёхи Круга в такие моменты начинала слегка дрожать нижняя губа.

Тыча никогда ни с кем не спорила, не повышала голос, но, переводя дух после её уроков, мы часто с удивлением обнаруживали, что приобретали много новых знаний не только о языке, но и о культуре, истории, экономике и просто о бытовых особенностях жизни англоязычных стран. Причём, все ученики нашего класса были уверены, что английский язык для них непостижим. Удивительная противоречивость этой ситуации заключалась в том, что большинство моих одноклассников, поступив после школы в различные вузы, долго не могли привыкнуть к тому, что по английскому языку оказывались в числе лучших студентов. Спустя пять лет после окончания школы Алексей Круглов, известный среди одноклассников и любителей бокса как Лёха Круг, увидел идущую ему навстречу красивую, модно одетую женщину под руку с представительным, интеллигентного вида мужчиной. Проходя мимо Лёхи, женщина мило улыбнулась и сказала: «Здравствуй, Лёша!». Судя по всему, весь его облик в тот момент демонстрировал удивление и растерянность. Но тут раздалось нечто до жути знакомое, на что надо было реагировать быстро и чётко: «How do you do?». Блокнотик с «арифметикой» крепко врезался в память всех моих школьных товарищей. Лёха не был исключением, поэтому ответил автоматически и быстро: «I am well. How do you do?». Даже произнеся это, он ещё не был в состоянии совместить крепко устоявшийся в памяти образ носящейся по классу Тычи, со стоявшей перед ним красавицей. Только почувствовав уже ставшую забываться позорную вибрацию нижней губы, и всё равно, сильно сомневаясь, он пробормотал: «Это вы, Татьяна Алексеевна? А где ваши очки?».

– Я вставила контактные линзы, – ответила Татьяна Алексеевна и даже слегка хохотнула.

Они поговорили, но недолго, поскольку все куда-то спешили: Татьяна Алексеевна шла с мужем оформлять кучу документов для работы в торгпредстве за границей, а Лёха опаздывал на тренировку в боксёрской секции.

Про Тычу я рассказал для того, чтобы развить тезис о маскхалатах и возможностях очень разного наполнения практически одинакового «прикида». Пользу от уроков Исторички мы с Вовкой так и не осознали и в отличии от Тычи вспоминаем её не часто.

ДОПОЛНЕНИЯ

При прохождении по второму этажу мимо стенда со школьной газетой мы все втроём уставились на висевшие над стендом плакаты. Кто-то в школе регулярно добавлял к содержавшимся в плакатах призывам несколько слов. Например, в плакате «Учиться, учиться и учиться – вот наша задача!» однажды после последнего «учиться» появилась вставка в виде приклеенной к плакату белой бумаги с текстом «как жениться, наплодиться и похорониться». Плакат «Ученье и труд всё перетрут!» был продолжен словами «и в первую очередь чрезмерно трудившихся». Очень не понравились администрации школы и особенно Историчке дополнения к плакатам «Партия – наш рулевой!» и «Партия – ум и честь нашей эпохи!». Перед словом «рулевой» дописали «подвыпивший», а во втором плакате после слова «Партия» появилась вставка «и Ирина Георгиевна».