В. Болоцких - История России. Том 2. XIX–XX века. Учебное издание

• Название: История России. Том 2. XIX–XX века. Учебное издание
• Автор: В. Болоцких
• Жанр: История

Это не совсем обычный учебник, по которому сдают экзамен, прочитав его. Чтобы понять настоящее и прогнозировать будущее, необходимо познать прошлое. Познать не как набор фактов, а как закономерности развития общества и государства, экономики, культуры, сознания в их взаимосвязи и противостоянии. Это книга для чтения медленного, вдумчивого. Она для тех, кто хочет, может и делает свою жизнь сам, не боится ответственности. В ней нет готовых выводов, окончательных оценок. Это – книга для размышлений

---

Постоянно подчёркивается, что декабристы, будучи дворянскими революционерами, боялись обратиться к народу. Почти никогда не отмечается, что эта субъективная боязнь имела объективную основу. Народ в России в то время не был готов к революции, к восприятию революционных призывов, руководящей роли революционеров. Локальные народные восстания 1818—1820-х гг. (особенно донские волнения), которые рассматриваются историками как некая «подоснова» движения декабристов, показали сохранение монархических иллюзий, веры в царя в крестьянских массах при откровенной враждебности к дворянству. Именно антидворянские настроения крестьян делали невозможным обращение декабристов к народу и ещё более невозможной поддержку декабристов народом. Именно это не позволило декабристам усвоить в полной мере опыт военных революций в Европе – чисто военными они там не были (вмешательство народных масс помогло войскам Риего и Квироги переломить ход событий в свою пользу на первых этапах борьбы в Испании; в Неаполе армия последовала за восставшим народом, закрепила его успех). Правда, декабристы-офицеры стремились сблизиться с солдатской массой и завоевать доверие солдат и это им удавалось, некоторые декабристы даже занимались обучением солдат, но открывать им свои цели вплоть до восстания декабристы опасались.

У декабристов появляются идеи, которые станут весьма специфическими для российского революционного движения – упование на всемогущее организованное государство, которое жертвует интересами отдельного гражданина во имя «наибольшего благоденствия» народного целого. Это особенно видно у Пестеля, который говорил о «благоденствии», «блаженстве», «счастье» государств или отдельных лиц, понимая под этими понятиями не охрану прав и свобод, не правовые гарантии независимости граждан, а обеспеченность существования, материальный достаток, хозяйственное процветание.

Но интересы отдельных людей, стремящихся к обеспечению своего «достатка», могут сталкиваться и сталкиваются, вызывая социальные конфликты и общественное неравенство. Вот здесь-то начинает действовать функция центральной политической власти, которая призвана умерять эти столкновения, обеспечивать более или менее справедливое распределение общественных благ, «защищать бедного от притязаний богатого». Государство может гарантировать индивиду различные права и свободы, не только «не затрагивать» их, но и всячески поддерживать, но лишь в той мере, в какой они направлены на получение индивидом «справедливой» доли общественного продукта. Государство предоставляет членам общества определённые политические права (влияние на ход управления, участие в выборах представителей в местные и центральные органы власти, право апелляции в государственные органы), но опять-таки постольку, поскольку они связаны с решением той же задачи «справедливого» распределения. Короче говоря, общий контроль за функционированием всего общественного механизма и право окончательного решения в каждом конкретном случае политический центр оставляет за собой, приобретая тем самым огромную и бесконтрольную со стороны граждан власть и создавая возможности для возникновения диктатуры и использования этой власти в личных целях небольшой группы лиц.

На то, что такой порядок будет означать известное ограничение прав индивида с точки зрения «нормальных» буржуазных конституций, Пестель возражал: зато будет обеспечена социальная справедливость. Выиграет не только народ, материальные интересы которого будут защищены, но и правительство (в смысле стабильности, прочности своего политического положения).89

При проведении революционных преобразований, при разрешении споров между гражданами, решающую роль у Пестеля должно было играть Верховное правление, а не суд. Чтобы это правление могло справиться со своими задачами, по расчётам Пестеля, требовалось в 30 раз больше жандармов, чем их было в действительности при в Николае I.90

Надежды на государство в достижении социальной справедливости и материального благополучия иллюзорны, что показывает опыт российской истории как до декабристов, так и после них, но эти иллюзии, ещё сохраняются.

7.5.2. Общественное движение второй четверти XIX в.

Поражение декабристов, усиление реакции порождали настроения пессимизма, безысходности в среде передовой общественности России николаевского времени, с одной стороны. А с другой – усиливали национально-патриотические чувства. Подъём национального сознания в России отмечается с 1812 г., он характерен и для декабристов. Но в последующую эпоху процесс роста национального самосознания становится ещё более явным, принимает порой преувеличенные формы, проникает в различные круги общества и идейные направления. Сравнение России и Европы, поиски закономерностей и смысла национальной истории, задача преодоления отсталости и вместе с тем специфика её решения в застойных социально-политических структурах николаевского самодержавия – эти темы приобрели в 1830—1840-е гг. особенное значение.

Национализм в России, как и в ряде других стран, близких ей по уровню и типу развития, был сложным явлением. Нация, национальное государство, национальное самосознание – это явления, присущие капиталистическому, рыночному обществу с единым национальным рынком, ярко выраженным региональным и отраслевым разделением труда, с достаточно высокой степенью свободы личности и с высокой степенью самосознания личности. В условиях слабого развития капитализма, при преобладании традиционных или полутрадиционных структур, этот тип национализма складывался как сложное сочетание не только буржуазных, но и докапиталистических и антикапиталистических элементов, причём не как их простое соединение, а как специфический идейно-культурный сплав, выполняющий определённую задачу – идейно обеспечить преодоление отсталости, служить импульсом развития. Для такого рода национализма всегда характерна двусмысленность: признание отсталости соседствует с отрицанием её, со всемерным возвеличиванием своей родины, её прошлого, её культуры, что выступает как своего рода идейно-духовная компенсация. Критическое отношение к отечественной действительности сочетается с искренней любовью к Отечеству, с глубокой верой в его будущее и в его историческое предназначение. Это как бы особое видение своей страны, особая призма, к которой прибегают всякий раз, когда реальная действительность начинает слишком резать глаза. Подобные национально-патриотические чувства питали П. Чаадаева, Герцена и Огарёва, славянофилов и западников, в явной и скрытой форме были они у других поколений российских революционеров и общественных деятелей, являлись (и являются) причиной преувеличения особенностей исторического пути России и ошибочных рецептов преодоления её отсталости и создания условий для материального и духовного благоденствия россиян.91

Русский национализм 1830—1840-х гг. имел общие черты вне зависимости от политических установок: всяческое подчёркивание самобытности России, её культуры, истории, национального характера, противопоставление России Западу. Идеи об евразийском характере Руси, где сплавились воедино Восток и Запад зародились именно в середине XIX в. Различия между западниками и славянофилами заключались не столько в том, что первые считали Россию частью Европы, а вторые особым миром, а в том, что западники полагали необходимым избавление от этой самобытности, переход на западный путь развития, а славянофилы выступали за сохранение этой самобытности, её дальнейшее совершенствование, даже в ущерб экономическому, особенно промышленному, развитию.

Тогда же формулируется и становится основой официальной идеологии формула Уварова «самодержавие, православие, народность». Эта формула также исходила из самобытности России, её принципиального отличия от Запада и, следовательно, из присущего только России особого пути. Идейно-духовной компенсацией идеи русских националистов (западников, славянофилов, Уварова, державников) являются потому, что именно во второй четверти XIX в. всё резче стало обозначаться отставание России в промышленном развитии. И это было отставание не просто в объёмах производства, а отставание качественное, технологическое, отставание цивилизационного порядка.

Западная Европа выходила на принципиально новый уровень состояния общества, основанного на машинном производстве, городской культуре, рыночных отношениях, на новых степенях свободы индивида. Растущее отставание России угрожало самому её статусу великой державы, а в перспективе маячило превращение в колониальный, сельскохозяйственно-сырьёвой придаток промышленно развитых стран. Даже в сфере хлебной торговли в Европе российских производителей всё активнее стали теснить свободные североамериканские фермеры. Серьёзность этой угрозы продемонстрировало не просто поражение в Крымской войне, а ставшее явным громадное преимущество капиталистических стран в военном отношении: в вооружении, организации армии, транспорте. Растущий разрыв от западных стран мог поставить Россию в один ряд со многими государствами Азии, такими как Турция, с которыми только и была сравнима российская военная машина. И встал выбор: или засучив рукава, работать, вызволить созидательную энергию производительных слоёв общества, или успокаивать себя рассуждениями об особом характере исторического пути России, самобытности русского национального характера. Но жизнь не терпит иллюзий, промышленное развитие невозможно без пролетаризации крестьянства, роста и преобладания городов и городской культуры, принципиально отличной от патриархальной крестьянской культуры. И только Крымская война заставила самодержавное государство пойти на некоторую модернизацию экономической и социальной жизни страны. В период реформ Александра II отходит на второй план уваровская формула самобытности, приходят в упадок славянофильские теории и вновь они оживают во время реакции и контрреформ Александра III.